Страница 30 из 34
акт гуманности командования советских войск.
Мы с Орловым совершили еще четыре полета над Будапештом и опять сбрасывали листовки. После
каждого из них нас встречал командир дивизии. Когда 2 января необычное задание было полностью
выполнено, генерал сказал:
— Молодцы, ребята! Спасибо!
А на следующий день пришла телеграмма командующего 17-й воздушной армии: «За отличное
выполнение ответственного задания командования по разбрасыванию листовок над Будапештом в
сложных метеорологических условиях объявляю благодарность...»
В январе установилась наконец ясная погода. Большую активность начала проявлять авиация
противника, и на фронте шли непрерывные воздушные бои.
Один из этих дней для меня чуть не стал роковым. Мне было приказано группой в 18 Ил-2 под
прикрытием 24 истребителей нанести штурмовой удар по вражеской танковой колонне.
Вышли на цель. Стали пикировать на танки и автомашины.
Во время второго захода слышу по радио: «Товарищ командир, вы горите!»
Воздушный стрелок подтверждает, что из-под фюзеляжа идет густой черный дым.
Гореть в воздухе было не впервой, но мне всегда удавалось на большой скорости сбить пламя и спасти
машину. Поэтому сейчас я тоже особенно не встревожился, а передал командование группой
заместителю и с высоты 1300 метров бросил самолет в пикирование. Дым черным шлейфом потянулся за
нами. Вышел из пике лишь на высоте 30 — 50 метров. Но воздушный стрелок опять докладывает:
— Горим!
Оказывается, зенитный снаряд попал в масляный радиатор и поджег масло. А над масляным радиатором
находились бензиновые баки. Если огонь дойдет до них — взорвемся. Но теперь с парашютом не
прыгнешь: мала высота. Оставалось попробовать сесть на фюзеляж и покинуть горящий самолет. [133]
На скорости 160—180 километров в час самолет коснулся земли и заскользил, как на лыжах. Казалось, сама железнодорожная насыпь, которая находилась в полусотне метров впереди, неслась на машину.
Самолет, не в состоянии погасить скорость, с силой врезался в нее. От удара я потерял сознание. Когда
пришел в себя, увидел у борта кабины двух наших солдат. Один из них тряс меня за плечо и торопил:
— Товарищ летчик, бежим! Вон там, в овраге, фашисты.
Мы со стрелком как могли быстро вылезли из самолета и побежали в сторону наших траншей. Фашисты
стали обстреливать нас минометным и пулеметным огнем. Кругом рвались мины, свистели осколки и
пули.
И тогда над полем появились 11 штурмовиков и 24 истребителя. Оказывается, это Орлов по радио дал
команду:
— Все на помощь командиру!
Самолеты навалились на вражеские минометы и пулеметы так, что заставили тех приумолкнуть. И когда
вражеский огонь прекратился, мы без помех добрались до наших траншей.
Есть у поэта Твардовского прекрасные строки:
У летчиков наших такая порука,
Такое заветное правило есть:
Врага уничтожить большая заслуга,
Но друга спасти — это высшая честь!
У меня, не раз испытавшего силу беззаветной боевой дружбы, есть особые основания свято помнить эти
замечательные строчки...
* * *
Будапешт давно позади. Советская Армия вышла уже на подступы к Берлину. По всему видно: до конца
войны совсем недалеко.
Наш аэродром располагался близ деревни Орци, несколько севернее города Капошвар. Действуем по
скоплениям вражеских войск и техники. Сегодня тоже получили боевую задачу нанести штурмовой удар
по железнодорожному узлу. Разведка обнаружила там несколько воинских эшелонов. [134]
Скоро вылет. А пока, примостившись на ящике возле землянки, лейтенант Орлов заканчивает бритье.
Собственно говоря, в этом не было особой необходимости, так как борода пока не доставляет Пете
больших хлопот. Впрочем, втайне этим он как раз и огорчается: один из лучших летчиков части Орлов, как многие из молодежи, мечтает выглядеть солиднее.
— Не беспокоит? — шутливо спросил я.
— Я и сам могу кое-кого побеспокоить, — отшутился Петя, аккуратно укладывая бритвенный прибор.
