Страница 3 из 50
меняется. Революция в полном разгаре — идет интенсивный отстрел. Но Костя требует, чтобы я
помнил покойников тоже. Все это очень смахивает на сцену из знаменитого кинофильма, где Глеб
Жиглов тренирует Шарапова. «Если хочешь, чтобы с тобою считались, — советует Костя, — учись».
Я согласен, но вспоминаю Жиглова: «Смотреть на эти рожи невмоготу!»
В то время как мы с Костей занимаемся страноведческой работой, в кабинете, не умолкая, трещит
телефон. Это толстяк-хозяйственник обзванивает рестораны. Близится Новый год, у ОССВ10 на
балансе остались какие-то деньги. Если их не потратить, на будущий год нам урежут бюджет.
Решено провести протокольное мероприятие: пригласить иранцев в кабак. Выбор падает на ВДНХ
— дешево и катают на тройках. Идея с тройками — русский размах — начальству нравится очень.
Толстяка хвалят. В обстановке предпраздничной суеты упускают из виду небольшую деталь: он
назначил прием на 27-е.
Сначала тройки, потом за стол? Или сначала за стол, а потом тройки? Это — важный вопрос. Его
обсуждают оставшуюся до банкета неделю и лишь накануне решают: сначала все-таки лучше за
стол.
К ресторану мы приезжаем заранее, чтобы встретить гостей у входа. Мы — это обитатели
известной вам комнаты на девятнадцатом этаже под руководством завсектором, зам. завотделом
и нового Заведующего ОССВ, который до этого трудился в Нью-Йорке и тонкостей дела пока не
сечет. Иранскую сторону возглавляет посланник Фарсчи, умный, образованный человек, начавший
карьеру еще при шахе (вскоре он удерет в Европу вместе с посольской казной). При нем пара
небритых ребят — дипломаты новой волны. Говорить с ними не о чем.
Фарсчи первым начинает беседу. Он показывает пальцем на голову зам. завотделом, где красуется
форменный мидовский каракулевый «пирожок», и спрашивает с легкой иронией: «Из
Афганистана?»
Вопрос иранца с хитрым подтекстом. В данном случае это не комплимент: мол, знаем-знаем, афганский каракуль ценится выше других, Фарсчи иезуитски напоминает: сегодня позорный день
военного вторжения СССР в ДРА{[10]}, его осуждает большая часть государств, в том числе и Иран.
Но зам. завотделом игнорирует каверзу. Он молодецки поправляет свой «пирожок» и коротко
отвечает: «Нет, из барана». На этом их диалог исчерпан, и мы проходим в фойе.
Идет застолье, звякают вилки, скребут о тарелки тупые ножи, все чин-чинарем. Вдруг раздается
телефонная трель. Метрдотель подает трубку зам. заву, тот слушает и бледнеет. На связи
дежурный из ОССВ. Он сообщает: «Пришла шифровка. Несколько сотен афганских боевиков при
содействии иранских спецслужб в Тегеране штурмуют наше посольство. Захвачен первый этаж.
Охрана отбивается брандспойтами. Наверху в помещении референтуры раздают оружие, радисты
кувалдой ломают шифровальную машину, уничтожают секретные документы. Ожидают самого
худшего».
Дежурный докладывает, что в отдел уже звонили из секретариата министра. Громыко срочно
требует руководство к себе, но поскольку никого нет, спрашивает: «Где?!» И узнаёт (!) — в
дружной компании иранских коллег катаются на тройках. Дежурный (закладчик) — это
бомбейский генконсул, приятель Раджа Капура. Его не взяли с собой на банкет, он обижен и вот
«отдуплился».
Черная «Волга» несется по зимней Москве со скоростью 100. На заднем сиденье тяжко вздыхает
сникшее руководство. Когда машина въезжает на пандус перед зданием МИД, новый заведующий
не выдерживает и обращается к заму: «Вы другой даты для этого сраного ланча отыскать не
могли?» Впрочем, вопрос риторический, ответа не требует.
«Подарки от Деда Мороза» руководство отдела получило в этот же день — редчайший случай, когда Громыко орал. Дальше «елочные наборы» раздавали по нисходящей. Кончилось все, как и
положено, на толстяке.
