Страница 10 из 13
— Какая церковь? — спросил Майкл.
— Церковь Всадников небесных, — сказал Тиг, когда они подошли к крыльцу. — Наши родные, которые умерли раньше — мы считаем, что они все проехали сегодня на небесных конях через врата Рая, но это не так сильно утешает, как должно бы.
Глава 9
Нэнси Поттер, жена мэра Рэйнбоу Фоллс, была поначалу недовольна расположением двадцати шести фарфоровых статуэток, стоявших на трех полках за стеклянной витриной в гостиной Поттеров. В течение часа ее недовольство превратилось в раздражение, которое выросло в злость, обострившуюся до ярости. Если бы фарфоровые статуэтки были настоящими людьми, она бы их всех убила; она бы выпустила им кишки, оторвала головы и сожгла.
Если бы настоящая Нэнси Поттер не была мертва, эта Нэнси Поттер избила бы ее до смерти — прежде всего, за то, что та купила эти статуэтки. Три полки с двадцатью шестью фарфоровыми фигурками просто невозможно было привести в порядок так, чтобы они радовали глаз. Во-первых, когда она пыталась расположить одинаковое количество на каждой полке, то лучшим вариантом было: девять, девять, восемь. Во-вторых, идеальным количеством для каждой полки, чтобы гарантировать, что она не будет выглядеть слишком пустой и слишком нагруженной, было двенадцать. Она могла заставить их выглядеть сносно при одиннадцати на полку, но для этого ей все еще не хватало семи статуэток. Настоящая Нэнси Поттер, очевидно, не беспокоилась о необходимости наличия симметрии во всем, о порядке и балансе.
Каждый Член коммуны понимал, что идеальная симметрия, абсолютный порядок, баланс и согласованность были важными правилами. Множество важных правил, ни одно из них не было более важным, чем другое: постоянная концентрация, эффективность, безусловное равенство, согласованность, покорность Создателю коммуны, принятие холодного рассудка и отторжение сентиментальности…
Настоящая Нэнси Поттер была типичным человеком, недостаточно концентрирующимся, неэффективным. Что уж говорить о сентиментальности! Эти двадцать шесть фарфоровых статуэток были ангелами. В течение часа, которые репликант Нэнси потратила, пытаясь навести симметрию на полках, росло ее отвращение не только к отсутствию порядка, но и к этим всем слащавым, сентиментальным, безвкусным, бессмысленным ангелам в их приводящих в бешенство позах тупого притворного поклонения и тупой самодовольной набожности. Они — оскорбление разума, удар по интеллекту и преступление против эффективности. Если бы настоящая Нэнси Поттер была здесь, Член Коммуны Нэнси избила бы ее до смерти, но до этого впихнула бы всех этих долбаных фарфоровых ангелов в долбаный рот женщины или в какое-нибудь другое долбаное отверстие.
Раздраженная, она кинула двух ангелов на пол и топтала их, пока они не стали бесполезным мусором. В результате осталось двадцать четыре фигурки, по восемь на полку: баланс. Они, тем не менее, все еще оставались ангелами, да и полки выглядели слишком пустыми, чтобы радовать глаз. Она сорвала еще две фарфоровые фигурки с витрины, кинула на пол и топтала их, топтала, а затем еще две, и еще две. Уничтожение этих слезливых безделиц принесло ей интеллектуальное удовлетворение, огромное удовлетворение, сокрушение таких примитивных символов полного невежества. Она презирала их, эти мерзкие маленькие крылатые тотемы, она ненавидела их, и она ненавидела глупых людей, которые их коллекционировали. Они должны умереть, всех до одного невежественных людей необходимо ликвидировать, потому что с ними умрут и их идиотские фантазии, их дебильные, неразумные, иррациональные, глупые, тупые, безрассудные, слабоумные, незрелые убеждения, идеи и надежды. Все до одного самодовольные, самообманывающиеся мужчины, женщины и дети должны умереть — особенно, дети, они хуже всего, эти мерзкие выделения от невообразимо грязного биологического процесса — их всех нужно растоптать, растоптать, разломать, раздробить, ИЗМЕЛЬЧИТЬ ДО МЯСНОЙ ПАСТЫ!
