Воспоминания. Том 1

Вечером Государь обыкновенно обедал в 8 часов, если не было поездки в театр. Иногда я удостаивался приглашения и к обеду, тогда обед происходил самым интимным образом. Обедали не в столовой, а подавался маленький стол на троих в покоях императрицы. Августейшие дети не обедали, посторонних ни разу при мне не было. Говорить можно было совершенно свободно, так как их величества держались очень просто и были удивительно гостеприимны и добры. После обеда с полчаса сидели в кабинете императрицы за кофе, после чего, милостиво простившись, их величества отпускали. Если была поездка в театр, то дежурный флигель-адъютант сопровождал их величества и в театре помещался в большой средней царской ложе. Ночью дежурный флигель-адъютант имел право раздеваться и спать.

6 мая, в день рождения Государя императора, я был произведен в полковники в сравнение со сверстниками по полку и со старшинством с 17 апреля, с оставлением в звании флигель-адъютанта и в списках Лейб-гвардии Преображенского полка.

16 мая вся Россия содрогнулась — получено было потрясающее известие о гибели эскадры адмирала Рожественского под Цусимой. Русский флот погиб, из 11 броненосцев, 9 крейсеров, 9 миноносцев, 4 транспортов только 2 крейсера и 2 миноносца пробились через кольцо японской эскадры. Страшное несчастие обрушилось на Россию, все было забыто, только "Цусима" была у всех на устах. Крейсер "Алмаз", предназначавшийся как яхта наместнику, с роскошным адмиральским помещением, весь из дерева, по счастливой случайности не потонувший (одного крупного снаряда было достаточно, чтобы его потопить), один, без больших аварий, под командой капитана 1-го ранга Чагина пробрался во Владивосток. Чагин был награжден званием флигель-адъютанта. Он первый по телеграфу из Владивостока донес о случившемся. Адмирал Рожественский, раненный, был взят в плен и отвезен в Сасебо, в госпиталь.

26 мая состоялось первое заседание Совета Министров под председательством графа Сольского для рассмотрения проекта А. Г. Булыгина о народном представительстве.

2 июня великий князь Алексей Александрович высочайшим приказом при рескрипте был уволен от должности генерал-адмирала и главного начальника флота по настоятельной его просьбе. Великий князь как благородный честный человек не счел возможным после гибели флота оставаться в должности генерал-адмирала и на другой же день после рокового для России дня просил Государя уволить его, но Николай II не хотел и только после долгих настояний великого князя согласился. Вслед за увольнением великого князя последовал указ об упразднении должности генерал-адмирала как главного начальника флота, это звание осталось только как почетное. Управляющий Морским министерством назначен был морским министром с присвоением ему прав главного начальника флота.

2 июня последовало высочайшее повеление о назначении меня председателем Московского столичного попечительства о народной трезвости на место ушедшего генерала от инфантерии Цеймерна, а товарищем председателя был назначен действительный статский советник H. H. фон Вендрих. Я был очень рад этому назначению, так как хотя я не был стеснен в своих действиях, будучи товарищем председателя, все же я не был вполне самостоятелен. С назначением председателем у меня были развязаны руки, и я мог всецело предаться тому делу, которое создалось при моем ближайшем участии и давало мне полное удовлетворение. К этому времени деятельность Попечительства о народной трезвости в Москве настолько расширилась, что захватила почти все районы Москвы. Под флагом Попечительства состояло 10 народных домов, одна чайная с конторой по найму рабочих и ночлежным приютом, одна столовая, лечебница для алкоголиков, театры оперный и драматический, 10 бесплатных читален и платных библиотек, воскресные школы, народные курсы по специальным занятиям и т. д. Деятельность была крайне интересна, и я всей душой отдавался ей, к тому же состав работников был вполне соответствующий, все работали дружно, сознательно, не за страх, а за совесть. Можно смело сказать, что все служащие составляли как бы одну семью, работая сплоченно для одной цели — на действительное благо народа.

