Страница 38 из 48
Долгорукий насторожился.
-- Для того чтобы его место на время занял князь Иван Долгорукий... -- еле слышным шепотом произнес Остерман. -- Анна Иоанновна -- женщина, и притом с пылким темпераментом. Вы понимаете?.. Раз князь Иван сблизится с ней -- она очутится в ваших руках. А вы... вы не забудете моей услуги, Долгорукий?..
-- О! -- вырвалось у того. -- Все поделим!
-- Я знал, что вы, как умнейший человек, поймете меня. Ну, теперь я иду к государыне. Смотрите, чтобы никто не помешал нашему свиданию. Предупредите князя Ивана, растолкуйте ему...
-- Все исполню, все... -- довольным голосом пробормотал Долгорукий.
XIV
"УРОКИ" ОСТЕРМАНА
-- Ваше величество, где вы? -- тихо спросил Остерман, входя в красную гостиную.
Он поводил глазами, но нигде не видел заточенной императрицы.
Портьера распахнулась, и из спальни вся в слезах, угрюмая, понурая вышла Анна Иоанновна.
-- Что же это такое? -- не здороваясь, накинулась она на своего "тайного руководителя". -- В ловушку меня заманили? Да? В капкан засадили?..
По-видимому, Остерман был готов к подобному приему, потому что ни один мускул не дрогнул на его лице, и он тихо, но спокойно продолжал:
-- Через три дня все будет окончено, ваше величество! Но ради Бога, говорите тише, иначе все, все пропадет, все разрушится! -- Он склонился перед царственной затворницей и, горячо поцеловав ее руку, прошептал: -- Разве вы перестали верить вашему верноподданному слуге Остерману? О, ваше величество, вы обижаете меня!.. Я знаю, ваше величество, как тяжело вам ив каком унизительном положении находитесь вы. Но вы терпели много; потерпите же еще всего три дня.
-- Ах! -- истеричным воплем вырвалось из груди Анны Иоанновны. -- Терпеть и терпеть! Это -- все, что я получаю от жизни. Ну, вот, я стала царицей...
-- Вы еще не коронованы, ваше величество, -- поправил ее Остерман.
-- И что же? Меня опять держат в плену, в заточении. Эти проклятые князья Долгорукие стерегут меня, словно собаку в будке. Но я не хочу этого не хочу! Я убегу отсюда, я закричу на улицах народу: "Спасайте свою царицу из рук тюремщиков и палачей!"
Остерман бесцеремонно взял императрицу за обе руки, усадил ее в кресло и стал посвящать ее во все тонкости своего хитроумного плана.
-- Понимаете, ваше величество?
-- Да, да, -- мало-помалу оживлялась Анна Иоанновна.
-- Вы видите, что сделаться самодержавной императрицей, не имея на то прямого права, не так-то легко, -- продолжал свое утешение хитроумный Остерман. -- Поэтому потерпите еще всего день, два, три. Ваш план обратиться к народу великолепен; это самое придумал и я, а поэтому подпишите вот эти воззвания.
Остерман развернул перед Анной Иоанновной целую кипу листов.
-- А что это такое? -- испугалась та. -- Боже мой, я уже подписала ограничение себе!.. А это, быть может, уже совсем отречение от престола или даже смертный приговор мне?
Тогда Остерман взял один из листов и шепотом начал читать несчастной "царице":
-- "Воззвание к моим верным солдатам. Братцы! Вашу императрицу наглые члены Верховного тайного совета насильно заставили подписать ограничительную грамоту, коей я, императрица Анна Иоанновна, лишаюсь права управлять царством. Все права хотят захватить в свои руки Голицыны, Долгорукие и прочие иные господа верховники. Позор, поношение, обида царскому роду, коему вы, солдаты, служили всегда верой и правдой. Меня во дворце заключили, как в темницу: каждый шаг мой стерегут. Верные мои солдаты, верная и любезная моя армия! Идите и ослобоните меня! Присягайте только мне, как самодержавице, но не присягайте Верховному совету. Жду от всех вас, братцы, помоги, изволения от своих дерзновенных тиранов".
-- Так! Так! Так! -- захлопала руками Анна Иоанновна. -- О, эти проклятые князишки! Я им покажу, как оскорблять царскую кровь!
