Страница 29 из 34
сопровождают истребители, наверняка жди встречи с истребителями противника. [127]
В эти дни стремительного наступления не легко было разведчикам определять, где свои, а где чужие.
Ведь все находилось в движении на запад. Ориентировались главным образом, когда начинала работать
наша артиллерия. Заметят наблюдатели распускающиеся бутоны разрывов — и сразу им ясно, откуда
враг оказывает сопротивление. Тут же по кодированной карте сообщают на аэродром ориентиры. Девятки
Пе-2 вылетают, становятся в круг над указанным квадратом, а офицеры связи, двигавшиеся с войсками, стрелами из белых полотнищ уточняют направление на противника, которого следует подавить.
Так и работали. Все шло хорошо. Но вот наступило время, когда и Пе-2 перестали «доставать» фронт.
Пришлось корпусу перебазироваться на Жодинский аэродром. А здесь теснота. И истребители, и
штурмовики, и бомбардировщики — все вместе. Стали ощущаться трудности с горючим, боеприпасами.
Но и в этом мы видим приятное. Теперь не сорок первый год, когда у нас не хватало самолетов, когда в
некоторых приграничных округах врагу удалось вывести из строя значительную часть нашей авиации.
Теперь у нас самолетов так много, что для всех не хватает аэродромов!
Противник несет колоссальные потери. Совинформбюро сообщает, что только за последние дни на земле
и в воздухе уничтожен 631 вражеский самолет. Мы это хорошо чувствуем. Стало свободнее летать.
Наступило наше полное господство в воздухе. Этим, например, объясняется снижение наших потерь. В
самом деле, за первые две недели наступательных боев корпус потерял 21 самолет, а в последующем, до
конца операции, потерь не имел.
13 июля позвонил генерал Ушаков, находящийся в танковых соединениях маршала Ротмистрова, и
попросил ударить по целям у Вильнюса, задерживающим наступление. А у нас нехватает бомб.
На аэродроме вижу транспортный самолет Ли-2. Он прилетел из Москвы за знатными пленными —
семью немецкими генералами. Приходит мысль: через экипаж попросить командира транспортной
дивизии генерала Грачева подбросить нам на своих самолетах бомб. И это был редкий случай, когда
транспортная [128] авиация обеспечивала боеприпасами бомбардировочную.
Передо мной фотоплан окрестностей Вильнюса. На нем отмечены цели. Удары по ним были
одновременными и настолько мощными, что сопротивление гарнизона значительно ослабло. 13 июля
Вильнюс был освобожден.
Каждый день приносит все более радостные вести. Советское информбюро сообщает: «Освобожден
Каунас! Советские войска подошли к границам Восточной Пруссии!» [129]
Н. Шмелев. Под крылом Будапешт
Ну и погодка! — проворчал лейтенант Орлов, перчаткой сбивая с унтов мокрый снег.
Все мы, сидевшие в землянке, полностью разделяли его недовольство погодой, но ворчливый тон и
кислое лицо так несоответствовали добродушному Петиному характеру, что трудно было удержаться от
улыбки.
...К концу шел 1944 год. Советские войска, стремительно наступая, изгоняли гитлеровцев из Венгрии.
После почти трехмесячных ожесточенных боев вражеский гарнизон в Будапеште был полностью
окружен. На окраинах города завязались уличные бои.
Наш аэродром располагался на берегу Дуная, южнее венгерской столицы, до которой оставалось рукой
подать. Все жили в ожидании реально ощутимой, с каждым днем приближающейся победы. И как
обидно было в это время наше бездействие, вызванное снегопадом.
Дверь снова открылась.
— Старший лейтенант Шмелев, срочно на кэпэ дивизии! — крикнул посыльный, не входя в землянку.
Что мог означать этот вызов? Погода явно нелетная: облачность 10 баллов, снег, видимость не более 300
метров.
На командном пункте меня ожидал командир дивизии генерал-майор авиации Белецкий.