«Сик транзит глория мунди!» — не понимая, что говорит, прокомментировал это событие
бомбейский железнодорожник.
Вскоре после Нового года иранцы дали мне визу. Даже не верится, что это вдруг?!
ИСФАГАН
Исфаган — город шаха Аббаса, столица сефевидского государства.
Шах Аббас I12 в истории своей страны сыграл такую же роль, как наш Петр. Он принял державу в
состоянии полной разрухи, междоусобицы и военной угрозы извне, беспощадно подавил
феодальную вольницу, обуздал религиозный раскол, разделил духовную и светскую власть, ввел
единую денежную систему, создал регулярное войско. Твердой рукой укрепил государство и повел
наступление на соседей-врагов.
Аббас ценил тех, кто умел воевать, и собрал под своими знаменами лучших. Его мало заботили
социальное и этническое происхождение воинов, их вероисповедание. Критерием оценки
являлись отвага, личная преданность и профессионализм. Главнокомандующим и ближайшим
сподвижником шаха был грузин Алаверди-хан, грузины же составляли конницу, выходцы из
тюркских племен — гвардию, пехота и пушкари набирались из персов, советниками в войсках
служили англичане. Состав регулярной армии насчитывал 30 000 воинов. Однако в походах в нее
вливались кочевники-тюрки, и тогда она достигала 120 000 сабель при 500 орудиях. По тем
временам это была несметная сила.
Аббас был расчетлив, стремителен, смел: на востоке нанес поражение узбекам,
контролировавшим Хорасан и Герат, отбросил их за Амударью. На севере выбил османов из
Закавказья: взял Армению, Грузию, Азербайджан. На западе овладел значительной частью
Месопотамии, включая Мосул, священную Кербелу и Багдад. На юге прогнал португальцев из зоны
Залива, очистил выходы в океан. Границы державы расширились вдвое.
Шах был суровым владыкой для покоренных народов, мог вырезать взбунтовавшийся город, если
надо, половину страны. С вассалами — ханами, беками и царями — был вежлив, но строг. Он знал
реальную цену их клятвам о верности, поэтому, давая власть, отбирал сыновей, и если кто-то вел
себя плохо, то получал посылку, где в тряпочке голова. Так на завоеванных землях насаждался
средневековый порядок.
Важную роль Аббас отводил торговле. Транзитные караваны в Европу из Индии и Китая давали
казне колоссальный доход. Шах строил дороги, следил за их содержанием, обеспечивал
безопасность пути. Он и сам был крупным торговцем: отправлял на Запад шелк, бархат, парчу и
ковры. Аббас и здесь привлекал к себе лучших: бухарских, армянских, еврейских купцов, а еще
мореходов — голландцев и англичан. С их помощью он пытался изменить Великий шелковый путь, направить его океаном, в обход Османской империи — своего основного врага. Купцы получали от
шаха защиту, привилегии, льготы, верой и правдой служили ему.
В стране процветали наука, искусство, ремесла. Поражали своим совершенством живопись, ткани, ковры, керамика, ювелирные украшения, боевое оружие, книжное дело: миниатюра и
каллиграфия. Особое место занимала архитектура. Шах практически заново выстроил город. Его
украсили величественные дворцы, площади, парки, широкие длинные улицы с проезжей частью и
тротуарами, сады, каналы с чистой водой и фонтаны. Через реку Заянде- руд перекинули
каменные мосты. Были построены базары, заводы-цеха, в том числе пушечный и ружейный,
шестьсот караван-сараев, триста бань.
Но главным архитектурным наследием шаха Аббаса, прославившим его на века, стали мечети
Шейх Лотфолла и Шах. Обе относятся к числу всемирных исламских святынь. В едином ансамбле с
дворцовым комплексом Али-Гапу они в буквальном смысле — творение гения.
За годы правления шаха в культуре сложился неповторимый «персидский стиль». Он отличался
целостностью, изысканным вкусом, тонким чувством природы, независимостью от религиозных
догм. Распространившись по свету на колоссальном пространстве — от Индии до мавританской