-- Подписывайте скорее, ваше величество! Каждая секунда дорога! -- торопил ее Остерман, боявшийся внезапного появления которого-нибудь из Долгоруких.
Анна Иоанновна подписала все воззвания.
-- А теперь помните, что вы, ваше величество, должны быть особенно ласковы с Долгорукими, особливо с князем Иваном. Они не должны держать в подозрении ни вас, ни меня, -- продолжал поучать императрицу Остерман, затем встал, чутко прислушался и преувеличенно громко произнес: -- До свидания, ваше величество!
В дверях стоял Алексей Долгорукий.
-- Итак, вы усвоили себе, что такое ограниченный монарх? -- почтительно спросил Анну Иоанновну Остерман.
-- Да, -- растерянно ответила императрица.
-- Уверяю вас, ваше величество, что это -- самый лучший, удобный и выгодный образ правления, -- продолжал великий дипломат. -- Вы -- императрица, но не можете же вы одна управлять такой махиной, как Российская империя? Я правду говорю, князь Алексей? -- обернулся Остерман к Долгорукому.
-- Это -- святая правда, ваше величество, -- поклонился тот государыне.
-- Завтра или послезавтра я буду иметь высокое счастье снова явиться к вам, ваше величество, на урок. Вы дозволите? -- сказал Остерман.
-- Я буду ждать вас с нетерпением, господин Остерман! -- улыбнулась Анна Иоанновна, протягивая ему руку.
"Великий оракул" прижался долгим поцелуем к "державной" руке и быстро вышел из покоев императрицы.
-- Ну, что, как она? -- перехватил его на дороге Иван Долгорукий.
-- Чудесно! Все идет как нельзя лучше!.. А вот вы поразвлекли бы ее!.. -- улыбнулся Остерман. -- Скучает ее величество...
-- Можно! -- осклабился отвратительно-цинично князь Иван.
По уходе Остермана князь Алексей Долгорукий обратился к Анне Иоанновне:
-- Вот, ваше величество, человек! Ума -- палата!
-- Да, -- усмехнулась императрица, -- малость поумнее нас с тобой будет. А ты вот лучше скажи, что это за скучища у нас тут в Москве? -- В ее голосе задрожала злоба к этому главному тюремщику. -- У меня в Митаве и то было веселее... -- продолжала она. -- Хоть поговоришь с кем-нибудь, а тут сиди одна, как заключенная.
-- Что делать, ваше величество, надо обождать малость. Вот через два дня состоится официальное провозглашение вас императрицей, тогда дело иное будет, -- ответил Долгорукий. -- Вы, ваше величество, игру на гуслях любите?
-- А что? -- оживилась Анна Иоанновна.-- Я часто слыхала игру на гуслях, еще до замужества моего, когда девицей была и у матушки жила. А ты почему про это спросил, князь?
-- К тому, ваше величество, что Иван мой -- большой по этой части затейник. Играет он страх хорошо, да и поет, что соловей залетный. Если угодно вам, может, он позабавит вас. Но только надо это аккуратно сделать, чтобы никто ле видел, не слышал, а то пойдет слух, что вот, дескать, государь император только что помер, а та, которая царицей нашей будет, в веселие ударяется. Сами изволите знать Москву: город смирный, богобоязненный, не то что Петербург, где машкерные и иные бесовские действа и лицезрения творятся, -- проговорил Алексей Долгорукий.
Анна Иоанновна смутилась. Она уже видела Ивана Долгорукого, этого разудалого, лихого молодца, с его грубо-красивым, наглым лицом, молодца, который "не щадит ни бабьей, ни девичьей чести".
-- А будет ли взаправду хорошо это? Не выйдет ли зазорно? -- дрогнувшим голосом спросила она.
-- Что ж, ничего!.. Только осторожно, говорю, поступить надо. Ужо вечерком, как поулягутся все во дворце, Иван и придет с гуслями. Присылать, стало быть?
"Ох, искушение!" -- растерянно подумала Анна Иоанновна, но вдруг решилась.
-- Что ж, пусть приходит... Очень уж скучно!.. -- отрывисто сказала она и почему-то отвернулась от Алексея Долгорукого.