Страница 48 из 246
— Зачем так, кутойс?
— Чтобы остался живым, — ответил на шауни Громовой Камень, нанизывая на свой прут кусочки мяса и продолжил по-русски: — И ставь наклонно, чтобы на них не огонь, а жар шёл, понимаешь?
— Да, кутойс, — ответил на шауни Эркин.
Артём удивлённо посмотрел на него и, когда Громовой Камень встал поправить огонь с другой стороны, присел рядом на корточки и спросил камерным шёпотом по-английски:
— Ты что, по-индейски знаешь? А говорил, что питомничный.
— Учусь, — так же тихо ответил Эркин.
Артём задумчиво кивнул, глядя на его работу и перешёл на русский.
— Так ты хочешь стать индейцем или русским?
Эркин вскинул на него глаза и ответил вопросом:
— А ты?
— Я русский, — с невольным вызовом ответил Артём. — Православный, вот!
— Угу, — Эркин кивнул и вернулся к работе. — Ну и будь им.
— А ты?
— А я, — Эркин озорно улыбнулся. — я уж останусь нехристем, — и громко: — Давай за сушняком, малец.
— Больше не надо, — остановил его Громовой Камень. — Да, правильно, вот здесь его ставь. Всё.
— Всё? — переспросил подошедший к ним Андрей. — Это что ж, по пруту на каждого?
— Не плачь, я поделюсь, — ответил Эркин.
Грохнул дружный хохот.
— Ну, братик, ну… — Андрей покрутил головой. — Ладно, пойду накрывать помогу.
— Там и без тебя тесно, — рассмеялся Эркин.
Весёлая толкотня и суета захватили Джинни. Она давно скинула и куда-то забросила свою курточку, оставшись в ковбойке с закатанными выше локтей рукавами. Её кексики так всем понравились. Конечно, основную работу сделала мама, она только помогала, но всё равно, очень приятно.
— Потом напишешь мне рецепт, хорошо? — улыбнулась Калерия Витальевна.
— Да! — засмеялась Джинни. — Да, конечно.
Засмеялась от удовольствия, от того, что всё так хорошо, что в небе стоят ярко-белые, круглые, как из взбитых сливок, облака, что поют птицы, а от костра тянет запахом поджаривающегося мяса, а от самоваров приятным дымом. Она подошла к костру. Как странно: костёр без дыма. Джинни повторила это вслух.
— Огонь есть, а дыма нет?
Громовой Камень встал, ещё раз оглядел своё хозяйство.
— А нам и нужен только огонь, — ответил он по-русски. — Невысокий, но жаркий. Это же не сигнальный костёр.
Два последних слова он произнёс на шауни, и Андрей сразу переспросил:
— Что, кутойс?
— Сигнальный костёр, — перевёл тот сам себя на русский. — Сигналят дымом и тогда костёр делают по=другому.
Эркин беззвучно шевельнул губами, повторяя новое слово.
— Пахнет как вкусно, — подошла к костру Полина Степановна, единственная из женщин не в брюках, а в длинной сборчатой юбке. — Ты его никак вымочил, Гриша?
Громовой Камень улыбнулся.
— Немного. Всех трав я не достал, так…
— А не пережарятся?
— Сырое мясо тяжёлое, сгибает прут, а гот овое легче, прут сам уберёт его от огня, — объяснил Громовой Камень. — Когда удачная охота, целых оленей так жарят.
— Это ж какие прутья нужны? — удивился белобрысый Никита из «Б».
Громовой Камень рассмеялся.
— Деревья молодые перевязывают сверху и на них подвешивают. Дерево само всё сделает.
— И живым останется, — кивнула Полина Степановна, откровенно любуясь Громовым Камнем.
Смотрела на него во все глаза и Джинни. Она впервые видела… настоящего индейца. В учительской и тогда, на вечеринке он был как все, ну, почти как все, а здесь…
И под этими взглядами Громовой Камень убедился, что поступил правильно, поехав в племенном. Здесь это уместно и даже…
— К столу, давайте, к столу!
— О, это дело!
— Эркин, — Андрей дёрнул брата за рубашку. — Айда к реке.
— Айда, — тряхнул головой Эркин.
Они сбежали к реке, вымыли руки и умылись холодной обжигающе чистой водой. Некоторые, в том числе Тим и Громовой Камень, последовали за ними.
— Кутойс…
— Да, — Громовой камень повернулся к Эркину.
— Этот узор, — Эркин, не касаясь, полосу тесьмы, нашитой поперёк кожаной рубашки. — Он что-то означает?
