Страница 19 из 129
Нет сомнений, что послы «русов» прибыли из Киева (иной случай был бы оговорен немецким хронистом). Они отправились в путь, по-видимому, осенью или зимой 972/973 года — то есть всего через несколько месяцев после получения в Киеве известия о гибели Святослава. Это первый самостоятельный шаг правительства Ярополка, и шаг этот говорит о многом.
Участие в праздновании христианской Пасхи ясно свидетельствовало о том, что представители Руси были настроены по крайней мере благожелательно по отношению к христианской вере, а скорее всего и сами являлись христианами. Последнее более вероятно. Еще со времен Игоря и Ольги в Киеве жили христиане, немало их было среди приближенных киевских правителей. Кого же, как не единоверцев императора Отгона, должен был отправить Ярополк в Кведлинбург?
Посольство Ярополка обозначило выбор, сделанный Киевом. (Конечно, пока еще не самим Ярополком, но его окружением.) Это был тот самый выбор, который четырнадцатью годами раньше сделала бабка Ярополка княгиня Ольга, чьи послы побывали при дворе Отгона еще в 959 году.
Ярополк был старшим среди Святославичей и, вероятно, наиболее близким к Ольге, наиболее подверженным ее воспитательному воздействию. Можно думать, что усилия Ольги не пропали даром. Христианство не было пустым звуком для киевского князя. Наверное, те самые люди, на которых Ольга пыталась в свое время опереться и которые вместе с ней и под ее влиянием думали о преобразовании Руси и о вовлечении ее в лоно Церкви, теперь стояли возле него. И Ярополк прислушивался к ним. Святослава слишком долго не было в Киеве; его влияние стерлось, его воинственные антихристианские пристрастия успели забыться. Язычество же само по себе (и мы уже отмечали это) терпимо относилось к любой из новых религий. При Ярополке христианство, видимо, поощрялось и, во всяком случае, уживалось с традиционным язычеством, соперничая с ним во влиянии на князя.
Кстати сказать, христианское влияние князь ощущал постоянно — в своей собственной опочивальне. Христианкой была его жена — некая греческая красавица, бывшая прежде монашенкой и попавшая в плен к русам во время балканской войны Святослава. По словам летописи, ее «привел» в Киев, в жены своему сыну, сам Святослав, «красоты ради лица ее». Если так, то это могло случиться в 969 году, когда Святослав на короткое время возвращался в Киев. (Юность княжича и вероятная разница в возрасте между ним и его невестой не могли смущать Святослава: напротив, женитьба превращала отрока во взрослого мужчину, свидетельствовала о его способности править своей «волостью».) Женщина в княжеском тереме была не совсем уж бесправным существом; она редко могла творить свою волю, но голос ее порой звучал, и князь прислушивался к ее словам. Вероятно, гречанка и в неволе не забывала о Боге и пыталась приобщить к нему своего юного супруга.
О расположенности Ярополка к христианам рассуждают и составители уже известной нам Иоакимовской летописи. «Ярополк… был муж кроткий и милостивый ко всем, любил христиан, и если сам не крестился народа ради, то никому же не препятствовал», — читаем мы в «Истории Российской» В.Н. Татищева{64}.
О дипломатической активности Ярополка свидетельствует Никоновская летопись, содержащая ряд уникальных известий, отсутствующих в более ранних летописных сводах. Откуда их почерпнул составитель летописи, остается неясным. (Предположение о существовании некой «летописи Ярополка»{65}, попавшей в XVI веке в руки московского летописца, кажется слишком невероятным.) Но как бы то ни было, добавления эти чрезвычайно любопытны и весьма содержательны. (Правда, следует оговориться, что хронология статей Никоновской летописи, посвященных времени княжения Ярополка, сбита — как, впрочем, и хронология соответствующих статей «Повести временных лет» — по крайней мере, на два года; но об этом ниже.)
