Страница 9 из 23
Я заметила, как Каушен вздрогнула, когда услышала вопрос. Чтож, это был ответ. Смысл его задел. Неужели она посвятила эту фрейлину в свои секреты, которые не доверила даже мне? Или фрейлина дошла до всего своим умом? Ничто из этого не имело значения. Кто-то знал, или, по крайней мере, подозревал. В моем сердце поднялся холод, и дитя во чреве тяжело заворочалось. Моей госпоже угрожала опасность, которую я игнорировать не могла. Я была дурой, если не заметила этого раньше. Склонив голову к вышиванию, я сквозь ресницы осмотрела женщин, собравшихся в комнате. Некоторых в ее окружении я никогда ранее не видела.
Ну конечно же.
Любой посвященный в такой секрет, любой, кто задал прямой вопрос, может потом использовать это знание в качестве рычага для повышения социального статуса. Мне было больно видеть, что Каушен была загнана как олень, окруженный сворой гончих. Я поклялась себе, что сделаю все возможное, чтобы исправить положение. Я просто кипела в кротком молчании от желания убить их всех.
Но перво-наперво необходимо было разобраться с мастером конюшен. Он и его Пятнистый Жеребец должны быть отосланы куда-нибудь, где он бы никогда, словом или взглядом, не смог бы предать принцессу. Если бы я была мужчиной, то, возможно, задумалась бы о способах его убить. Но я была женщиной, а лукавство — лучшее женское оружие, как учила меня моя матушка. Итак, я подождала до следующего утра, когда она выглянула из окна, напевая себе под нос, пока Лостлер, стоя во дворе конюшен, седлал Пятнистого Жеребца. Ни одной фрейлины не было поблизости, и я встала рядом с ее локтем и мягко сказала:
— Я знаю, Вас огорчает вид коня, и знаю, что Вы не можете покататься на нем верхом. Вскоре Вы будете матерью, и после этого наконец королевой Шести Герцогств. Я знаю, что Вы больше не считаете его подходящим скакуном для себя. Вам следует продать его так же, как когда-то купили. Уберите его из своей жизни и мыслей. Как только его не станет, Вам не будет нужды смотреть на него и вспоминать свои дикие приключения с ним.
Я говорила очень осторожно и смотрела только на лошадь, но знала, как она воспримет мои слова. Я почувствовала ее колебания, когда она произнесла:
— Возможно, мне действительно следует так поступить.
Так я подтолкнула ее к действиям.
— Лошадиная ярмарка продлится еще три дня. Будьте решительны, моя королева. Отошлите его отсюда, из Вашей жизни. Не дайте никому увидеть Ваших сожалений, и все увидят Вашу силу в данном решении. Они увидят, что Вы по-настоящему готовы оседлать трон вместо Пятнистого Жеребца. — Она все еще молчала и просто смотрела, но ее боль отразилась в ее сверкающих глазах. Мне пришлось надавить сильнее. — Позвольте всем увидеть Вас стоящей в гордом одиночестве и сильной, не полагающейся ни на кого в своих решениях.
Ее взгляд пал на меня, затем опустился к моему животу. Она сжала губы в тонкую линию и ничего не сказала. Мгновение спустя она решительно прошла по комнате к шнурку колокольчика и вызвала пажа. Она была немногословна.
— Я решила продать Пятнистого Жеребца на лошадиной ярмарке. Он отойдет по первой же цене независимо от предложения. У нас более чем достаточно особей его породы в Баккипе. Пришло время с ним расстаться. Хочу, чтобы его отправили туда незамедлительно.
Мальчик поклонился.
— Я немедленно сообщу мастеру конюшен.
Наследная принцесса покачала головой.
— Нет. Не беспокой его по этому делу. Он будет спорить, а это уже окончательное решение. Пусть замковый кузнец справится с этим. Привяжет коня к телеге и отведет на рыночную площадь. Так он не сможет высвободиться.
— Как пожелаете, Ваше Высочество.
Мальчик ушел, и Каушен вернулась к окну.
Кузнец не питал симпатий к мастеру конюшен Лостлеру. Он приходился братом предыдущему мастеру конюшен, которого заменила наследная принцесса, поэтому он затаил обиду на человека, оставившего его брата без места и средств к существованию. Все это знали. И когда паж передал тому повеление наследной принцессы, я уверена, тот не стал тянуть время, отложил свой молот, повесил фартук и прикатил свою тяжелую кузнечную телегу во двор конюшен.