Из арки между гостиной и холлом нижнего этажа Ариэль Поттер сказала:
— У тебя не навязчивая идея?
Это была ненастоящая Ариэль, которой было четырнадцать лет. Та Ариэль была мертва. Эта Ариэль была светловолосой и голубоглазой, как и другая; но она была запрограммирована и произведена немногим более девяти дней ранее.
— Потому что если у тебя навязчивая идея, я должна сообщить о тебе нашему Создателю. Он должен тебя отозвать.
Члены Коммуны были эффективными и сконцентрированными, как машины. Эффективность приравнивалась к морали; неэффективность была единственным грехом, который мог быть у таких, как они. Единственное, что могло привести кого-либо из них к неэффективности — навязчивая идея, к которой некоторые из них были предрасположены. Не многие. Склонность к навязчивой идее легко распознавалась техническими специалистами Улья в течение трех дней после их создания. Техники распознавали 99,9 процентов этих дефектных образцов и возвращали обратно в состояние материнской массы, из которой все они создавались. После того, как каждый урожай Членов коммуны был протестирован, вероятность помешательства вне Улья была практически нулевой.
Тем не менее, каждый отдельный такой представитель, действующий в мире за пределами Улья, может сломаться так сильно, что это сможет заметить человек. Следовательно, каждая невыявленная навязчивость может выдать существование расы Членов коммуны и может предупредить человечество о секретной войне, ведущейся против них.
— У меня нет навязчивости, — сказала Нэнси.
Ариэль одарила ее безликим, бесстрастным взглядом, так как они были абсолютно равноправными.
— Тогда что ты делаешь?
— Я устраняю хаос и навожу порядок в этом ужасно беспорядочном доме.
Ариэль обвела взглядом разбитые вдребезги фарфоровые фигурки на полу.
— По мне, так это не похоже на порядок. В чем я ошибаюсь?
Широким жестом Нэнси показала на оставшихся на полках ангелов, а затем ее раскрытая рука превратилась в сильно сжатый кулак, которым она потрясла.
— Сначала я должна уничтожить эти дурацкие иконы. Здесь обычная логика. Это безвкусные символы абсурда и беспорядка. Когда я совершенно, окончательно и навсегда уничтожу эти омерзительные, жалкие, отвратительные иконы, то, конечно, соберу каждый осколок, кусочек, обломок, каждый след пыли, и гостиная тогда станет упорядоченной, спокойной, опрятной.
Ариэль изучала Нэнси в тишине в течение полуминуты, а потом сказала:
— Разве чрезмерное использование прилагательных и наречий не показатель навязчивого расстройства?
Нэнси обдумала вопрос. В отношениях между Членами коммуны предполагалась сила интеллекта и правдивость. Разрушение ангелов довольно сильно обострило ее чувства.
— В данном случае это лишь показатель интенсивности моей концентрации на задании. Я полностью сфокусирована, точнее, чем астрономический телескоп, чем лазер.
Секунду подумав, Ариэль сказала:
— Я съела почти все в холодильнике и половину того, что в кладовке. И все еще голодна. Думаю, проблема в том, что я жажду начать. Я хочу выйти в амбар и превратиться в то, чем являюсь.
— Но ты — вторая фаза, — сказала Нэнси. — Ты не запрограммирована начинать работу до субботы, когда все люди в городе умрут, а мы получим полный, полноценный контроль.
Ариэль кивнула.
— Но думаю, что я такая же, как ты. Я так же сфокусирована, как лазер, так же посвятила себя миссии, так же жажду стремиться к эффективности, и из-за этого никак не могу ждать. Логика говорит мне действовать с разумом, разум говорит мне действовать только при достаточных основаниях, а у меня есть достаточные основания, потому что я не могу больше ждать, я просто не могу, не могу, ожидание — это совершенная пытка, мучение, я должна делать это, должна стать тем, чем мне предназначено быть, этой ночью, сейчас, прямо сейчас!
В течение двенадцати секунд Нэнси размышляла над представлением Ариэль о ее прецеденте. Как и у всех Членов коммуны, календарь за тысячу лет и часы были частью программы, и она всегда знала время с точностью до секунды, без необходимости носить наручные часы.