Красный замок

Инспектор пожимает плечами – классический ответ французов на загадки жизни.

– Музей Гревен, – произносит он величественно, – это не просто собрание восковых фигур, особенно во время Всемирной выставки и открытия Эйфелевой башни. Это важная достопримечательность Парижа. Разве не может преступник, пусть даже безумец, захотеть принести дань уважения развлечениям Города Света, планируя свои убийства?

– В Лондоне Потрошитель предпочитал действовать тихо и выбирал для этого более темные места, – замечает Ирен.

– Лондон! – Инспектор едва сдерживается, чтобы не плюнуть. – Уайтчепел! В Париже нет такой выгребной ямы. Немудрено, что и жертвы в Париже поприличнее.

– Значит, Потрошитель перебрался в Париж, и его манеры стали более изысканными.

Наконец-то вступает Брэм Стокер:

– Я слышал о кровавых ритуалах, которые совершались в пещере за ярмарочной площадью, – им далеко до изысканности. Выдумай я подобную сцену в своих рассказах, меня окрестили бы извращенцем. Я согласен с тем прохожим, который во время убийств Потрошителя прошлой осенью сказал, что ни один англичанин так не поступил бы.

– И ни один француз тоже! – кричит инспектор, поводя усищами, как таракан.

Поразительно: кажется, ни одна нация на свете не способна породить Потрошителя, если в разговоре участвует хоть один ее представитель.

– Евреев, – тихо произносит барон, – часто обвиняли, и зачастую несправедливо, в зверствах, учиненных над христианами. Можете не верить, но факты подтверждают, что безжалостное насилие неизменно обращено на них самих. На нас, – добавляет он.

– В этом-то вся проблема! – После долгого молчания принц Уэльский держит страстную речь: – Та или иная фракция вечно пытается повесить преступления Джека-потрошителя на уязвимых в политическом плане людей, в том числе и на членов королевской семьи Англии! Меня неустанно критикуют за то, что я имею дело с евреями, лавочниками, жокеями… и женщинами.

– Разве ваше высочество собирается это отрицать? – игриво, будто невзначай, интересуется Ирен.

Принц, как свойственно избалованному аристократу, реагирует на невинный с виду вопрос, как кот, которого дергают за усы. Кстати, единственное, что я ставлю Шерлоку Холмсу в достоинство, – он не избалован и не аристократ.

– Вообще-то нет, – признается Берти, демонстрируя обезоруживающую честность, благодаря которой окружающие готовы его простить, если не полюбить. – Пропади он пропадом! Этот человек доставил целый воз проблем; надеюсь, кто-нибудь упечет мерзавца за решетку!

– «Кто-нибудь» всегда значит «мы», ваше высочество, – вносит поправку Ирен. – И поэтому «мы» должны что-нибудь предпринять для поимки Джека-потрошителя. Полагаю, вы разрешаете мне попытаться.

Инспектор, истинный француз, тихо фыркает.

Ирен не нужно ничье разрешение, но она хочет, чтобы некоторые особы из находящихся в гостиной видели: сам член королевской семьи наделил ее полномочиями.

– Вы доставите мне удовольствие, – отзывается принц, с улыбкой отвешивая поклон в ее сторону. Берти всегда приятно уступить любой женщине, кроме собственной матери.

Ирен умеет ценить значение официального одобрения. Она улыбается в ответ. Словно капитан корсаров[9] из прошлого, она заполучила королевскую разрешительную грамоту.

Она вправе поднять Веселого Роджера[10], взойти на борт и захватить любые суда, какие пожелает.

Благодарение Господу, в ее флоте уже есть американский крейсер Нелли Блай, и я с содроганием гадаю, каких флибустьеров примадонна еще привлечет к нашей армаде.

Глава вторая

Индеец во Франции

Краснокожий не выставляет своих чувств напоказ, чтобы государство не вцепилось в них когтями. Он понимает, чем ему грозит честность. Как можно заметить, краснокожие явно из тех людей, кто не всегда те, кем кажутся.

