Страница 38 из 67
Около часу ночи вошло 6 бандитов.
Отделили 17 человек, и велели им идти.
Они простились с нами и ушли.
Через скважину ставни мы видели, что их ведут по направлению к реке.
Прошло времени с час.
Увели вторую партию 15 человек, а потом пришли за остальными. Каждый держался со своими близкими и родственниками. Когда нас вывели, была уже глубокая ночь. Я шел вместе со своими двумя хорошими знакомыми. Мы ре-
131
шили погибнуть вместе. Нас привели обратно на пароход и продержали там около получаса. Мы почувствовали, что пароход отходит от берега. Бандиты взяли одного из моих друзей и вывели его. Я хотел идти за ним, но меня отбросили.
Прислушиваюсь.
Кругом тихо.
Вдруг:
...плюх...
Будто бросили бревно в реку.
Повели моего второго товарища.
Через 2-3 минуты снова:
...плюх...
Вывели меня.
Я был в порванных кальсонах и "талес-котен",-- легкое обрядовое одеяние, носимое под сорочкой.
Вели меня два солдата.
Один сорвал "талес-котен".
Я их целовал, умолял отдать мне его,-- думая, что это поможет узнать меня и похоронить на еврейском кладбище.
Но они не отдали.
Привели меня на палубу.
Уже схватили меня, чтобы бросить в воду, но я, закрыв глаза, крикнул:
-- Шма-Исроэль... (Слушай, Израиль).
Я бросился сам в воду.
Волной отбросило меня под пароход.
Пароход мчался дальше, а меня понесло течением. Я еще был в сознании и тянулся в левую сторону реки, к черниговскому берегу. Не имею представления, как долго я боролся с водой, какие силы меня понесли. Мне представляется, что я ухватился за пень в реке, тянулся, сам не знаю куда. Меня уже совсем оставили силы, когда я заметил, что близок к берегу.
Я выполз на берег.
Откачался на песке, чтобы освободить свои внутренности от воды и немного согреться. Потом пустился нагишом в холодную сырую ночь дальше в дорогу.
Заметил огонек.
Пошел на него.
Ко мне подбежали два мужика и велели мне остановиться. Я начал их умолять не задерживать меня, рассказал им, что я резник из ближнего местечка, что в дороге на меня напали бандиты и обобрали. Мужики кликнули кого-то. Показался человек, который меня спросил по-еврейски:
-- Кто вы?
Я назвался.
Моей радости не было конца.
132
Человек бросился мне на шею, это был мой добрый знакомый. Он переговорил с мужиками, с которыми вез вместе на продажу рыбу.
Мне дали место в лодке.
Укрыли полушубками.
Когда начало светать, мы подъехали к деревушке Страхолесье. Зашли в крестьянскую хату. Мужик оказался добродушным, смотрел на меня сочувственно, качал головой.
Дал мне надеть старые лохмотья.
Позволил взобраться на печку.
Мне казалось, что моя жизнь вне опасности.
Но тут зашли два молодых мужика.
-- Что... тут жиды? Да, нехай, их.
Приказано вести в штаб. На этих днях должны вырезать и утопить всех жидов.
Хозяин начал их просить оставить нас в покое, потому что сам Бог нас спас.
Грех вмешиваться в его дела.
Молодые колебались и присели.
Мужик выпустил нас через окно второй комнаты.
-- Удирайте скорее.
Мы пустились в рощу.
Оттуда в болотистую местность, куда обычно люди не ходят. Мы по пояс зашагали по болоту, и в воде, ища такого тайного места, где бы не могли нас найти. Мы шли по местам, где нет и следа человеческой жизни. Часто мы прятались в рощах, когда замечали вооруженных людей. Еще очень много нам пришлось пережить. Но в конце концов добрались мы до какой-то фабрики, где русскиe рабочие нас немного одели, согрели, дали поесть и достали подводу, на которой мы доехали до Киевa.
