Солдаты

разместились разведчики, вылетел другой всадник. Он с такой силой натянул

поводья, что буланый жеребец взвился и с минуту, храпя, топтался на задних

ногах.

-- Здорово, ребята! -- с этими словами лейтенант Марченко, запыленный и

смуглый, как араб, спрыгнул на землю и своей неслышной рысьей походкой

подошел к Забарову. -- Здравствуй, Федор! Здравствуйте, ребята! Не ожидали?

-- Признаюсь, нет, не ожидал. Ты как сюда попал?

-- Противника ищу. Воевать не с кем, -- Марченко сказал это с

искренностью, и все поверили, что он действительно страдает оттого, что

воевать вдруг стало не с кем: румыны прекратили сопротивление, а немцев на

этом участке пока не было видно. -- Черт знает что! Вам, разведчикам, лучше,

-- продолжал он сейчас уже с наигранной беспечностью, изредка бросая

короткие взгляды на Наташу. Та, должно быть, первая поняла истинную причину

внезапного появления бывшего их командира и, внутренне сжимаясь, старалась

не смотреть на лейтенанта. -- Впрочем, к вам я по старой памяти завернул.

Скучаю... -- Марченко замолчал, и Наташа не заметила, как он оказался рядом

с ней. Чувствуя, что в горле пересыхает, он заторопился:

-- Можно вас... на одну минуту?

-- Пожалуйста, -- она и сама не знала, как вырвалось у нее это слово.

Свернули на просеку. Остановились. Туда же, вслед за хозяином, подошел

и конь.

-- Я вас слушаю, -- тихо проговорила она, легонько, но настойчиво

высвобождая ладонь из его горячей, чуть вздрагивавшей руки. -- Что вы

хотели? Говорите.

-- Зачем ты спрашиваешь об этом?.. Разве ты не видишь... Наташа... Да

знаешь ли ты, что я не могу больше так... нет сил... Из госпиталя сбежал,

чтобы тебя... скорее увидеть. И вот сейчас... сто верст проскакал...

разыскивал... -- он говорил это трудно и часто дыша, наклоняясь к ней все

ниже и ниже.

-- Оставьте это, товарищ лейтенант. Bы же знаете, что я люблю... -- она

подняла глаза и, испугавшись, замолчала: что-то страшное, дикое было в его

взгляде. В глубине до предела расширенных зрачков она увидела отчаянную

решимость.

В одно мгновение он поднял ее на руки, быстрым, коротким движением

запрокинул ей голову и стал жадно и исступленно целовать в губы, шею, глаза,

щеки. Потом отпустил, шумно выдохнул и, застонав, метнулся к коню. Одним

прыжком оказался в седле и, гикнув, поскакал прочь, злобно пришпоривая

буланого.

Ошеломленная, то холодея, то пылая вся, глядела она ему вслед, еще не

веря, что все это случилось с нею наяву, а не во сне.

3

Первые минуты, находясь среди своих ребят, Ванин не думал, что ему

будет страшно ехать в расположение пока что неприятельских войск. Правда,

Сеньке очень хотелось взглянуть на "их превосходительство", но все же было

жутковато. Отъехав с километр, Сенька сделал попытку успокоить себя, уверяя,

что, в сущности, получил самое что ни на есть пустяшное задание. Но хитрость

не удалась: Сeньке решительно было грустно. "Пропадешь ты, Семен

Прокофьевич, ни за понюшку табаку", -- невесело размышлял он. Не радовало

его и новое звание, которого он был столь быстро и великодушно удостоен.

Поэтому у Сеньки сразу отлегло от сердца, когда их догнал Шахаев, посланный

в самый последний момент Забаровым, очевидно не совсем надеявшимся на

дипломатические возможности гвардии ефрейтора Семена Ванина.