Есть много вещей, которые я никогда не прощу Ирен Адлер Нортон, но, похоже, меньше всего она виновата в той ситуации, которая терзает меня сейчас сильнее всего. Дело в том, что парижским Потрошителем может быть только беглый лондонский Потрошитель, и настоящая история восходит к событиям в Лондоне, где все и началось в прошлом году, осенью 1888-го.

Так что, когда Шерлок Холмс заявил мне, будто я обязана нянчиться с Ирен в Париже, меня это совсем не устроило. Но теперь, когда я вынуждена заниматься второстепенным расследованием, в то время как сам он вернулся в старую добрую Англию и преследует настоящего Джека-потрошителя, его повеление мне уже совсем в тягость.

Мы с Ирен гуляли по уже знакомой территории Всемирной выставки, волоча подолы юбок по земле в толпе продавщиц и богатых бездельниц. Повсюду царила атмосфера праздника, и ничто не напоминало о загадочных и леденящих кровь событиях, которые произошли на этом самом месте два дня назад.

Вылазка, которую мы совершили вместе с агентами Ротшильда и Буффало Биллом, охотясь на парижского Потрошителя, завершилась такой жутью, что с того момента все избегали обсуждения деталей дела в моем присутствии. Инспектор Франсуа ле Виллар сообщал мне только ту информацию, которая была необходима для содействия Ирен, опуская любые подробности, по его суждению неуместные для моих нежных девичьих, да к тому же иностранных ушей.

Примадонну я тоже едва ли могла вывести на обсуждение ужасающих деталей, поскольку ее давняя подруга Нелл исчезла как раз в разгар этого кошмара. Насколько я могла судить, единственным практическим результатом, которого мы достигли в ходе преследования парижского Потрошителя, стало исчезновение старой девы и обнаруженный позже в номере отеля зловещий знак, который сообщал, что муж Ирен, англичанин Годфри Нортон, путешествующий по делам крайне влиятельного семейства банкиров Ротшильдов, также находится в руках неизвестных – скорее всего, врагов.

Для британской стороны ночь выдалась несладкая.

Если бы Шерлок Холмс не пригрозил мне арестом, вынудив остаться с Ирен, я бы отправилась в Лондон вести собственное расследование. Теперь оставалось только злиться, что меня удерживают на периферии с женщинами, пока мужчины творят историю.

– Полагаю, – явно не замечая моего раздражения, произнесла Ирен, останавливаясь посмотреть на фонтаны у основания заостренного железного силуэта Эйфелевой башни, извергающиеся подобно Олд-Фейтфул[11], – что тебе хотелось бы проанализировать произошедшие здесь преступления и посмотреть, как они встраиваются в общую картину.

– Еще бы! Но я не осмеливалась задавать прямые вопросы, как поступил бы любой журналист, ведь Нелл так внезапно исчезла посреди творившегося мракобесия. Когда я видела ее в последний раз, за ней гнался сумасшедший Джеймс Келли, а ты кричала ей, чтобы она уходила из пещеры. Думаешь, он ее настиг? И если так, почему это случилось так далеко от места, где находились мы? И почему Келли преследовал именно ее?

Ирен обернулась, чтобы встретиться со мной взглядом, и я поняла, что ее внимание занимают вовсе не восхитительные фонтаны или мои скромные предположения, а нечто совсем другое.

– Можно подумать, ты завидуешь Нелл, что именно она стала целью Потрошителя. И в самом деле: сейчас вместо Нелл вполне могла бы отсутствовать ты. Вполне могла бы.

Не прозвучал ли в ее тихом безразличном замечании намек, что так было бы гораздо, гораздо лучше для всех, кто имеет отношение к этой истории?

Не ей меня стыдить, только не ей. Больше со мной такой номер не пройдет.

– Безусловно, в критических условиях я способна позаботиться о себе гораздо лучше Нелл. В конце концов, я смогла выжить в сумасшедшем доме, на фабрике с нечеловеческими условиями труда и в борделях на двух континентах.

9

Частные лица, с разрешения правительства воюющего государства захватывавшие корабли неприятеля.

10

Пиратский черный флаг с черепом и скрещенными костями.

11

Воронкообразный гейзер, расположенный в штате Вайоминг, США, на территории национального парка Йеллоустоун.