Страница 33 из 48
* * *
Вечером Анну Иоанновну стало неудержимо клонить ко сну. Однако только что она прилегла и стала забываться тревожным сном (ее в последнее время мучила бессонница), как вдруг дверь ее спальни распахнулась.
Анна Иоанновна вскочила в испуге и крикнула:
-- Кто это? Кто здесь?
-- Верноподданный вашего императорского величества! -- прозвучал голос.
Герцогиня схватилась за сердце и затрепетала: "Господи! Что это? Да ведь это -- голос моего Эрнста!"
-- Эрнст! Дорогой! Это ты?! -- крикнула она, а затем, вглядевшись в вошедшего, она при свете фонаря различила фигуру своего фаворита, и бросилась к нему.
Бирон отшатнулся с каким-то чисто актерским пафосом и громко произнес:
-- Ни с места, ваше величество!
Анна Иоанновна всплеснула руками:
-- Да ты что, Эрнст? Рехнулся в Москве, что ли? Какое "величество"?
-- Нет. Я не сошел с ума, хотя от радости за вас это было бы и неудивительно. Я... я привез вам корону, императорскую российскую корону!
У герцогини вдруг задрожали ноги.
-- Что ты говоришь? -- пролепетала она. -- Так ли я слышу? Ты привез мне корону императрицы?
Бирон опустился перед герцогиней на одно колено и ответил:
-- Да, ваше величество. Если это еще официально не случилось, то это случится завтра-послезавтра. Избрание вас в императрицы решено; дело остается за вашим согласием и за вашей подписью.
Анна Иоанновна бессильно опустилась в кресло; кровь бросилась ей в голову.
-- Правда? -- прошептала она.
-- Правда, Анна! -- тихо промолвил Бирон, встал с коленей и подошел к ней. -- Сейчас я вам все расскажу, а пока... пока скажите мне: будет ли российская императрица так же верно и тепло любить скромного Эрнста Бирона, как любила его герцогиня Курляндская?..
-- Эрнст! И ты сомневаешься? -- воскликнула Анна Иоанновна.
И тогда Бирон все поведал обезумевшей от радости герцогине, а та слушала его, словно завороженная какой-то волшебной сказкой.
-- И сам Остерман? -- наконец спросила она.
-- Вот его письмо к тебе, Анна.
* * *
Спальня герцогини Курляндской тонула в полумраке.
Тут, в этом алькове венценосной женщины, все титулы, звания, ранги уступили место одному лишь могучему чувству -- чувству любви стареющей женщины к еще молодому мужчине.
Бирон ходил по спальне будущей императрицы. Вдруг тихий стон донесся до его слуха. Он остановился как вкопанный и прошептал:
-- Господи, кто это стонет? Он стал прислушиваться.
А стоны все усиливались и усиливались.
-- А-ах! Ой!.. -- проносилось по опочивальне Анны Иоанновны скорбное, за душу хватающее стенание.
Волосы встали дыбом у Бирона. Он подошел к Анне Ио-анновне и, толкнув ее, спросил:
-- Что это? Что это у тебя?..
-- Что ты, Эрнст?.. -- недоумевающе спросила она.
-- Я спрашиваю тебя, кто это стонет так ужасно рядом с твоей спальней?
-- Ветер в печах! -- раздраженно вырвалось у Анны Иоанновны. -- О, скоро ли я вырвусь из этого постылого замка!
Но вдруг она вспомнила о Клюгенау и поспешила пойти к ней.
Несчастная жертва Бирона находилась в полуагонии. Она судорожно схватилась за одеяло, стараясь приподняться, но не могла. Силы совсем покидали ее.
-- Вам худо, милая Эльза?.. -- резко спросила Анна Иоанновна.
-- Я умираю... Нельзя ли... послать за пастором...
Одевшийся Бирон стоял сзади "своей Анны". Вдруг потухающий взор Клюгенау остановился на "конюхе", и непередаваемый ужас, страх отвращения исказили ее лицо. Она протянула руки, как бы желая защититься от этого человека, захрипела и... вытянулась.
