Навеки Элис

— Спасибо за теплые слова. Знаешь, я не так уж хорошо помню эти дни. Но рада, что ты помнишь обо мне все эти вещи.

Он подал ей белый конверт.

— Вот, я написал это для вас, все, что я только что сказал, так что вы при желании всегда сможете прочитать это и узнать, что вы сделали для меня, даже если не сможете об этом вспомнить.

— Спасибо.

Они с гордостью держали в руках свои конверты: он — красный, она — белый.

Мужчина постарше и поплотнее Дэна и две женщины, одна намного старше другой, присоединились к ним. Мужчина держал поднос с тонкими бокалами, в которых было шипучее белое вино. Молодая женщина подала каждому по бокалу.

— За Дэна, — сказал мужчина и поднял бокал.

— За Дэна, — хором поддержали остальные, чокнулись и пригубили вино.

— За удачное начало, — добавила Элис, — и финиш в высшей лиге.

Они ушли от тентов, от старых зданий из кирпича, от людей в мантиях и бархатных шапочках туда, где было тише и не так людно. Какой-то человек в черной мантии с радостным криком налетел на Джона. Тот остановился и отпустил Элис, чтобы пожать ему руку. Элис по инерции продолжала движение вперед.

В какую-то растянувшуюся во времени секунду она притормозила и встретилась глазами с женщиной. Она была уверена, что не знакома с ней, но в том, что их взгляды встретились, был какой-то смысл. У женщины были светлые волосы, телефон возле уха и большие голубые испуганные глаза за стеклами очков. Женщина была за рулем автомобиля.

А потом капюшон вдруг сдавил Элис горло, и ее отбросило назад. Она упала на спину и ударилась головой о тротуар. Падение было неожиданным и болезненным, мантия и бархатная шапочка немного смягчили удар.

Рядом с ней опустился на колени мужчина в темно-розовой мантии.

— Извини, Эли, ты в порядке? — спросил он.

— Нет, — ответила она, села и потерла затылок рукой.

Она ожидала увидеть на ладони кровь, но крови не было.

— Прости меня, ты вышла прямо на дорогу. Эта машина чуть не сбила тебя.

— С ней все в порядке?

Это была женщина из машины, у нее все еще были большие от страха глаза.

— Думаю, да, — сказал мужчина.

— О господи, я могла убить ее. Если бы вы не выдернули ее с дороги, я бы наверняка ее сбила.

— Все в порядке, вы никого не убили, думаю, с ней все в порядке.

Мужчина помог Элис встать. Он ощупал и осмотрел ее голову.

— Думаю, ничего страшного. Может быть, болеть будет. Ты можешь идти? — спросил он.

— Да.

— Я могу вас куда-нибудь подвезти? — спросила женщина.

— Нет-нет, спасибо, все хорошо, не надо, — сказал мужчина.

Одной рукой он обнял Элис за талию, а второй взял под локоть. Она шла домой с добрым человеком, который спас ей жизнь.

Лето 2005 года

Элис сидела в большом и удобном белом кресле и ломала голову, разглядывая настенные часы. В таких часах, со стрелками и цифрами, было гораздо труднее разобраться, чем в тех, где были только цифры.

— Который сейчас час? — спросила она мужчину, который сидел в другом кресле.

— Почти три тридцать.

— Думаю, мне пора домой.

— Ты дома. Это твой дом на Кейп-Код.

Она оглядела комнату: белая мебель, на стенах пейзажи с маяками и пляжами, огромные окна, за окнами маленькие, похожие на веретено деревца.

— Нет, это не мой дом. Я не здесь живу. Я хочу пойти домой.

— Мы вернемся в Кембридж через пару недель. Мы здесь отдыхаем. Тебе здесь нравится.

Мужчина в кресле продолжил читать книгу и пить свой напиток. Книга была толстая, напиток — со льдом, золотисто-коричневый, как ее глаза. Он получал удовольствие, поглощая и то и другое — книгу и напиток.

Белая мебель, пейзажи с маяками и пляжами на стенах, огромные окна, за окнами маленькие, похожие на веретено деревца — все это было чужим для нее. И звуки она тоже не узнавала. Она слышала птиц, такие птицы живут у океана; слышала, как стукаются кусочки льда о стекло, когда мужчина в кресле пьет свой напиток; слышала, как он сопит, когда читает, и как тикают часы.

