Снятие последней печати

Я уже допивал свое кофе, как к моему столику подошел парень, присел на стул. На плече у него была сумка с компьютером.

– Извини, земляк, сотенную не подкинешь? Послезавтра отдам, меня зовут Сергей Нелидов, я оставлю тебе номер своего мобильника и адрес.

И этот Серега протянул мне руку. Машинально я протянул свою. Занятная штука получалась: совершенно незнакомый хмырь просит одолжить деньги на пару дней, называет себя, для убедительности готов дать свой адрес. На хмыря и случайного шмокодявника он явно не смахивал, выглядел Сергей Нелидов вполне культурно, да и просил-то он ерунду какую-то. Наверняка никто не купился бы на его слова, я же решил сделать так, как не сделал бы никто – так, из любопытства. Он взял сотенную, внимательно посмотрел на меня.

– Спасибо. Послезавтра на этом же месте, в это же время. Как зовут-то?

Я назвался.

Около семи вечера того же дня я выходил из подъезда своего дома, когда прямо передо мной возник пожилой мужик. Седой, с тяжелыми мешками под глазами, немного сутулый.

– Твоя фамилия Шебеко? Леонтий? По отчеству Дмитриевич? Так?

Все так, кроме отчества. По паспорту я был Васильевич. Я взял фамилию матери, но отчество-то было отцовское. Но кто этот старикан и откуда ему известна моя фамилия?

– Кто вы и откуда у вас такие данные?

– Зовут меня Николай Степанович Разин, живу в Самаре с рождения, знаю тут многих – и тех, кто здесь жил когда-то, и тех, кто ныне проживает. Знаком я был и с твоей матерью Ксенией Иннокентьевной Шебеко – женщиной красивой, умницей, характера крутого. Отца твоего родного никогда не видел – заезжий он, не самарский. Васька Усков – хлыщ, пустомеля, охотник до чужого добра – не отец он тебе. Дома у меня имеется что-то вроде архива, есть там и фотографии твоего деда. На одной он снят вместе с дочкой Ксенией, мамой твоей. Приходи, Леонтий, посмотришь. Живу я со своей старухой на Буяновской 22. Приходи в любое время – я домосед.

Хотел я спросить, на кой ляд он мне все это говорит. Мать я совсем не помнил, а что до папани, тут и помнить нечего. Понятно, почему он ко мне так относился. Люба, конечно, знала, что он мне не родной, жалела меня – отсюда и квартира, и деньги. Но Николаю Степановичу какое дело до всего этого? Может с матерью как-то был связан и мне кое-что порассказать хотел. Ничего я ему не сказал, буркнул, что может как-нибудь загляну.

Я не верил, что тот парень, взявший у меня взаймы сотню, снова явится в то самое кафе в указанное им самим время. На всякий случай я пришел туда. Вот чудеса! Он уже ждал меня. Кажется, его Сергей зовут. Протянул он мне сотню и ещё раз поблагодарил. Спросил, есть ли у меня компьютер. Я сказал, что не имею представления, что это такое.

– Лёня, но это же глупо. С компом совсем другая жизнь. Я программист и знаю всю эту кухню от и до. У меня есть совершенно новый лэптоп – мне он не нужен, возьми. Хочешь, дам тебе несколько уроков компьютерной грамотности, потом сам мне спасибо скажешь.

Я усмехнулся.

– И сколько ты с меня за все это снимешь?

– Нисколько.

Смотрел он на меня в упор. Помолчал, затем заявил:

– Ни один первый встречный не дал мне бы сотню вот так, как ты это сделал. Знаешь ли, это дорогого стоит. Беру пример с тебя – платить ничего не надо. Договорились?

Я ничего не ответил, Сергей же вырвал из записной книжки листок, записал свой адрес, телефон.

– Надумаешь – приходи.

Деньги Любы подходили к концу, уже третий месяц я нигде не работал. Читал, иногда ходил на дискотеку, но все эти тряски под музыкальный грохот меня все-таки мало развлекали. Надо подыскивать какое-нибудь дело. Несколько раз я заглядывал в автомастерские, гаражи. В какой-то авторемонтной шарашке меня спросили, какое у меня образование. Сказать, что никакого, что я автослесарь-практик? Обозвали бы полудурком и весь разговор.