X
ЗАСЕДАНИЕ ВЕРХОВНИКОВ
За исключением одного лишь Остермана, насморк которого не мог еще пройти, все верховники были в сборе. В зале чувствовалось то повышенное настроение, которое всегда бывает при событиях огромной важности. Всем невольно бросался в глаза победоносный вид Долгоруких.
-- С чего это они так нос задирают? -- провожал их шепот.
Заседание открыл князь Дмитрий Голицын.
-- Всем нам, господа, ведомо о горестной утрате, постигшей Россию, -- заговорил он. -- Не стало императора Петра Второго, а нового мы еще не имеем. Между тем нельзя оставлять государство без главы. Посему сегодня же должны мы все порешить, кому корону царскую на главу надеть. Тестамента его величество не оставил...
-- Нет, князь Дмитрий Голицын, государь оставил завещание, -- среди глубокой тишины прозвучал громкий возглас князя Ивана Долгорукого.
Это было столь неожиданно, что все замерли, а затем послышались возгласы:
-- Какое завещание? Откуда завещание? С чего он в голову взял это?
Собрание членов Верховного тайного совета заволновалось.
Один только князь Дмитрий Голицын оставался спокоен. Зная, что на его стороне значительное большинство голосов, он был готов к каким угодно "выпадам".
-- Господа члены Верховного тайного совета! -- начал он, окидывая насмешливым взглядом фигуру Ивана Долгорукого. -- Тотчас по кончине в Бозе почивающего императора я в частной беседе со многими вами говорил, что кажется мне подозрительным, почему князья Долгорукие, особливо Алексей, не желали никого впускать в покои умирающего Петра Алексеевича... Теперь я понял, почему это делалось.
-- И почему? -- рванулся князь Иван Долгорукий.
-- А потому, что, видно, очень уж вы о здоровье нашем беспокоились, боялись, как бы мы не заразились, а кроме того, были заняты изготовлением большого чуда для нас всех, -- ответил князь Голицын, после чего низко поклонился собранию и спросил: -- Дозволите ли вы, господа, чтобы допрос князьям Долгоруким чинил я?
-- А ты кто же? Заплечных дел мастер, чтобы чинить допрос нам? -- вспыхнул князь Алексей Долгорукий, вскакивая.
-- Эй, попридержите язык, князь Алексей! -- крикнул князь Голицын. -- За такие слова ответ тебе держать придется! -- Он снова обратился к собранию: -- Дозволите ли вы, господа, чтобы в нашем сегодняшнем полном собрании находился и доктор, лечивший покойного государя?
-- А это зачем? К чему? -- послышались голоса.
-- А к тому, что он может многое сказать нам о том завещании, о котором только что упомянул князь Иван Долгорукий.
Собрание выразило согласие, и через несколько секунд в зал был введен немец-доктор.
С достоинством отвесив поклон верховникам, он скромно сел на стул близ князя Дмитрия Голицына.
-- Князь Иван Долгорукий, вы заявили, что после кончины его императорского величества осталось завещание? -- спросил последний.
-- Да! -- твердо ответил Иван Долгорукий.
-- Что же в оном завещании говорится? -- продолжал допрос Голицын.
-- Что императрицей должна быть сестра моя, Екатерина. Такова воля царя, -- вызывающе произнес Иван Долгорукий.
Голицын громко рассмеялся. Большинство верховников в недоумении переглянулись.
-- Вот, господа, то чудо, которое князья Долгорукие изготовляли для нас в спальне Петра Алексеевича! -- хохоча выкрикнул Голицын. -- Понимаете ли вы теперь, почему они столь важно выступают?
-- Ха-ха-ха! Ох-хо-хо!.. -- прокатилось по собранию родовых вельмож.
-- А где же это диковинное завещание? -- продолжал "пытать" Голицын.
-- Его видел и читал и владыка-митрополит, а для того, чтобы оно не пропало, я сберег его. Вот оно! -- сказал Долгорукий, открыл деревянную коробку и вынул из нее знаменитый тестамент работы Прокофия Лукича. -- Вот слушайте, что в нем написано! -- важно произнес Долгорукий и стал читать содержание "завещания".
По мере того как он читал тестамент, веселое настроение членов Верховного тайного совета усиливалось все более и более, так что последнее слово "аминь" было покрыто уже громовым раскатом хохота.