Мы видели, как он подтянул свою телегу и шагнул в конюшню. Он нес длинную цепь. Он был массивным мужчиной, высоким и мускулистым. Лостлер отложил свои гвозди обратно в стойло и работал с молодыми кобылками на тренировочном дворе. Кузнец не остановился, чтобы поговорить с ним. Мы были высоко над конюшнями, но даже мы услышали гневное ржание жеребца. Каушен оперлась на каменный подоконник, глаза широко раскрыты на бледном лице, губы сжаты. Боль в ней боролась с удовлетворением от мести. Я понимала, что она намеревалась сделать. Она продаст связанного с Лостлером Уитом друга, оторвав от Лостлера того, кого он любил, так же, как, по ее мнению, он разорвал ее любовь к нему.
Послышалось ржание другой лошади, и мы увидели Лостлера, поспешно зовущего грума, чтобы тот забрал кобылу. Мастер конюшен развернулся и метнулся назад в конюшни. На протяжении трех вздохов все вокруг было спокойно. Грум собрался уводить кобылу, а конюх подошел к двери с тележкой, полной корма, два молодых подмастерья с метлами на плечах следовали за ним.
Но спустя мгновение мальчики и мужчина с тележкой, пятясь, высыпали во двор. Мы слышали крики и видели людей, бегущих к конюшням и от них. Еще мгновение спустя, прилипшие друг к другу, появились Лостлер и кузнец. Кузнец тащил Лостлера за отворот рубахи. Лицо мастера конюшен было в крови, но он все еще дрался, отпуская бесстрастному кузнецу удар за ударом. Можно было услышать злобное ржание жеребца из конюшни. Кузнец поставил мастера конюшен на ноги, отвесил ему мощный удар в лицо и презрительно бросил его в дорожную пыль. Лостлер безвольно упал на землю. Кузнец, даже не посмотрев на него, зашагал обратно к конюшням.
Решимость Каушен подвела ее.
— Лостлер! Нет! Что же я наделала? — вопила она, смотря на неподвижное тело мужчины. Потом, двигаясь быстрее, чем обычно в течение последних недель, она оторвалась от окна и побежала через комнату. Она была уже за дверью, когда я все еще пялилась ей вслед. К тому времени, как я достигла коридора, она пробежала полпути вниз по лестнице так, как не следует беременным женщинам.
— Моя королева, подумайте о ребенке! — я кричала ей вслед, но она не остановилась. Я подобрала юбки и побежала за ней, сдерживаемая своей собственной тяжестью.
Я не была такой же быстрой, как она. Я уже выдохлась, когда достигла подножия лестницы. Лучшее, на что я была способна, была быстрая ходьба, но когда я услышала ее крики, то сжала зубы и побежала снова. К тому времени, как я прибежала во двор конюшен, собралась толпа. Я грубо прокладывала себе путь через бесполезных, орущих людей, и все равно было слишком поздно.
Тяжело было понять, что за чем тут произошло. Я видела кровь, хлеставшую из груди Пятнистого Жеребца, который мелькая подковами взвился на дыбы. Он кричал, но скорее от гнева, чем от боли. Королева-в-ожидании, заслоняясь от него руками, вжалась в грязь рядом с телом Мастера Конюшен. Тот умирал. Она пыталась уложить его к себе на колени, но он протягивал руки к Пятнистому Жеребцу. Когда он снова откинулся, при смерти или уже мертвый, я увидела, как кровавый цветок расцветает у него не груди. Тело его билось в судорогах от боли, кровь была как яркая алая роза на светлой рубахе. Над Королевой-в-ожидании стоял кузнец, заслоняя ее от разъяренного Пятнистого Жеребца, сжимая в сцепленных руках вилы, изготовившись к следующей атаке. Зубцы вил были окровавлены.
Внезапно я догадалась: лошадь напала, а кузнец отбивался, и тут досталось Мастеру Конюшен. В ужасе я увидела, как лошадь опустилась, встречая его выпад. Вилы глубоко вошли в грудь жеребца, выскользнув из рук кузнеца, когда конь навалился на них. Рукоятка вил со страшной силой ударила кузнеца. Вскрикнув напоследок, умирающий конь свалился на расстоянии протянутой руки от Каушен. Кровь потоком лилась из его ран под стихающие стоны. Кровавые брызги с черной и белой сторон его шкуры насквозь пропитали платье королевы. Почувствовав их на своей коже, она вскрикнула, словно ее обдало кипятком, и бросилась на грудь Лостлера, словно хотела его заслонить.