6 июня Государю императору в Фермерском дворце в Петергофе представлялась депутация от объединившихся земских и городских деятелей левого крыла. Среди них были граф П. А. Гейден — опочецкий предводитель дворянства, князь Е. Б. Львов — председатель Тульской губернской земской управы, H. H. Львов — гласный саратовского земства, И. И. Петрункевич — гласный тверского земства, Ф. А. Головин — председатель Московской земской управы, князь П. Д. Долгоруков — рузский предводитель дворянства, Н. П. Ковалевский — харьковский губернский гласный, Ю. А. Новосильцев — темниковский уездный предводитель дворянства, Ф. А. Родичев — кандидат Весьегонского уезда, князь Д. И. Шаховской — ярославский губернский гласный, князь С. Н. Трубецкой — ординарный профессор Московского университета, барон П. Л. Корф — гласный Петербургской думы, А. Н. Никитин — заместитель председателя С.-Петербургской городской думы и М. П. Федоров — гласный Петербургской думы. Цель депутации была высказать Государю их взгляды на народное представительство. Речи говорили князь С. Н. Трубецкой, М. П. Федоров. Они выразили глубокое недоверие к полицейско-бюрократическому укладу русской жизни и неотложную необходимость перехода к творческой деятельности при участии опирающихся на доверие общества общественных деятелей, а М. П. Федоров подчеркнул, что надлежит призвать к жизни все, что есть даровитого и талантливого. Эти речи Государь удостоил весьма благосклонным ответом.

Государь сказал: "Я рад был выслушать вас, не сомневаюсь, что вами, господа, руководило чувство горячей любви к Родине в вашем непосредственном обращении ко мне. Я вместе с вами и со всеми народами моими всей душой скорбел и скорблю о тех бедствиях, которые принесла России война и которые еще необходимо предвидеть, и о всех внутренних неурядицах. Отбросьте ваши сомнения: моя воля, воля царская, созвать выборных от народа — непреклонна; привлечение их к работе государственной будет выполнено правильно. Я каждый день слежу и стою за этим делом. Вы можете передать об этом всем вашим близким, живущим как на земле, так и в городе. Я твердо верю, что Россия выйдет обновленной из постигшего испытания. Пусть установится, как было встарь, единение между царем и всей Русью, общение между мной и земскими людьми, которое ляжет в основу порядка, отвечающего самобытным русским началам. Я надеюсь, вы будете содействовать мне в этой работе".

После этого вся депутация была приглашена к завтраку и разъехалась в радостном настроении. Слова Государя и речи депутатов передавались везде и производили сильное впечатление, а в правых рядах сильное замешательство. Правые стали сплачиваться, хотели сказать и свое слово; собралась группа людей всех званий и состояний, от духовенства, дворян, крестьян, торговцев, промышленников и людей науки. Они все объединились на почве незыблемости самодержавия. Составив из себя депутацию, они испросили аудиенцию у Государя, которая и была им дана 21 июня в Петергофе. В нее вошли: гласный орловского земства Нарышкин, генерал-лейтенант Киреев, звенигородский предводитель дворянства граф П. С. Шереметев, гласный петербургского губернского земства и городской думы граф Бобринский, курский губернский предводитель дворянства граф Дорер, гласный Московской городской думы и выборный от московских старообрядцев Расторгуев, новгородский мещанин Матросов, крестьяне Московской губернии — Гришин и Баженов, Смоленской губернии — Яковлев и Медынского уезда — Несчастный.

Первым говорил граф Шереметев. Указав на то, что они не сомневаются в искренности людей иных взглядов по поводу осуществления возвещенных с престола желанных преобразований, граф Шереметев прочел Государю императору от соединившихся групп русских людей адрес, в котором отстаивались незыблемые основы самодержавия. После прочтения адреса говорили другие члены депутации: граф Бобринский, подчеркивая принципы самодержавия, и, коснувшись закона 18 февраля13 о призыве выборных, просил этих избранников вызвать из освященных историей бытовых групп. Нарышкин, отстаивая также самодержавие, выражал опасения, как бы новый закон о выборах не явился бы попыткой парламентарного учреждения с теми последствиями, которые и на Западе вызвали жалобы со стороны мудрейших людей.