Солдаты

румын, все более оживляясь, и в эту минуту Демин поверил в него и уже знал,

что не ошибся. Теперь он с особым вниманием слушал этого человека, с

радостью узнавая от него, как румынской компартии постепенно удавалось

освобождаться от оппортунистических и сектантских элементов и в руководстве

и на местах.

После пятого съезда Румынской компартии в 1932 году коммунисты стали

играть заметную роль в массовом рабочем движении страны. Они возглавили

крупные выступления рабочих в 1933 году в Гривице и Плоешти. Руководитель

этого выступления был арестован и приговорен к пятнадцати годам тюремного

заключения...

-- Вы слышали о нем? -- спросил Мукершану.

-- Слышал, и слышал много, -- ответил полковник и в свою очередь

спросил: -- Вам тоже пришлось участвовать в этих выступлениях?

-- Только в одном -- плоештинском. Мне удалось в тот раз скрыться от

полиции... Впрочем, ненадолго. В том же 1933 году арестовали и меня. -- И

Мукершану рассказал о руководимом им выступлeнии в селe Гарманешти,

подавленном правительством самым свирепым образом.

-- А сейчас мы хотим создать единый демократический фронт. Необходимо,

чтобы с нами теснее объединилась, в частности, массовая организация

трудового крестьянства -- "Фронтул Плугарилор". С этой целью Центральный

комитет послал сотни своих работников в деревни. Я, разумеется, попросился в

свой родной уезд, где меня знают.

Мукершану замолчал. Но его глаза говорили: "Ну, вот и вы пришли к нам

на помощь. Вот мы и вместе!"

Демин, должно быть, догадался о состоянии румына, улыбнулся ему широко

и сердечно, так что его всегда немножко усталые глаза осветились неожиданно

ярким, задорным и веселым светом. Начподив спросил:

-- Вы полагаете, что вам здесь будет легче работать?

-- Я надеялся. Но это не так.

-- Почему? -- удивился Демин. -- Вас здесь хорошо знают еще по тридцать

третьему году.

-- Именно поэтому работать мне тут оказалось куда труднее.

-- Понимаю... Скажите, пожалуйста, товарищ Мукершану, вы женаты? --

неожиданно спросил полковник и сам удивился своему вопросу не меньше, чем

румын,

Мукершану, однако, ответил:

-- Женат... то есть был женат.

Он посмотрел на Демина, положил на стол большие, жилистые рабочие руки,

сказал доверительно и просто:

-- Убили мою... Анку.

Долго молчали. Демин испытывал неловкость. И чтобы, очевидно, положить

конец тяжкому молчанию, попросил:

-- А не можете ли вы рассказать мне об этой крестьянской организации?

Мукершану, казалось, даже обрадовался этой просьбе начподива. Охотно

заговорил:

-- "Фронтул Плугарилор"? Это, товарищ Демин, массовая политическая

организация крестьян, созданная в 1933 году. Еще в предвоенные годы она

поддерживала нас в борьбе за создание Народного фронта. Во время войны

руководитель этой организации заключил союз с нами для совместной борьбы

против Антонеску. Теперь мы решили еще крепче связаться с "плугарями". Для

нас это важно в борьбе не только с правительством Антонеску, но и с партией

Маниу*. Вы ведь знаете, что национал-царанисты имеют некоторое влияние на

крестьян. Центральный комитет решил кроме своих работников-профессионалов

двинуть в села сотни и тысячи передовых рабочих.

* Маниу -- глава реакционной румынской национал-царанистской партии,

злейший враг румынского народа.

Начподив и Мукершану проговорили до позднего вечера. Демин вышел

проводить румына.

-- Желаю вам удачи, дорогой товарищ! Я ведь понимаю, как вам трудно.

Есть люди, которые очень будут вам мешать, Мукершану.

-- Мы знаем их.

-- Они есть не только в вашей стране.

