Страница 92 из 184
В высшей степени разнообразно сложились жизненные пути братьев Капнист. Николай первым вернулся на родину, на Украину, женился на женщине, избранной для него матерью, и с экономической точки зрения был самым успешным среди четверых братьев. Андрей, самый умный из них, лишился рассудка, пережив несчастную любовь к императрице, в то время как красавец Петр поспешно оставил службу и бежал за границу, лишь только узнав, что Екатерина обратила на него свое внимание. Многие годы он прожил в Англии, Голландии и Франции, женился на англичанке и вернулся на Украину радикальным приверженцем Просвещения и атеистом. Воодушевленный Французской революцией, весной 1791 году он отправился в Париж и поступил в королевскую гвардию, где и служил вплоть до провозглашения республики 10 августа 1792 года{941}.
Василий же в 1775 году, будучи 17 лет от роду, опубликовал отдельным изданием на французском языке похвальный гимн Екатерине II — патриотическую оду, где превозносил императрицу как победительницу и миротворицу после Кючук-Кайнарджийского мира{942}. С точки зрения политической подоплеки оды интересно, что юный Капнист, как и целый ряд других русских и эмигрировавших в Россию греческих поэтов{943}, с самого начала войны именно с Россией ассоциировал европейскую миссию против османов: «[Неустрашимое оружие] смертоносных сих когорт заставляло некогда дрожать весь мир. Кровью и резней, огнем и разбоем ввергли они Грецию в оковы»{944}. Естественно предположить, что греческое происхождение Капниста подвигло его занять эту идеологическую позицию. Тем не менее он и позднее возвращался к идее непосредственной связи между греческой и восточнославянской культурами в различных контекстах, стремясь обнаружить европейские корни России. Последней не только открыт путь к богатствам Арабского Востока, но «прорастают посевы законов, искусств и наук в наших градах и весях»{945}. Счастливая эра Екатерины вернула вместе с миром и «золотой век». С этой публикацией Капнист, подавший в июле 1775 года прошение об отставке с военной службы, связывал надежды на свое профессиональное становление как поэта{946}. Получать необходимый для жизни доход от своего творчества он не мог, поэтому так и остался впоследствии зависимым от тех доходов, что приносил крестьянский труд на принадлежавших его семье землях.
Капнист стал известен в 1780 году, опубликовав свое первое русскоязычное произведение — полемическую сатиру, направленную против некоторых писателей и стихотворцев. Однако еще раньше он стал постоянным, любимым и, несмотря на свою молодость, уважаемым членом неформального кружка, состоявшего из примерно двенадцати дружных между собой и увлеченных общением поэтов, художников, архитекторов и композиторов. С середины 1770-х годов кружок кристаллизировался вокруг разносторонне одаренного Н.А. Львова, а с 1779 года — вокруг Г.Р. Державина: «…ни единства политических взглядов, ни единства литературного пути в этом — как его называют — “кружке Державина” не было»{947}. В. Капнист, И. Хемницер и, возможно, Михаил Николаевич Муравьев — их блестяще образованный ровесник — принадлежали к ядру этого кружка, который несомненно можно обозначить как одно из нескольких «обществ» Капниста, потому что одновременно он оставался укорененным в элите своей украинской родины. Из-за языка, на котором он говорил, и его высказываний о своей родине в столице он считался «малороссиянином»{948}. От этого периода его биографии до нас дошло лишь незначительное число принадлежащих его перу свидетельств о собственном интеллектуальном развитии, сведений о круге дружеского общения и участии в общественной и культурной жизни Петербурга. У членов кружка были точки соприкосновения с масонами, однако и Державин, и Капнист всю жизнь сохраняли дистанцию по отношению к ним{949}. На фоне других литературных объединений, возникавших в Москве и Петербурге начиная с 1730-х годов и находившихся на грани между домашней или частной и публичной сферами, кружок Львова отличался тем, что поэтические произведения здесь не только читались, но и — в соответствии с правилами искусства — беспощадно критиковались. С одной стороны, мерилом оставался классицизм, с другой — на уровне дискуссий и поэтической практики шел поиск новых эстетических и этических ориентиров в профессии поэта, процесс индивидуализации и эмоционализации творчества, развития «чувствительности». Как характерную черту внутренней структуры кружка не в последнюю очередь следует отметить, что друзья Державина, более молодые и лучше образованные, признавали художественное дарование своего старшего товарища, бескорыстно содействовали ему и участвовали в редактировании его од{950}. Свою дружбу Львов, Капнист и Державин закрепили женитьбой в 1780, 1781 и 1795 годах на трех из четырех дочерей Андрея Афанасьевича Дьякова, обер-прокурора Сената в чине бригадира. В благородном петербургском обществе его дочери служили эталоном красоты и образованности. Правда, Львов и Капнист не без труда вошли в домашний круг Дьяковых{951}. Тем не менее члены кружка не испытывали недостатка в содействии со стороны высоких сановников и богатых меценатов. Мы не ошибемся, если добавим, что отношения между поэтами и меценатами не исчерпывались «сервилизмом», но были принципиально ориентированы на взаимную выгоду в полном соответствии с античными образцами{952}. Границы дозволенной похвалы и «сервилизма» — одна из тем, о которых дружеский круг Львова и Державина при участии Капниста также мог вести ожесточенные споры. Львов и Хемницер были протеже Михаила Федоровича Соймонова — президента Берг-коллегии — и Петра Васильевича Бакунина-Меньшого — члена Коллегии иностранных дел, а Капнист — Александра Андреевича Безбородко. Последний был обязан своим местом статс-секретаря киевскому генерал-губернатору Петру Александровичу Румянцеву, чью малороссийскую канцелярию он возглавлял и связь с которым сохранил{953}. Через некоторое время Державин получил покровительство одного из самых высоких сановников империи — генерал-прокурора Александра Алексеевича Вяземского. Затем он и сам достиг высокой должности статс-секретаря и с наступлением следующего столетия стал центром притяжения для расширяющегося круга поэтов и писателей, почитавших старика{954}. Еще прежде, в 1783 году, Вяземский содействовал попаданию поэта и масона Александра Васильевича Храповицкого на должность секретаря «у личных дел Ее Величества», так что три члена этого открытого внешнему миру круга, если считать мецената Безбородко — с 1775 года — и Державина — с 1791 года, — были призваны в императорский кабинет. Это был не только ответственный пост, предполагавший ежедневное общение с Екатериной, но и важнейшая государственная должность в силу участия секретаря в принятии политических решений. Поэтому кандидаты на нее должны были обладать выдающимися интеллектуальными способностями и по возможности не принадлежать к ведущим аристократическим фамилиям{955}.
Благодаря полученному в гвардии образованию Капнист стал вхож в одну из групп просвещенного, близкого к правительству и ко двору дворянского общества столицы, и, конечно, он мог бы, подобно его друзьям, использовать имевшиеся в этой развитой сети шансы для своего выдвижения и обеспечения себе уверенного положения в будущем{956}. Вместо этого в конце 1780 года он вернулся обратно в Обуховку. Женившись в начале 1781 года, он, как и планировал, прочно обосновался в своем поместье[148]. К возвращению на Украину Капниста подвигла, очевидно, смесь рациональных и эмоциональных мотивов. Во-первых, жизнь представителя leisure class в Петербурге была выше его экономических возможностей. Во-вторых, он должен был наконец сам позаботиться о своих хозяйственных делах. В-третьих, его любимый брат Петр вернулся домой после длительного пребывания за границей. В-четвертых, Василий любил свою украинскую родину. В-пятых, к этому времени уже остро стоял вопрос о том, имело ли смысл сопротивление наметившейся окончательной интеграции Гетманщины в Российскую империю, или же преобразование Малороссии в одно из наместничеств империи позволяло надеяться на открытие на родине привлекательных вакантных должностей. В-шестых, Капнист искал подходящих условий для поэтического труда.
вернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернуться148
Поскольку начиная с 10 августа 1781 года письма Капниста к жене Александре направлены из разных мест Украины в Обуховку, а 18 сентября он упоминает, что она ждет ребенка, то указанную Д.С. Бабкиным и заимствованную у него многими авторами дату женитьбы Капниста — зима 1781 года (Бабкин Д.С. Капнист. С. 18) — следует понимать как начало 1781 года.