Так, в летописной статье 6487 (979) года (на самом деле в этом году Ярополка, видимо, уже не было в живых) сообщается о прибытии к киевскому князю послов от греческого царя и о заключении между ними мира и любви. И «яшася» греки Ярополку «по дань» — «как и отцу его, и деду его». Речь, очевидно, идет о подтверждении мирного русско-византийского договора 971 года.
«В том же году, — продолжает автор Никоновской летописи, — пришли послы к Ярополку из Рима, от папы»{66}.
Это второе известие о контактах Ярополка с латинским Западом. (Заметим, что в сообщении Никоновской летописи о русско-византийских переговорах нет никаких намеков на то, что затрагивалась религиозная тема.) О цели визита папских посланников можно только догадываться: не исключено, что они обсуждали возможность распространения влияния папского престола на Русь. Но едва ли послы явились из самого Рима. Источник католической проповеди мог находиться ближе. Император Отгон I, при дворе которого побывали послы Ярополка, делал все возможное, чтобы распространить свет христианской веры на языческие народы, жившие к востоку от его границ. В конце 60-х годов им было основано Магдебургское миссийное архиепископство для христианской пропаганды в славянских землях, главным образом, в Польше. На кафедру в Магдебург был поставлен епископ Адальберт — тот самый, который побывал в Киеве при княгине Ольге и продолжал считаться «епископом ругов». Естественно, что Русь оставалась в сфере его самого пристального внимания. Политику императора Отгона I продолжил и его сын Отгон II (973–983).
В латинских источниках, кажется, имеются косвенные намеки на деятельность латинских проповедников в Киеве при князе Ярополке. Так, известный итальянский писатель и церковный деятель Петр Дамиани, епископ Остиенский (ум. 1072) включил в составленное им Житие блаженного Ромуальда рассказ о подвигах на Руси ученика Ромуальда святого Бонифация (епископа Бруно), обратившего якобы в христианство «короля русов», крестившего множество народа и в конце концов принявшего на Руси мученическую смерть. О проповеди епископа Бруно на Руси сообщается также в Хронике французского монаха Адемара Шабаннского (ум. 1034){67}. Этот рассказ в основном вымышлен. (Епископ Бруно действительно побывал на Руси, но гораздо позже — уже после крещения Владимира, о чем мы достоверно знаем из написанного им около 1008 года письма к немецкому королю Генриху II; погиб же он во время своей миссии к язычникам-пруссам.) Латинские авторы, по-видимому, смешали Руссию с Пруссией. Но историки обратили внимание на то, что рассказ о Бруно-Бонифации обнаруживает некоторое знакомство с той ситуацией, которая сложилась на Руси во второй половине 70-х годов X века, при князе Ярополке. По словам Петра Дамиани, Бруно сумел обратить в христианство «короля русов». Однако брат короля, живший вместе с ним, отказался принять новую веру и был убит названным королем. «Другой брат, который жил отдельно от короля, когда пришел к нему достопочтенный муж, не хотел слушать его слов, но, пылая на него крайним гневом за обращение брата, тотчас схватывает его, а потом… приказал обезглавить его на своих глазах в присутствии немалой толпы людей». Это вызвало его войну с «королем русов».
В самом деле, три брата, враждующие между собой, один из которых живет рядом с «королем», а другой — в отдалении от него, напоминают нам Ярополка, Олега и Владимира Святославичей. Но в таком случае, возможно, латинская легенда не есть простой вымысел; не исключено, что она вобрала в себя воспоминания о различных событиях, разновременных, но близких по характеру, — о действительном пребывании Бруно-Бонифация в Киеве в начале XI века, его миссии к язычникам-пруссам и гибели там, а также о пребывании на Руси при князе Ярополке каких-то безымянных латинских миссионеров, которые сумели подчинить своему влиянию Ярополка, но, вероятно, были враждебно встречены Владимиром и Олегом{68}. Может быть, от рук Владимира, в конце концов пришедшего к власти в Киеве, они и погибли?