— Да, — кивнул Громовой камень и улыбнулся. — Потом расскажу. Уг?
— Уг, — ответно улыбнулся Эркин.
Он пропустил Громового Камня вперёд и пошёл следом, чтобы если что, подхватить и поддержать, но Громовой Камень шёл неуклюже, подволакивая ногу, но уверенно.
У скатертей рассаживались с шумным весельем. И так получилось, что расселись по классам. Эркин и Андрей сели рядом, и почти сразу рядом с Эркином остановился и нерешительно затоптался Артём. Он уже жалел, что сорвался. Ссориться с Эркином ему совсем не хотелось. Ведь как ни крути, а другой защиты у него нет и не будет.
— Садись, малец, — кивнул Эркин.
И Артём перевёл дыхание: кажется, обошлось.
Неизбежная, знакомая по беженским новосельям процедура разлива.
— Эркин, — Андрей показывает ему бутылку. — Водку будешь?
— Давай, — кивнул Эркин, подставляя стакан.
Артёму, не спрашивая, налили вина. Протестовать тот не посмел, да и не любил он водку, вино хоть сладкое.
Тим сам налил себе минералки.
— Я за рулём, — сказал он соседям.
Ему дружно посочувствовали. Машина — не лошадь, сама не довезёт, её вести надо. А на милицию нарваться, так прощай права — это все знали.
Мирон Трофимович оглядел застолье и поднял свой стакан с коньяком. Все почтительно затихли.
— За вас, — он широким жестом обвёл застолье, как бы чокаясь с каждым. — За ваше упорство и терпение, за вашу победу над собой.
— Спасибо, — нестройно, но очень искренне ответили ему.
Все выпили и дружно накинулись на еду. Эркин как обычно ограничился одним глотком, но Андрей выпил до дна.
— Не захмелеешь? — тихо спросил Эркин.
— Меня редко берёт, — отмахнулся Андрей, впиваясь зубами в бутерброд с толстым куском сала.
— Ну, как знаешь.
Эркин на секунду задумался: какой огурец — свежий или солёный — предпочтительнее, и взял оба.
Колбаса, рыба, огурцы, грибы, капуста, картофельные пирожки с грибами…
— Это загорыши, — объяснила Полина Степановна. — У нас их спокон веку стряпают.
— Вкуснота! — причмокнул Андрей.
С ним дружно и громко согласились. Решив, что первую достаточно плотно закусили, Андрей снова взялся за бутылку. Глядя куда-то в сторону и безмятежно жуя, Эркин ткнул его локтем под руку, и наполнить стакан доверху Андрею не удалось. Он удивлённо посмотрел на Эркина и кивнул.
— Понял.
— Строго ты брата держишь, — хмыкнул сидевшия напротив Трофимов.
— На то он и старший, — ответил Андрей, передавая ему бутылку с остатком водки.
Оглядев застолье и убедившись, что у всех налито, Андрей легко встал.
— А теперь главный тост, — звонко, перекрыв гомон и заставив всех смотреть на себя, начал он. — За учителей.
Продолжить он не смог: таким дружным одобрительным рёвом его поддержали. Все повскакали с мест, тянулись через скатерти, чтобы чокнуться. Андрей махнул рукой и присоединился к остальным.
После толкотни и суеты с чоканьем, все выпили и закусили. Эркин с удовольствием отметил про себя, что Женины пирожки с луком и яйцами всем понравились. Хотя и всё остальное тоже очень вкусно.
Дав всем немного отдохнуть после второй, Громовой Камень встал.
— Мясо готово, — и озорно улыбнулся. — Пошли к костру.
— Кутойс, — сразу откликнулся Андрей, — стаканы с собой?
— С собой, — рассмеялся Громовой Камень.
Подойдя к костру, увидели, что прутья почти выпрямились, а костёр уже подёрнулся серым пеплом, лишь чуть-чуть подсвеченным изнутри красным. Громовой Камень, готовя мясо, нарезал его маленькими кусками: ведь и ножи не у всех будут, а «по-индейски» есть тоже надо уметь, — и теперь опасался, что мясо пересохло. Но всем понравилось. Да и что могло не понравиться в лесу, среди запахов травы и листьев.
— Гриша, — Джинни смущённо тронула Громового Камня за рукав. — А почему тебя называют… кутойс? — с запинкой выговорила она.
— Кутойс — это учитель, — ответил Громовой Камень. — Вон те трое…