Страница 17 из 19
— Считай! — тихо приказал он Болеславскому. — Смотри, не сбейся.
Болеславский беззвучно шевелил губами, отсчитывая минуты. Со стороны могло показаться, что он читает молитву.
Время еле-еле тянулось, минуты казались часами.
Ожидание было томительным и для Вэджа. Ему чудилось, что ящик под ним пылает. Он с трудом заставлял себя сидеть неподвижно. Вэдж бывал под пулями, видел танковые бои, но никогда так не волновался. Порой ему казалось, что он не выдержит, закричит от нервного напряжения. Джеферсон сидел не шевелясь. Только блестящие глаза выдавали его настороженное состояние.
Болеславский склонился к уху Афанасьева.
— Прошел час! — прошептал он одними губами.
Афанасьев наклонил голову, потянулся, как будто со сна, подобрал под себя ногу. Болеславский отодвинулся, приготовился вскочить.
Солдаты давно отняли руки от кобур: заключенные спали или дремали. Один солдат насвистывал веселый мотив, отбивая ногой такт. Другой, прищурив глаза, внимательно разглядывал фотографию и улыбался каким-то воспоминаниям. В противоположном конце кабины Вэдж и Джеферсон привалились друг к другу, казались уснувшими.
Афанасьев толкнул Болеславского локтем. Пора! Поляк вскочил, рванул дверь грузового отсека, с грохотом распахнул ее. От резкого звука солдат вздрогнул, выронил фотографию, схватился за пистолет.
— В грузовом отсеке дым! Спасайтесь! — отчаянно закричал Болеславский. Даже Афанасьева пробрала дрожь от этого неистового вопля. Солдат забыл о пистолете. Бухнув сапогами по металлическому полу, он бросился к дверце.
Афанасьев стремительно распрямил ногу, ударил, как тараном. Солдат свалился, падая, крепко стукнул Болеславского головой по голени. Поляк моментально сел ему на спину, впился сзади в горло, сдавил с ожесточением. Афанасьев тоже навалился на солдата, поспешно шарил рукой по извивающемуся телу, отыскивая кобуру. Солдат повернулся, лягнул ногами. Афанасьев едва не задохнулся от боли, но не выпустил врага. За спиной загрохотали выстрелы, пуля взвизгнула, чиркнула по волосам, обожгла кожу. Кто-то болезненно охнул рядом.
Скользкая рукоятка пистолета крепко улеглась в ладони. Афанасьев вскочил, стер кровь с лица, оглянулся. У штурманской кабины катались на полу два тела: полосатое и серо-зеленое. Испуганные арестанты жались к бортам самолета. Джеферсон громоздил ящики, заваливая дверь штурманского отсека.
Пилот выключил, моторы, самолет заболтало. Афанасьев с трудом удержался на ногах. В перегородке штурманского отсека появились три рваные дыры. Выстрелов слышно не было.
— Смирно! — закричал Афанасьев, размахивая пистолетом. — Не шевелись!
Шум падения заставил его обернуться. Солдат с бросил Болеславского, приподнялся на руках, собираясь вскочить. Афанасьев выстрелил, не раздумывая. Солдат замычал от боли, схватился за раненое плечо и осел на пол.
— Ян! — закричал Афанасьев. — Ян, что с тобой?
Болеславский не отозвался.
— Связать! — приказал Афанасьев, указывая пистолетом на раненого солдата. — Ну, поторапливайтесь!
Арестанты бросились исполнять приказание.
Три пули одна за другой звякнули о металл. Теперь в передней стенке блестело девять отверстий. В середине кабины на полу корчился раненый арестант.
Самолет сильно накренился на крутом вираже, Афанасьева прижало к борту. В этот момент снова заработали моторы.
Вэдж вскочил, поднял пистолет и, не целясь, выпустил две пули в штурманский отсек.
— Не стреляй! — закричал. Афанасьев. Держась у стены, он побежал. Арестанты сторонились, освобождая дорогу.
Джеферсон все еще громоздил, ящики у двери. Он работал одной рукой: левая рука висела неподвижно, кровь, стекая из рукава, выпачкала куртку и штаны.
Афанасьев присел на корточки за ящиками: здесь он был защищен от пуль. Вэдж сунул, ему пистолет, наклонился над бесчувственным солдатом, перевернул, тело, сорвал с него ремень, туго скрутил руки. Джеферсон, тяжело дыша, опустился на пол рядом с Афанасьевым. Стон прорвался через крепко стиснутые зубы.
— Кончено! — торжествующе закричал Вэдж. — Прыгаем? Кому оставаться?
— Нет! Погоди! — ответил Афанасьев. Слова вырвались, помимо его воли. — Помоги Яну, он ранен. Бери пистолет! Скорее!
В эту минуту он по-иному оценил события: «Нас четверо… Парашютов только три… Так не пойдет, нельзя бросить товарища, подло! А эти, несчастные. Не оставлять же их в беде. Им, возможно, грозит смерть. Кто бы они ни были — они люди. Спастись всем, или никому. Рискнуть еще раз…»
Желание бороться и победить захватило Афанасьева, не оставляя места колебаниям и страху. Он снова почувствовал себя летчиком, ведущим воздушный поединок.
Сгибаясь почти пополам, укрываясь за ящиками, Вэдж побежал в задний конец кабины.
Афанасьев привстал, дотянулся до переговорной трубки:
— Эй! — закричал он. — Сдавайтесь!
Ответа не последовало. Две пули впились в ящики. Отскочившая щепка больно ударила Афанасьева в лицо.
— Не стреляйте, это бесполезно! Если не сдадитесь, мы взорвем самолет! Нам все равно погибать!.. А вы… обещаю вам жизнь и свободу. Ну, живее!
В штурманском отсеке молчали.
Подошел Вэдж, волоча за собой парашюты.
— Николай! Ян убит, нас осталось трое. Покажи, как это надевается. Время уходит, надо…
Разноголосый вопль прервал его слова. Только теперь арестанты поняли, что происходит.
— Тише вы! — заорал Афанасьев и угрожающе поднял пистолет. — Слушать меня! Мы все спасемся или погибнем вместе.
— Все?
От неожиданности Вэдж уронил свою ношу. Джеферсон скосил глаза так, что стали видны одни белки, но не сказал ничего. Он всецело полагался на Афанасьева.
— Да все! Мы захватим самолет или взорвем его. Живо, ребята! Тащите сюда капсюли и взрывчатку.
Последние слова Афанасьев прокричал в переговорную трубку.
Моторы снова встали. Самолет пошел на снижение.
— Мы сдаемся, — хрипло выговорил пилот. — Что нам делать?
— Включите моторы! Набирайте высоту! — надсаживая голос, крикнул Афанасьев и, обернувшись к заключенным, скомандовал: — Отставить! Убирайте ящики, освободите дверцу! Они сдаются…
Не то вздох, не то стон прозвучал в кабине. Арестанты бросились к ящикам. Джеферсон помогал им, действуя одной рукой. Вэдж и Афанасьев стояли с поднятыми пистолетами.
Моторы загудели.
— Открывайте дверцу! — закричал пилот. — Мы бросили оружие!
Один из заключенных протянул Джеферсону разорванную рубашку.
— Они справятся без тебя. Перевяжись.
— Спасибо… Помогите лучше им! — Здоровой рукой негр указал на солдата и раненых арестантов.
Дверцу приоткрыли. Два пистолета со звоном упали на пол.
— Это все? — спросил Афанасьев. — Без обмана… застрелю. У нас есть летчики.
Вэдж настежь распахнул дверцу.
— Все! — ответил пилот, не отрываясь от управления. — Мы не обманываем. Мы хотим сохранить жизнь.
Как бы в доказательство, штурман поспешно поднял руки.
— Мы сдаемся! — закричал он. — Помните ваше обещание!
Афанасьев шагнул к двери.
— Я войду к ним! Майкл со мной. А ты, Том, стреляй в случае обмана!.. Значит Ян убит… — добавил он тихо. — Бедняга. Он так хотел жить… вернуться в Польшу. Так скучал по родине…
В тесной кабине Афанасьев стал позади пилота. Руки американца чуть-чуть вздрагивали, он нервничал и самолет, словно живое существо, отзывался на эту дрожь. «Будто пьяный, — подумал Афанасьев. — Растерялся или притворяется?»
Самолет затрясся, стал заваливаться на левый бок. Американец рванул руль, неловко выправил машину, вполоборота угрюмо взглянул на Афанасьева.
— Пустите! — сердито сказал Афанасьев. — Я сам поведу машину. — И едва не добавил: — Вы тряпка, а не пилот.
Американец побледнел, переглянулся со штурманом и нехотя поднялся. Афанасьев сел на место пилота, смело взялся за рычаги.
— Я отвечаю за жизнь этих людей, но я справлюсь, — пробормотал он. О своей жизни в тот момент он не подумал.
Малознакомая машина, длительный перерыв в летной практике, возможность катастрофы и гибели двадцати человек — все отошло куда-то в глубину сознания. Выйти с честью из затруднительного положения — это казалось главным. Будто в спортивной встрече: надо выиграть, а все остальное — ерунда!