-- И это мы знаем. До войны восемьдесят семь процентов нефти Румынии

принадлежало восьми крупным иностранным компаниям...

-- Вот-вот! Это надо всегда иметь в виду. А что касается Красной Армии,

она выполнит свою миссию,-- сказал Демин.

Мукершану взял его за руку:

-- Спасибо вам, товарищи! Будьте уверены: мы сделаем что надо!

До них долетели солдатские голоса, смех, веселая перебранка. Это,

должно быть, разведчики шумели во дворе Бокулея. Демин прислушивался к их

голосам долго, потом улыбнулся:

-- Вот их благодарите! -- и кивнул своей большой круглой головой в

сторону солдатских голосов. -- Сколько вынесли эти ребята, пока дошли сюда!

Начподив проводил Мукершану к дому Суина Корнеску, вернулся к своей

землянке, но не зашел в нее, а присел рядом, на спиленном дереве. До него

по-прежнему доносился веселый говор бойцов, и этот говор сейчас для

полковника был особенно приятен. Он слушал его, охваченный своими горячими,

уже не раз приходившими ему в голову мыслями.

Небо было усеяно звездами. Вечерняя прохлада стлалась над повлажневшей

землей. Тянуло волнующим запахом почек и молодых трап. За горой, на переднем

крае, лениво постукивали короткими очередями пулеметы. Где-то внизу, в

овраге, шумела вода.

"Вы женаты?.." Фу ты черт!.. Дернуло же за язык!" Демин вздохнул. А в

голову почему-то лезли наивные, давно услышанные стихи:

Папы нету дома

И нe может быть,

Потому что папа

Должен немцев бить.

"Откуда они взялись?" И вдруг отчетливо вспомнил Веселую Зорьку,

снежную пыль за окном, усатого солдата, стоявшего в дверях комнаты. "Пинчук.

Старшина разведроты. О чем думает сейчас этот мудрый мужик? А думать есть о

чем!" Демин поднялся и пошел в землянку, все еще захваченный мыслями.

Вспоминались сегодняшние встречи, беседы...

-- Какое... совершается! -- почти беззвучно прошептал полковник и

глубоко вздохнул.

4

-- Прекратить разговоры! -- сердито прикрикнул на солдат Забаров,

который был явно не в духе. Три раза ходил он со своими разведчиками в

поиск, и все три раза "язык", приведенный ими, оказывался румыном. Румынские

солдаты хотя и охотно, но давали весьма ограниченные сведения. Все они в

один голос заявляли, что кроме гвардейского королевского румынского корпуса

на этом участке стояли и немецкие эсэсовские части. Точного же расположения

этих частей и их наименования пленные румыны не знали, потому что офицеры им

ничего не рассказывали, а сами они не выходили из своих окопов.

...Допрос пленного капитана Гуров производил при генерале Сизове,

полковнике Демине, Забарове и Ванине, который упросил лейтенанта взять его с

собой.

Захваченный в последнем поиске румынский офицер, к великому огорчению

Федора, также не смог дать нужных сведений. Ему было известно, что где-то

рядом с их корпусом находились немецкие части, -- об этом им очень часто и

очень охотно говорил их командир батальона, да он и сам, с его ротой, хорошо

чувствовал присутствие гитлеровских частей: солдатский и без того скудный

рацион с каждым днем все более ухудшался, хотя над корпусом и шефствовала

сама Мама Елена. Но ее высочайшему повелению корпус этот только теперь, и

критический момент, был брошен на защиту "великой румынской империи".

Обо всем этом пленный капитан рассказывал подробно, но его слова мало

утешали генерала Сизова. Лишь полковник Демин живо заинтересовался одной

деталью.

-- Плохо, говорите, кормит вас Мама Елена? -- спросил он через

переводчика, которым был Георге Бокулей.

-- Плохо, -- простонал офицер. -- Но Мама Елена тут ни при чем.