Страница 15 из 21
Начиная поход, командование Красной Армии не имело ясности, как поведет себя польская армия. Отсюда разноречивость указаний характеру действий войск. С одной стороны, приказывалось «молниеносным, сокрушительным ударом разгромить панско-буржуазные польские войска». С другой стороны, отдавалось распоряжение «избегать бомбардировок городов и местечек», не допускать «никаких реквизиций и самовольных заготовок продовольствия и фуража в занятых районах». В соединения и части поступила команда по возможности избегать применения оружия.
События в первые дни войны развивались стремительно. Захватив Брест 14 сентября, немецкие войска к 17 сентября вышли на линию Радин – Любартов – Люблин – Красностав – Замостье - Томашув – Городок – Дрогобыч. Польская оборона была дезорганизована, управление потеряно, государственная система практически разрушена. Создалась угроза безостановочного продвижения немецких войск за линию, установленную секретным протоколом. Первоначальная медлительность Сталина, как нам представляется, объяснима следующими обстоятельствами: на Дальнем Востоке продолжалось столкновение с Японией. Лишь 15 сентября в Москве было подписано соглашение между СССР, МНР и Японией о ликвидации конфликта на Халхин-Голе, согласно которому с 14 часов 16 сентября всякие военные действия полностью прекращались. Получив эти сведения, Сталин, наконец, решился отдать распоряжение своим военачальникам о выступлении в освободительно-боевой поход.
Он начался 17 сентября в 5 часов. В походе участвовала часть войск специально созданных Украинского (командующий – командарм 1 ранга С.Тимошенко) и Белорусского (командарм 2 ранга М.Ковалев) фронтов, общей численностью около 600 тысяч человек. В утренних шифровках, переданных из частей Белорусского фронта, указывалось, что «соединения, не встречая сопротивления, перешли границу». Похожее донесение поступило и в 16 часов 30 минут: «Дальнейшее продвижение войск не встречает никакого сопротивления». Население Комайска встретило Красную Армию с возгласами: «Да здравствует Советская власть!» Такая же обстановка наблюдалась и на других направлениях.
Историческим фактом остается то, что местное население действительно встречало Красную Армию как освободительницу – хлебом-солью, цветами, красными флагами. Повсюду возникали стихийные митинги в поддержку похода. К 25 сентября советские войска продвинулись на 250 – 350 километров. С отрядами польских войск серьезных боев по сути не было. Немалую роль в этом сыграл приказ маршала Радзы-Смиглы от 17 сентября: «С Советами в бой не вступать, оказывать сопротивление только в случае… попыток разоружения наших частей… Части, к которым подошли Советы, должны начать с ними переговоры с целью вывода наших гарнизонов в Румынию и Венгрию».
Не настраивали поляков на враждебность и действия советских войск. Как писал начальник польского генштаба генерал Вацлав Стахевич, польские части были «дезориентированы поведением большевиков, потому что они в основном избегают открывать огонь, а их командиры утверждают, что они приходят на помощь Польше против немцев». Далее он указывал: «Советские солдаты в массе своей не стреляют, к нашим относятся с демонстративной симпатией, угощают папиросами и т.д., всюду повторяя, что идут на помощь Польше».
Мы, разумеется, далеки от цели изображать этот поход идиллическим. Случались и серьезные стычки с отдельными армейскими подразделениями и жандармерией. В общей сложности к моменту завершения похода, 29 сентября, потери советской стороны составили 737 человек убитыми и 1.826 ранеными. Польские потери в столкновениях с советскими частями были примерно такими же.
Некоторое время спустя западная граница СССР была установлена примерно по так называемой линии Керзона, признанной в свое время Англией, Францией, США и Польшей, В октябре 1939 года избранные народные собрания Западной Белоруссии и Западной Украины провозгласили Советскую власть, а в ноябре Верховный Совет СССР удовлетворил их просьбу о включении в состав СССР и воссоединении с народами Белоруссии и Украины.
По сей день в печати приходится встречаться с различными суждениями о событиях 17-29 сентября. Автору представляется, что было бы наиболее правильным рассматривать их в общем контексте тогдашней советской внешней политики, характеризовавшейся известной противоречивостью. Вряд ли возможно всерьез отрицать позитивность того факта, что украинское и белорусское население Польши, избежав в 1939 году фашистской оккупации, смогло объединиться с братскими советскими народами. Характерна в этом смысле реакция Запада. Ллойд Джордж в связи с кампанией против СССР, развернувшейся в эмигрантских польских кругах, писал польскому послу в Лондоне, что СССР занял «территории, которые не являются польскими и которые были силой захвачены Польшей после первой мировой войны…» И далее: «Было бы актом преступного безумия поставить русское продвижение на одну доску с продвижением Германии». Но это мнение маститого англичанина.
Однако нельзя сбросить со счетов и то, что все содеянное осуществлялось в соответствии с секретным протоколом, подписанным с фашистским руководством, на основе неверной оценки характера войны. Неся свободу от фашистской оккупации населению Западной Украины и Западной Белоруссии, Советский Союз одновременно в глазах демократических сил понес существенные моральные издержки. Тем не менее, если польская общественность с настороженностью встретила «красный» поход, то украинское и белорусское население отнеслось к Красной Армии как к освободительнице.
7 Сентябрьские кульбиты советского руководства История не нуждается в оправдании задним числом. Она требует лишь объективности, честности, стремления увидеть не только лежащее на поверхности, но и значительно глубже. Того же требует и наше обращение к тем скоротечным двенадцати дням сентября 1939-го.
8. Знали, но молчали.
А как же сложилась судьба не подлежащих обнародованию дополнительных протоколов германо-советских договоров августа-сентября 1939 года? Во многом она оказалась созвучной тем политическим нравам и тому менталитету, которые были присущи высшему советскому руководству той эпохи. Долгие десятилетия, причем на всех уровнях партийно-государственного руководства, а также в официальной (а вместе с ней – и в неофициальной) печати утверждалось, что никаких секретных дополнений к советско-германским договорам в природе не было. А то, что муссируется на Западе – заведомая фальшивка.
А между тем на Западе о существовании дополнительных протоколов заговорили сразу же после окончания второй мировой войны. Выход на них произошел следующим образом. Когда чаша весов борьбы на советско-германском фронте стала складываться явно не в пользу Германии, в 1943-1944 годах предусмотрительный Риббентроп отдал указание микрофильмировать наиболее важные документы МИД Германии. Весной 1945 года, когда советские пушки грохотали на территории рейха, а союзная авиация и «сталинские соколы» вовсю «утюжили» немецкие города и промышленные объекты, было отдано распоряжение об уничтожении всех секретных документов времен правления Гитлера. Выполняя это указание, советник МИД Карл фон Леш уничтожил ценные документы, но спрятал микрофильмы (20 катушек, на которых было 10 тысяч фотокопий важнейших документов рейха). Они были помещены в металлические ящики, обернутые промасленной тканью. Ящики зарыли в землю в парке Шенберг (Тюрингия), куда в то время был вывезен архив внешнеполитического ведомства Германии. 12 мая 1945 года фон Леш оказался в плену у англичан. Он-то и поведал о существовании тайного клада английскому разведчику подполковнику Роберту Томсону. А тот, в свою очередь, сообщил об этом союзникам – американцам. 14 мая ящики вскрыли. 19 мая их доставили в Лондон, где они были переданы профессору Дж. Кенту, который позволил американцам снять дубликаты со всех микрофильмов. С этих микрофильмов впоследствии были сделаны фотокопии различных документов, в том числе и дополнительных протоколов к советско-германским договорам.