Румынский корпус действительно был сосредоточен в пункте, указанном

переводчиком. Огромная поляна была заполнена войсками. Тысячи солдат, сложив

винтовки в козлы, валялись на траве, отдыхая, подложив под головы ранцы. Hа

дороге, уходящей куда-то вниз, находилась боевая техника: колонна тяжелых

шкодовских грузовиков с прицепленными к ним черноствольными орудиями,

приземистые рыжие танки, мотоциклы, бронетранспортеры. Опушку леса

полукольцом охватывали легковые машины. В них пестрели нарядные генеральские

и офицерские мундиры. Переводчик направился туда. Румынские солдаты с

любопытством осматривали русских, одетых в зеленые кистястые маскхалаты. Под

их взглядами Ванин сразу обрел свою обычную лихую и гордую осанку,

пришпоривая коня, натягивая одновременно удила, наставляя скакуна

пританцовывать.

Так они приблизились к передней большой зеленой машине. Сидевший в ней

грузный человек, опутанный, как и переводчик, золотыми шнурками, поправил

фуражку на маленькой для его огромного тела голове, не то сердито, не то

просто вяло глянул на подъехавших.

Шахаев дал понять Ванину, чтобы тот начинал: парторг решил ограничить

свою миссию лишь наблюдением за действиями Семена.

-- Честь имею... -- начал с достоинством Ванин, быстро научившись

премудростям выспренних выражений. -- Представитель советского командования

еф... капитан Ванин! -- быстро поправился он.

Переговоры длились несколько минут. Генералу, по всей вероятности, уже

давно надоело торчать на этой поляне, и он решил поскорее покончить с дeлом.

К тому же он очень боялся внезапного появления русских казаков, что, как он

полагал, помешало бы ему сохранить корпус как войсковую единицу. Генерал

сказал что-то своему переводчику, и почти немедленно к головной машине

подкатил роскошный открытый лимузин.

-- Их превосходительство просят господ русских офицеров ехать впереди

колонны!

Как раз в это время к головной машине подошел румын, лицо которого

разведчикам показалось знакомым. Они всмотрелись и узнали Николае Мукершану.

Шахаев приложил руку к пилотке, приветствуя его. Мукершану также узнал

разведчиков и, приблизившись к ним, сказал:

-- Здравствуйте, товарищи! Вот мы и опять встретились. Вы удивлены?..

Ничего удивительного, только сегодня из Бухареста. Решил послужить в армии.

Шахаев, пожимая руку Мукершану, заметил, как генерал поморщился и

нетерпеливо завозился в своей машине. Должно быть, то же самое заметил и

Мукершану. Он усмехнулся и попрощался с разведчиками.

Шахаев и Ванин спешились, передали своих коней румынским солдатам и,

свободно откинувшись на спинку сиденья, устроились в лимузине. Огромная

колонна машин, окруженная многочисленной конной свитой, медленно двинулась

за Шахаевым и Ваниным. Возле их машины то и дело появлялся бойкий переводчик

и сообщал вопросы своего начальника. Генерал беспокоился, нe станут ли

советские солдаты разоружать его корпус по дороге, удастся ли господам

русским офицерам предотвратить это нежелательное для обеих сторон

обстоятельство. Сначала Ванин отвечал терпеливо и вежливо. Но скоро (он даже

сам не заметил, когда это произошло!) ему надоели и переводчик и генерал.

-- Скажи своему начальнику, что ничего с ним не случится, -- уже не

придерживаясь принятого в высших сферах изысканного тона, ответил он.

Переводчик ускакал и, к удовольствию Сеньки, больше не появлялся.

Шахаев сидел молча и думал об этой неожиданной встрече с Мукершану, о

том, как он расскажет о ней полковнику Демину, который, конечно, пожелает

увидеть румынского товарища. Теперь старшему сержанту казалось понятным то,

что румынский король уже на третий день наступления советских войск сделал

свое заявление, и то, что вот этот ехавший сейчас вслед за ними генерал,

который произвел на парторга неприятное впечатление, переходил со своим

корпусом на нашу сторону в то время, когда корпус мог бы еще сражаться. Во

всем этом Шахаев видел действия таких людей, как Мукершану. Парторг вспомнил

из истории, как наша партия в предреволюционные годы посылала в армию своих

людей и какие это имело серьезные последствия. Шахаеву было приятно от