13
На реке
Дом мой, в Чернобыле находится на берегу реки среди русского населения. Во время разлива, дом со стороны города окружен водой и доступ к нему возможен только садами и полем. 8-го апреля я из окна увидел, как два молодых еврея, неумело правя веслами, плавают на лодке. Против моего дома они остановились, и оглядываясь назад на берег, бросили в воду два трупа. Я впоследствии узнал, что эти евреи, по приказанию бандитов, поджидавших их на берегу, бросили в реку убитых евреев. Бандиты, по окончании работы, их изувечили.
133
После выехала на середину большая лодка.
Такие лодки у нас называются "зуб".
В ней было три бандита и 10 евреев, сильно избитых, с кровоподтеками на лицах. Вид их был ужасен: все они были без фуражек, волосы всклокочены, бороды слеплены от крови, глаза безумные, некоторые были лишь в нижнем белье, превращенном в клочья.
Бандиты стали их в одиночку, живыми, кидать в реку.
Семеро вскоре утонули.
Трое были вынесены течением на менее глубокое место и, достав дно ногами, стали ходить по воде, пробирались к моему дому.
Бандиты принялись в них стрелять.
Несчастные нагибали головы... пули их миновали. И много было выпущено пуль, пока были все они перебиты".
14
Страшный жених
Мне 19 лет, живу при родителях.
7-го апреля ночью, когда мы узнали о кровавых расправах с евреями у нас в Чернобыле, вся семья наша спряталась на чердаке. Квартиру мы оставили открытой и в нее, по каким-то неясным соображениям, вызванным очевидно растерянностью от ужаса, перебрался с семьей наш сосед еврей. Сидя на чердак, мы слышали, как ночью в дом вошли солдаты. Они о чем-то грозно кричали и три раза выстрелили. Повозившись еще некоторое время, ушли. Потом опять был слышен шум и треск, явились другие солдаты... притихло и опять солдаты... Так в течение всей ночи. Мы поняли, что в нашем доме происходит что-то ужасное, но, опасаясь за свою жизнь, не решились покинуть своего убежища.
Утром я осмелилась спуститься с чердака.
Сосед лежал раненый и почти все наше имущество было расхищено и попорчено.
Днем вошел к нам в сопровождении двух солдат знакомый военный русский.
-- Саша, назвала я его.
Он мне чрезвычайно обрадовался.
Спросил о моих родных и, когда я ему сказала, что они испуганные происходящим в нашем городе, боятся показываться, успокоил меня и сказал, что мне и родным нечего тревожиться, так как он нам выдаст расписку, обеспечивающую жизнь и остатки имущества.
Он выдал такую записку:
134
"Прошу этого еврея больше не тревожить". По моей просьбe он остался у нас на квартире. Он у нас спал, ел, выпивал и отлучался лишь по своим "военным надобностям". Он знал меня еще с первых дней пребывания Лазнюка в нашем городе. Он находился тогда в числе других рядовых солдат, бывших на постое в нашем доме. Он был тогда оборван, буквально бос, и вернулся лишь недавно из австрийского плена. Родом он крестьянин, лет 30-ти, высокий, полный, колоссальной физической силы. В одном лишь нашем городе ему приписывают свыше 10 убийств, совершенных им собственноручно. Еще при Лазнюке он проявлял нескрываемую ко мне симпатию и часто оскорблял меня своими нежностями и вниманием. Уехав с отрядом Лазнюка, он присылал мне любовные письма, которые, понятно, оставались безответными. Теперь он вернулся прекрасно одетым и состоял командиром 11-го батальона. Он почти всегда носил на плечах пулемет. Желая ему угождать, мы готовили ему самые изысканные блюда, доставали в городе спиртные напитки, и "бутылка" обязательно не должна была сходить со стола. Я сама подавала ему пищу.
Сама должна была сначала попробовать ее. Обязательно должна была пить с ним. Он мне предложил выйти за него замуж. Когда я указала на разницу религий, он авторитетно заявил: