Страница 16 из 224
Государь император ответил членам депутации следующими словами: "Искренно благодарю вас всех, господа, и вас тоже, братцы, за мысли и чувства, которые привели вас ко мне. Мне в особенности отрадно то, что вами руководили чувства преданности, любви к родной старине. Только то государство и сильно и крепко, которое свято хранит заветы прошлого. Мы сами против этого погрешили, и Бог за это, может быть, нас и карает. Что же касается опасений, вами выраженных, скажу вам, что сама жизнь укажет нам пути к устранению тех несовершенств и погрешностей, которые могут оказаться в таком новом и большом деле, которое я задумал на благо всех моих подданных. Убежден, что вы все и каждый в своем кругу поможете мне водворить мир и тишину в земле нашей и тем самым сослужите мне ту службу, которую от всех верных моих подданных ожидаю, в чем, господа, да поможет Господь". Сказав эти слова и обойдя всех и поговорив с некоторыми, Государь простился.
В промежуток между этими двумя депутациями произошел бунт среди матросов в Одессе, последствием чего один из броненосцев, "Потемкин"14, вместе с одним миноносцем отказались идти со всей эскадрой в Севастополь и остались в Одесском порту, подняв красный флаг. Выпустив два боевых снаряда по городу Одессе, броненосец, на котором были перебиты и брошены в море матросами как командир, так и офицеры, отправился вдоль Черноморского побережья. С 16 по 25 июня броненосец безнаказанно блуждал по Черному морю, заходя в порты и наводя везде панику. Посланные ему вдогонку миноносцы не могли нигде достичь его. Наконец 25 июня, когда "Потемкин" стал ощущать недостаток пресной воды и продовольствия и в команде начались раздоры, броненосец сдался румынским властям в Констанце, сопровождавший же его миноносец возвратился в Севастополь и передался русским властям, принеся повинную. Матросы с "Потемкина" в числе 700 были отправлены румынскими властями в разные города Румынии, откуда выпущены на свободу, многим позволили вернуться в Россию. Броненосец же по приказанию короля был возвращен России и доставлен на буксире в Севастополь 29 июня.
Позорный инцидент с "Потемкиным" отразился и в Кронштадте, где на некоторых судах начались волнения, скоро ликвидированные.
В июне месяце по высочайшему повелению была объявлена 8-я частичная мобилизация на укомплектование частей запасных нижних чинов; при этом для присутствования при мобилизации и поверке ее в разных губерниях Государь император повелел командировать Свиты генерал-майоров и флигель-адъютантов. Я попал в число командируемых — мне было повелено отправиться в Ефремовский уезд Тульской губернии и в Малоархангельский — Орловской губернии. Это была первая моя командировка по высочайшему повелению; естественно, что я отнесся к ней с особенным волнением и старался оправдать доверие Государя точнейшим выполнением возложенных на меня обязанностей. Кроме того, принимая во внимание неспокойное вообще время, я мог опасаться при мобилизации каких-либо беспорядков. К счастью, эти мои опасения не оправдались, и настроение запасных в обоих уездах было очень хорошее, я заметил только их беспокойство, что семьи их не будут должным образом обеспечены, так как они недоверчиво относились к обещаниям пособий для поддержания их семейств. Мои беседы с ними по сему поводу, как лица государевой Свиты, возымели желаемое действие; вообще было заметно, что командирование по высочайшему повелению доверенного лица Государева оказало очень благотворное действие на настроение запасных. Мобилизация прошла в обоих уездах хорошо, так как число неявившихся было ничтожно — по Ефремовскому уезду 1 %, по Малоархангельскому 2 %, но зато по этому уезду явилось добровольно не получивших карточки призыва 9 человек.