— Мне кажется, я здесь уже достаточно погостила. Я хочу поехать домой сейчас.

— Ты дома. Это твой дом для отпуска. Сюда мы приезжаем, чтобы отдохнуть и снять напряжение.

Это место не выглядело как ее дом, и звуки здесь были не такие, как дома, и она не чувствовала себя на отдыхе. Мужчина, который читал и пил в большом белом кресле, сам не знал, что говорит. Вероятно, он был пьян.

Мужчина сопел, читал и пил, а часы тикали. Элис сидела в большом белом кресле, слушала, как уходит время, и мечтала о том, чтобы кто-нибудь забрал ее домой.

Она сидела в одном из белых деревянных кресел на веранде, пила холодный чай и слушала отрывистые крики невидимых лягушек и трескотню ночных букашек.

— Эй, Элис, я нашел твое колье с бабочкой, — сказал мужчина, которому принадлежал дом.

У него в руках была бабочка на серебряной цепочке. Он покачивал ее перед Элис.

— Это не мое, это мамино колье. И оно особенное, лучше положи его на место, нам нельзя с ним играть.

— Я разговаривал с твоей мамой, она сказала, что ты можешь взять его себе. Она его тебе подарила.

Она смотрела ему в глаза, наблюдала, как движутся губы, изучала язык тела и пыталась понять, что им движет. Но послушание отступило перед красотой, и сверкающая голубая бабочка соблазнила ее до того, как она успела убедиться в искренности мужчины.

— Она сказала, что я могу взять ее себе?

— Угу.

Он перегнулся через нее и застегнул колье на ее шее. Она пробежала пальцами по драгоценным камням на крыльях бабочки, по серебряному тельцу, коснулась бриллиантов на кончиках усиков. Радостная дрожь пробежала по всему ее телу.

«Энн умрет от зависти».

Она сидела на полу в спальне, где ее укладывали спать, и разглядывала свое отражение в высоком, от пола до потолка, зеркале. У девочки в зеркале были темные круги под запавшими глазами, кожа на лице обвисла и была вся в пятнах, в уголках глаз и поперек лба — морщины. Широкие неаккуратные брови надо было подщипать. Густые волнистые волосы были черными, но и седина бросалась в глаза. Девочка в зеркале была страшной и старой.

Она пробежала пальцами по щекам, по лбу, ощупывая пальцами лицо и лицом — кончики пальцев.

«Это не могу быть я. Что случилось с моим лицом?»

Она отыскала ванную комнату и щелкнула выключателем. В зеркале над раковиной она увидела тот же образ. Ее золотисто-коричневые глаза, ее строгий нос, ее губы сердечком, но вот все остальное было гротескно и неправильно. Она провела пальцами по гладкой холодной поверхности зеркала.

«Что случилось с этими зеркалами?»

Запах в ванной тоже был неправильным. У нее за спиной на застеленном газетами полу стояли стремянка и ведерко с кистью. Она села на корточки и принюхалась. Потом сняла крышку с ведерка, обмакнула туда кисть и смотрела, как густая белая краска капает со щетины.

Она начала с тех, которые, как она уже убедилась, были дефектными. Одно — в ванной комнате, второе — в спальне, где она спала. Закончила она, только когда нашла еще четыре и закрасила их все белой краской.

Она сидела в большом белом кресле, а мужчина, которому принадлежал дом, сидел в другом таком же. Он читал книгу и пил напиток. Книга была толстая, а напиток — золотисто-коричневого цвета со льдом.

Она взяла с кофейного столика книгу, которая была даже толще, чем та, которую читал мужчина, и начала ее листать. Ее глаза останавливались на схемах из слов и букв, которые стрелками, пунктирами и маленькими предупреждающими знаками были связаны с другими словами и буквами. Она листала страницу за страницей и проговаривала отдельные слова — растормаживание, фосфорилирование, гены, ацетилхолин, первичный, быстротечность, морфемы, фонологический.

— Кажется, я уже читала эту книгу раньше, — сказала Элис.

Мужчина взглянул на книгу, которую она держала в руках, потом на нее.