Страница 96 из 98
— Мне понятна ваша горечь, но не слишком ли далеко она уносит?
— Они основательно поизмывались надо мною, месье следователь. Они заставили меня искать там, где им этого хотелось. Даже жена нотариуса, напоминающая жирного и трясущегося от любого шороха кролика, — и та умудрилась меня одурачить.
— Я предупреждал.
— Она направила меня именно туда, куда ей было приказано меня направить. Сообщая мне об отсутствовавшем Музеролле, она дала возможность своему мужу поведать мне об отсутствии всех остальных и о втором телефонном звонке мадам Арсизак, сняв таким образом с доктора все подозрения. Одна мысль, что нотариус и его жена посмеялись надо мной, приводит меня в бешенство.
— Однако, месье комиссар, у вас, наверняка, есть свое мнение относительно личности убийцы?
— Разумеется, у меня есть такое мнение, но я считаю совершенно бесполезным высказывать его в связи с тем, что не имею абсолютно никакой возможности подкрепить его хоть какими-нибудь доказательствами. Необычность ситуации заключается в том, что случившееся является одновременно и преступлением, и игрой. А нас играм не обучали. Сожалею.
— Итак, вы отказываетесь от дальнейшего расследования. Ваше решение окончательное?
— Окончательное, месье следователь. С вашего позволения, я закроюсь в одном из кабинетов и займусь составлением рапорта, оригинал которого я вручу вам. Я выскажусь в пользу версии о грабителе, застигнутого мадам Арсизак врасплох и который решил вернуть украденные им деньги, потому что испугался. Глупость, конечно, несусветная, но другого выхода не вижу, чтобы хоть как-то избежать позора.
— Сомневаюсь, чтобы общественность Перигё была этим удовлетворена.
— Ничего не поделаешь, придется ей довольствоваться тем, что есть, к тому же, через некоторое время она предпочтет снова благоговейно произносить имя жертвы, чем ломать себе голову над личностью какого-то другого возможного убийцы.
После того как Гремилли ушел, следователь тут же отправился к председателю суда с намерением поставить его в известность относительно неожиданного заявления комиссара. Выслушав рассказ Бесси, председатель заключил:
— С точки зрения закона, дружище, нас, возможно, не все должно устраивать в этом деле, однако в глазах горожан такой вывод, несомненно, будет казаться справедливым. Жертва не заслуживает того, чтобы мы ее оплакивали. И все-таки, никогда бы не подумал, что мои соотечественники окажутся способными преподнести мне перед пенсией подобный подарок. Я думал, что знал людей, как самого себя, но, оказывается, заблуждался на этот счет.
Свой последний — светлый и тихий — вечер в Перигё Гремилли решил использовать на очередную прогулку по старому городу. Неспешно шагая, словно турист, по старым кварталам, он вспоминал о тех чувствах, которые охватили его несколько дней назад, когда он впервые оказался в этом уголке сохранившейся старины. Если бы кто-нибудь тогда сказал ему, что впереди его ждут непреодолимые препятствия, он бы посмотрел на него с улыбкой человека, за плечами которого богатый тридцатилетний опыт. И вот тебе…
Он ходил долго. На улице Эгийри он прошел около дома преподавателя Лоби, затем по Сажес спустился к жилищу слабовольного Суже и его мстительной супруги. Пройдя по проспекту Домеснила и по набережной Жорд-Соманд, полицейский вышел на л’Абрёвуар и приветствовал дверь Агаты Роделль. Через некоторое время, поднявшись по Барбекан и свернув на Плантье, он оказался рядом с домом нотариуса как раз в тот момент, когда тот из него выходил.
— Добрый вечер, мэтр.
— Бог мой, это вы, месье! В такой час! Сыщикам покой неведом?
— Я на каникулах.
— Действительно?
— Свою работу я сделал, дело Арсизак закрыто. Завтра утром я уезжаю, а сейчас вот решил подарить себе последнюю прогулку по старому городу, в который я влюблен.
— Вы его искренне любите, месье?
— Думаю, что да.
— В таком случае, вы не должны отказываться от стаканчика, которым я хочу вас угостить. Я угощаю не как полицейского, а как ценителя этого прошлого, которое, к сожалению, не вызывает никаких чувств у большинства из наших с вами современников.
В кабинете, смакуя коньяк, мэтр Димешо объяснял:
— Я вот уже лет десять не выхожу, так сказать, за пределы моего старого города. Сегодняшний мир меня не интересует. Он неведом мне, равно как и я ему. Я ничего не требую, и у меня ничего не просят. Но я изо всех сил защищаю старый Перигё и тех, кто его любит. Только и всего. А ваши законы, указы да положения меня не волнуют. Их просто для меня не существует. У меня, к счастью, есть верная мне клиентура, которая избавляет меня от необходимости покидать дом. Я выхожу лишь дважды в день, чтобы пройтись по своим владениям. Мне шестьдесят пять, месье комиссар. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы иметь возможность позволить себе все то, что вы видите вокруг себя. Я решил вовсю попользоваться этим в течение последних лет, которые мне остались. Вот почему я придумал себе эти границы: бульвары Турни, Монтеня, Фенелона и Жорж-Соманд. И если я выхожу за пределы этого района, то только в исключительных и, к счастью, редких случаях. Я, месье комиссар, чувствую себя уставшим и ставшим на прикол кораблем.
— Я завидую вам, мэтр, и не обижаюсь за то, что вы оставили меня в дураках.
— За ваши слова я ответственности не несу.
— Сейчас, конечно, поздно и поэтому бессмысленно сожалеть, и все-таки я испытываю это чувство, когда думаю, что, если бы вы в свое время согласились мне помочь, мне удалось бы решить загадку, связанную со смертью мадам Арсизак.
— И кому бы это было нужно? К тому же, я не полицейский. Каждый должен заниматься своим делом.
— Знаете, мэтр, несмотря на то, что у меня нет никаких доказательств чьей бы то ни было виновности, мне кажется, что понял все или почти все, если не считать — и это не дает мне покоя — мотивов содеянного.
Вместо ответа, нотариус принялся снова наполнять бокалы. Наконец, он поставил на стол бутылку и сказал:
— Вы сказки любите, месье комиссар?
— Ну…
— Если не против, я вам сейчас одну расскажу.
— Послушаю с удовольствием.
Мэтр Димешо раскурил свою трубку и приступил к рассказу.
— Однажды в одном неизвестном нам городе жили-были пятеро молодых людей. Все они были знатны, но с разной степенью одаренности. Самым заметным среди них… так, как же мы его назовем? Что вы скажете, если это будет Жан? Итак, Жан решил всего себя отдать государственной службе. Работал он самозабвенно, стараясь при этом быть замеченным, поскольку мечтал подняться как можно выше по служебной лестнице. Несмотря на то, что их профессиональные интересы были совершенно различны, эти пятеро молодых людей, оставаясь верными своей давней дружбе, каждую неделю собирались у своего былого наставника. Под его строгим и дружеским оком они окунались на несколько часов в воссоздаваемый ими рай былой молодости. Все у них было ладно, да вот незадача: судьба распорядилась так, что Жан женился на ведьме… Я вам не говорил, что мои сказочные герои жили в средние века, в одном из городков Лангедока?
— Нет, но я бы догадался.
— Так вот. Чтобы получше одурманить людей, колдунья принимает облик весьма очаровательной женщины. Под ясностью ее очей скрывалась неведомая по своему коварству душа. Эта женщина была убеждена, что в ее власти творить все, что ей вздумается, с бедным Жаном, ослепленным любовью и не способным увидеть ее истинное нутро. Однако друзья Жана проявляют больше здравомыслия и, невзирая на его заклинания, отказываются принять ее в свой круг. Тогда ведьма, распираемая злобой, решает отомстить и заводит себе любовника. Боясь разонравиться королю и, как следствие, поставить крест на своем будущем, Жан не решается устроить скандал. К тому же, никто бы ему не поверил — настолько двор находится под воздействием чар ведьмы. Жан испытывает невыносимые страдания от неверности, но находит убежище и обретает покой среди своих друзей. Тогда злодейка решает покарать последних.