Вообще все распоряжения по мобилизации и условия, при которых она совершалась, нельзя было не признать правильными, только одно распоряжение, на которое я и указал во всеподданнейшем отчете, — это невнимательное отношение со стороны органов, заведовавших передвижением войск. Маршруты составлялись часто небрежно, и не обращалось должного внимания на распределение пищи; так, в 6 маршрутах, просмотренных мною, пять раз назначалась горячая пища по ночам, не считая дней выступления, когда неминуемо приходилось кормить людей в 4 — 5 часов утра. Это, конечно, вызывало неудовольствие. На продовольственном пункте в Орле, помню, был такой случай. Перед обедом большая часть запасных умоляла заведующего пунктом разрешить купить водки, говоря, что им надо опохмелиться, другие, что пища не полезет в рот без водки и т. д. Заведующий обратился ко мне по этому поводу. Принимая в соображение, что по дороге на станцию имелось три лавки с продажей водки, и опасаясь, как бы запасные, если им запретить, не ослушались, да и находя их просьбу уважительной, я решил взять на себя и, взяв слово с них, что они будут вести себя чинно, приказал открыть одну казенную винную лавку на полчаса. Запасные очень остались довольны, отлично пообедали и в большом порядке дошли до вокзала. Вообще было заметно больше беспорядков там, где во время мобилизации закрывали винные лавки, это всегда возбуждало запасных, и они готовы были идти на эксцессы. В своем всеподданнейшем отчете я тоже указал на некоторые дефекты по вопросу о призрении семейств нижних чинов, возвращавшихся по болезни на родину, а также и о неправильных действиях некоторых воинских начальников, отправлявших раненых не прямо на родину, а этапным порядком. По прошествии некоторого времени я узнал, что все мои замечания приняты были в соображение и по Военному министерству были сделаны соответствующие распоряжения, что дало мне большое удовлетворение.
22 июня военным министром был назначен генерал-лейтенант Редигер на место генерал-адъютанта Сахарова. Генерал Редигер был несколько лет управляющим канцелярией Военного министерства, человек весьма толковый, дельный, отлично знакомый с делом, человек кабинетный, не боевой, но огромной трудоспособности, не стеснявшийся говорить правду.
Одновременно с этим была учреждена самостоятельная должность начальника Генерального Штаба с непосредственным подчинением Государю императору. В ведение начальника Генерального Штаба отошла Николаевская академия Генерального Штаба, Корпус военных топографов и мобилизационная часть. На эту должность назначен был генерал-лейтенант Палицын — человек весьма образованный, отлично знавший дело, глубоко порядочный, но без определенного характера и чересчур заискивающий. Положение его было довольно трудное, и несомненно между военным министром и начальником Генерального Штаба неминуемо должны были происходить столкновения, так как их служебные интересы слишком сталкивались, и определить точную границу роли каждого было невозможно. На деле это, конечно, отражалось вредно.
В конце июня, 28 числа, в Москве был совершен новый террористический акт. Во время приема просителей московский градоначальник граф П. П. Шувалов был ранен тремя пулями в то время, когда углубился в чтение прошения, поданного ему одним из просителей. Граф Шувалов сразу упал, потерял сознание и, не приходя в себя, умер между 2 и 3 часами дня. Тотчас прибыл генерал-губернатор А. А. Козлов, на глазах которого он и умер. Убийцей оказался слушатель Петербургского учительского института Куликовский, который был задержан в Москве несколько времени назад по обвинению в политическом преступлении и содержался в Пречистенском полицейском доме, откуда бежал несколько дней назад.
В три с половиной часа дня была первая панихида в присутствии великой княгини Елизаветы Федоровны, семьи почившего, членов московской администрации, сословных учреждений, полиции и общества. На третий день кончины состоялось отпевание тела, которое и было перевезено в Петербург для погребения в имении графа "Вартемяки".
Я в это время не был в Москве, так как ездил на короткое время за границу, и об убийстве графа Шувалова я узнал из берлинских газет. Для меня это было большим и личным горем, так как с графом Шуваловым я был очень дружен.