— По самолетам! — вдруг прозвучала команда.
Большая группа наших штурмовиков под прикрытием истребителей точно вышла на цель. Построившись
в круг, ринулись штурмовать вражеские эшелоны.
Фашистские зенитчики открыли сильный огонь. Вокруг нас заклубились вспышки разрывов. В само лет
Орлова угодил снаряд. Повреждение давало летчику право спросить разрешения выйти из боя и под
прикрытием истребителей вернуться на аэродром.
— Как дела? — спросил я его по радио. — К себе дотянешь?
— А у меня еще бомбы есть! — услышал в ответ.
Лейтенант Орлов считал для себя железным законом бить врага, пока видят глаза, пока руки способны
управлять самолетом. Он уже повел свой Ил-2 в очередную атаку, когда второй снаряд пробил броню и
разорвался внутри. Самолет окутался черным дымом.
Все находившиеся поблизости с волнением ждали, что Петя выбросится с парашютом. А он ввел свой
горящий самолет в пикирование. Машина, как гигантская ракета, понеслась к вражеским эшелонам.
Черные клубы дыма, поднявшиеся над станцией, и сильный взрыв возвестили, что летчик Петр Иванович
Орлов нанес свой последний сокрушительный удар по врагу.
Это было 4 апреля 1945 года. Наш дорогой друг не дождался великого Дня Победы совсем немного. За
героизм, проявленный лейтенантом Орловым в боях за Родину, ему посмертно присвоено высокое звание
Героя Советского Союза. [135]
К. Гаранин. Прерванный рейс
8 января 1954 года наш самолет Ли-2 готовился к вылету. Правда, погода не благоприятствовала. Начался
сильный снегопад, и появилась опасность обледенения при нахождении в облаках. Но даже это не могло
омрачить нашего настроения. Еще накануне члены экипажа договорились совершить в Ленинграде
экскурсию по историческим местам. Благо расписанием предусмотрен там двенадцатичасовой отдых.
Помимо груза (выполнялся грузовой рейс), мы должны были принять на борт пять пассажиров, а поэтому
за тридцать минут до вылета я подрулил самолет к аэровокзалу.
Мы с Анатолием Калиничевым помогаем пассажирам разместиться в самолете. На первое кресло по
правому борту садится молодая симпатичная женщина. Она ежится и недовольным тоном спрашивает:
— Почему у вас холодно?
Я разъясняю, что самолет отопляется в воздухе. Когда взлетим, сразу станет тепло.
За женщиной занимает место мужчина лет тридцати в кителе офицера ВВС, но без погон. «Очевидно, наш брат — авиатор, демобилизованный», — подумал я. В руках бывшего офицера небольшой
чемоданчик.
Затем вошли еще двое солидных мужчин и, наконец, девушка лет семнадцати. Ее провожают родители —
отец моряк, капитан 2 ранга, и мать. Отец шутит, обращаясь к дочери:
— Я тебе говорил, что летчики будут молодые. С ними не пропадешь.
Девушка смущается, краснеет. Последние рукопожатия, поцелуи. [136]
Мы занимаем свои места в пилотской кабине, запускаем двигатели и поднимаемся в воздух. Быстро
скрылась за плотными облаками земля.
Сильный снегопад создает большие помехи радиоприему. Но хорошо, что благодаря стараниям
бортмеханика Тимофея Ромашкина самолет очищен от снега и, даже когда летим между плотными
слоями облаков, обледенения нет.
Тимофей установил наивыгоднейший режим наддува, отрегулировал работу винтов. Бортрадист Володя
Гладков уже успел взять три контрольных пеленга, наладил связь с диспетчером аэропорта Ленинграда.
Тимофей говорит мне, что перед вылетом он провозился с очисткой самолета и не успел раздать
пассажирам журналы. Попросил разрешения выйти в салон. Я разрешил вынести журналы.
Прошли поворотный пункт. Второй пилот Анатолий Калиничев записывает в бортжурнал пеленги и
время пролета поворотного пункта. Я наблюдаю за воздухом. В этом районе мы должны разойтись со