— Товарищ старший лейтенант, — подавая мне руку, сказал он, — вам поручается необычное задание: разбросать над Будапештом листовки с ультиматумом советского командования о капитуляции гарнизона.
[130] Ведомого разрешаю подобрать по своему усмотрению. Имейте в виду, что в тот момент, когда вы
будете над городом, в расположение противника направятся две группы наших офицеров-парламентеров
для вручения ультиматума командованию окруженных вражеских войск. Поэтому во время полета на
провокации не поддаваться, оружие не применять.
Появиться над Будапештом! Я хорошо знал, что шансов вернуться обратно не очень много. Генерал это
тоже понимал, и взгляд его договаривал то, чего нельзя сказать по уставу: «Держись, браток! И
постарайся вернуться обратно...»
Возвратившись в землянку, я подозвал Орлова:
— Полетишь со мной.
Я знал, что в трудную минуту Петя не дрогнет. Этот умел ценить доверие. Он отлично понимал, что
участие в таком ответственном полете может быть поручено далеко не всякому.
— Давай уточним обстановку! — просто сказал он.
А обстановка складывалась явно не в нашу пользу. Во-первых, погода оставалась по-прежнему нелетной, и, во-вторых, у нас не было достаточных сведений о противовоздушной обороне Будапешта. Правда, при
снегопаде нам можно будет пройти над городом бреющим полетом, прямо над крышами домов. В этом
случае вражеские зенитчики не смогут вести огонь по нашим самолетам, особенно из установок на
крышах. Зато во время бреющего полета больше вероятности зацепиться за тросы аэростатов
заграждения или натолкнуться на высокие шпили больших зданий, которых в Будапеште достаточно. Но
надо рисковать, другого выхода нет.
Подготовить наши штурмовики Ил-2 к полету не долго. Бомбовые люки на этот раз «заряжены»
листовками.
У наших самолетов собрались друзья — летчики, техники, механики. Проводить нас пришли
представители Политуправления фронта, которые ночью привезли на аэродром листовки с текстом
ультиматума, а также товарищи — летчики-истребители из соседних частей. Начались напутствия, пожелания... [131]
Мы запускаем моторы. Туман. Видно меньше половины длины взлетной полосы, к тому же очень узкой.
На старте Орлов почти вплотную подрулил ко мне, занял место справа, и мы, будто связанные, пошли на
взлет.
Быстро вышли к руслу Дуная. Низкая облачность местами почти закрывает землю. Самолеты идут так, что берега реки выше их крыльев. Долетели до Чепеля — длинного, узкого острова, за ним показался
Будапешт.
Сделали небольшую горку и направились к центру города. Теперь смотри и смотри.
Вот неожиданно возникают силуэты двух башен с высокими шпилями, неотвратимо мчащиеся из белой
пелены нам навстречу. В какую-то долю секунды поставил самолет на крыло и успел проскочить между
шпилями. Орлов прошел правее.
Идем на максимальной скорости. Под нами проносятся едва различимые контуры кварталов.
Левобережная часть города напоминает Москву: концентрические кольца бульваров, улицы, сбегающиеся
к центру радиусами.
Зенитные средства противника молчат. Гитлеровцы, видимо, не предполагали, что в такую погоду
советские самолеты осмелятся появиться над городом.
Мы открыли бомболюки. И тут же за нами протянулись белые раструбы. Тысячи листовок, кружась в
воздухе, будто большие хлопья снега, медленно опускаются на улицы.
Развернувшись над Будапештом, снова повернули к Дунаю и по его руслу пошли к своему полевому
аэродрому. Посадка в туманной мгле оказалась труднее полета. Посадочной полосы совсем не видно.
Ракеты выглядели светлой точкой в этой серой мгле.
По радио я попросил:
— Поставьте ракетчиков вдоль полосы. Укажите ее направление.
Только после этого смогли сесть.
На аэродроме узнал трагическую новость о провокационном убийстве советских парламентеров.
Несмотря на это, наше командование не отдавало приказа о штурме города. Было сделано все для
сохранения столицы Венгрии от разрушения, для спасения [132] жизни ее граждан. Это был величайший