И все-таки мне удалось что-то выходить. В одном из гаражей, куда я заглянул, трое мужичков устроили ремонтную мастерскую. Я предложил свои услуги, сказал, что некоторое время работал автослесарем в Тольятти. Может они и отмахнулись бы от меня, но кто-то из этих работяг приболел. Там в тот день были в ремонте две иномарки. Я включился, сменил два фильтра, отрегулировал схождение колес, сменил тормозные колодки. С потрепанным «рено» пришлось повозиться, там была основательно покалечена вся механика и надо было менять передние двери. В один день мы не управились, мне предложили остаться в их шарашке на постоянку. Денег там было немного, но выбирать не приходилось.

Гараж этот располагался на Чкаловской, недалеко от Буяновской и однажды после работы я решил забежать к Николаю Степановичу Разину. От любопытства, я думаю, говорил он, что с матерью моей был знаком, да и приглашал он похоже от души.

Я даже не ожидал такого приема. Варвара Семеновна, супруга Николая Степановича, тут же усадила меня за стол, чай, варенье, всякие печености появились тут же. Мне и говорить-то ничего не пришлось – они оба стали рассказывать мне о моей матери, какая она красавица была, какая умная и как меня любила. Варвара Семеновна все время покачивала головой и говорила, как я здорово похож на деда Дмитрия, отца матери.

– Она ж, Ксюша, очень хотела дать тебе отчество по своему отцу, но не получилось.

Варвара Семеновна как-то сразу остановилась, быстро взглянула на супруга. Похоже было, что она собиралась что-то ещё добавить, но передумала, не зная, как Николай Степанович к этому отнесется. Тот же, отодвинув от себя чашку, сказал:

– Покажу я тебе, Леонтий, фотографии и кое-какие бумаги о наших прошлых самарских делах. Может тебя что-то и заинтересует.

У этого Николая Степановича было до черта всяких папок одна толще другой. Были и старые фотографии. Когда я увидел фотографию своего деда и моей матери, то прямо-таки остолбенел. Да, мать моя была красива, даже очень. Но две её фотографии в молодости я уже видел и тут особенно удивляться было нечему. Но вот дед – я был похож на него один к одному: тот же нос, какой-то хищный, на кончике чуть вздернутый, по габаритам в чем-то устрашенный. Удлиненный овал лица тоже от деда. Мой фас смягчался лишь глазами и мягким подбородком – это, конечно от маменьки и на фотографиях все это явно проступало.

– Послушайте, Николай Степанович, разве такое может быть, чтобы сын был настолько в деда? Как выглядел мой настоящий батя?

– Да не знаю я. Я этого заезжего молодца не видел – я же говорил тебе. А то, что внук очень похож на своего деда – такое часто случается.

Впечатление было настолько сильным, что я как-то не сразу стал просматривать эти самые папки, которые Николай Степанович охотно разложил передо мной. Надо сказать, что бумаги, которые хранились в этих папках, были какие-то странные и, пожалуй, недобрые. Множество фамилий, некоторые знакомые – это были самарские революционеры, в честь которых назвали многие улицы Самары, которая не так давно именовалась Куйбышевым. Об этом Куйбышеве Валерьяне тоже было что-то написано. Но с этим человеком ничего особенного не произошло и я не стал читать некоторые подробности его биографии. Интересно здесь было то, что многие самарские революционеры после захвата власти большевиками через короткое время изгонялись со своих высоких постов – кто куда: одних в ссылку или в тюрьму, другим давали расстрельную статью. Обвиняли черт знает в чем. И этих, в недалеком прошлом, вроде бы, верных новым идеям людей, в короткое время превращали в злейших врагов. Какая-то рабочая оппозиция, какая-то анкета, не подходящая в классовом отношении. Стреляли людей, как зайцев. На Сенной было убито до двадцати замаскированных врагов.

– Что за улица Сенная, Николай Степанович?

– Та самая, дружок, где мы сейчас с тобой. Потом ее переименовали в память Сашки Буянова – о нем я ничего не знаю, помер он рано.

– Это что, Самаре только так досталось от новой власти?