Страницы из моей жизни

С этим свидетельством совпадают относящиеся к более позднему времени воспоминания М.А. Чехова, опубликованные в том же сборнике.

«Летом тридцать первого года С.В. жил в Клерфонтене во Франции. Прекрасная вилла, большая, белая, в два этажа. Там он отдыхал, гулял и работал. Иногда его посещали друзья. Приехал Шаляпин. С.В. сиял – Федора Ивановича он любил горячо. Гуляли по саду, оба высокие, грациозные (каждый по-своему), и говорили: (Ф.И. – погромче, С.В. потише). Ф.И. смешил. Хитро поднимая правую бровь, С.В. косился на друга и смеялся с охотой. Задаст вопрос, подзадорит рассказчика, тот ответит остротой, и С.В. снова тихонько смеется, дымя папиросой. Посидели у пруда. Вернулись в большой кабинет. – Федя, пожалуйста… – начал было С.В., слегка растягивая слова. Но Ф.И. уже догадался и наотрез отказался: и не может, и голос сегодня не… очень, да и вообще… Нет, не буду… И вдруг согласился. С.В. сел за рояль, взял два-три аккорда, и пока «Федя» пел, С.В., сияющий и радостный, такой молодой и задорный, взглядывал быстро то на того, то на другого из нас, как будто фокус показывал. Кончили. С.В. хохотал, похлопывая «Федю» по мощному плечу, а в глазах я заметил слезинки».

89

Критика же ответила на выступления Ф.И. Шаляпина в партии Сальери рядом восторженных отзывов. «…Просматривая новую оперу Римского-Корсакова, – писал Ю. Энгель, – видишь, что здесь больше, чем гделибо в ином месте, нужны редкие певцы, которые могли бы всецело проникнуться драматическим положением героев Пушкина и в то же время были бы в состоянии пустить в ход все средства музыкальной декламации, при помощи которых композитор еще расширяет и подчеркивает силу и значение чудных, трогательных пушкинских стихов» («Рус. ведомости», 1898, 27 ноября).Даже

сам Цезарь Кюи писал: «Нигде, может быть, крупный талант Шаляпина как певца и актера не выражался в таком блеске, как здесь» (Кюи Ц. Избр. статьи. Л., 1952, с. 497).

90

В стенограмме доклада И.Н. Берсенева в связи с постановкой пушкинского спектакля в театре имени МОСПС имеются интересные строки об образе Сальери у Станиславского и Шаляпина:«Основная

сила образа заключалась в том, что Шаляпин необычайно глубоко и сильно передавал психологическую сложность его положения. С одной стороны, огромная любовь к Моцарту, то есть он любит каждое его движение, любит его как человека, каждый его поворот, и в то же время он ему завидует. И Шаляпин передавал с исключительной силой эту стихию зависти. И эта зависть – стихийная, как ревность Отелло, – быть может, благодаря музыке, благодаря тому, что это речитатив, благодаря тому, что это давало огромный простор, передавалась с необычайной силой. Я помню, как Станиславский говорил: «Вот если мне петь, тогда бы удалось. Хорошо Шаляпину!» Тогда он начинал петь. И я чувствовал, что Константину Сергеевичу самому нравилось, как он поет.

Так вот Шаляпин достигал колоссальной силы, сложности образа и глубины его, чего Константину Сергеевичу, по его собственному искреннему признанию, сделать никак не удавалось» (ЦГАЛИ, ф. 1989, оп. 1, ед. хр. 149).

91

Гастроли Русской частной оперы в Петербурге проходили с 22 февраля по 19 апреля 1898 г., с перерывом в две с половиной недели. В репертуаре было 9 русских и 5 иностранных опер. Первым спектаклем шел «Садко», показанный за время гастролей 9 раз. В репертуаре гастролей кроме «Садко» были: «Псковитянка» (5 спектаклей), «Иван Сусанин», «Рогнеда» (2), «Снегурочка» (3), «Майская ночь», «Хованщина» (2), «Русалка» (4), «Опричник», «Фауст», «Миньона», «Самсон и Далила», «Богема», «Орфей». «Псковитянка» с Ф.И. Шаляпиным – Грозным шла 23 февраля 1898 г.

92

«Борис Годунов» был показан во второй приезд частной оперы в Петербург, 7 марта 1899 г. Гастроли также проходили в зале петербургской консерватории.

93

Спектакли Русской частной оперы в Петербурге вызвали многочисленные отклики в прессе. Самым значительным из них явилась знаменитая статья В.В. Стасова «Радость безмерная» («Новости и Биржевая газета»). Больши

нство газет также высказались положительно, но более сдержанно.

«Мы просмотрели последнее действие в царской палате и должны сказать, что мы видели перед собой Грозного, – пишет критик «Петербургской газеты» 25 февраля 1898 г. – В каждом движении, в каждом слове чувствовался грозный царь. Голос его такой же хороший, свежий, звучный, как и был; дикция выработана (петь ему мало приходится в этой опере) и отчетлива. Обработать и типично передать такой сложный характер, каков характер Грозного, – для этого нужны большие способности».

«Санкт-Петербургские ведомости» 4 марта 1898 г. писали по поводу «Русалки»: «Русалка» Даргомыжского, поставленная московской антрепризой 2 марта, привлекла массу публики, которая особенно одобрительно отнеслась к г. Шаляпину, выступившему в роли Мельника. Действительно, этот молодой артист обрабатывает каждую порученную ему партию до мельчайших подробностей и является перед зрителями во всеоружии своего обширного таланта. Сцена сумасшествия, представляющая богатый материал для игры, была проведена г. Шаляпиным с большим увлечением и искренним чувством; что же касается вокальной стороны исполнения, то и здесь этот артист выказал много художественного вкуса и темперамента».

94

30 марта 1898 г. в газете «Новое время» была опубликована статья «Музыкальные наброски» (Московская частная опера, «Псковитянка» и г. Шаляпин в роли Ивана Грозного) М.М. Иванова, заслужившего печальную известность своей беспринципностью и выпадами против прогрессивных явлений русской музыки. Критик остался верен себе и в данной статье, весьма неудачно попытавшись охладить тот искренний энтузиазм, с которым петербургская публика принимала Русскую частную оперу и Шаляпина, а заодно с ними посрамить и выступившего с восторженной статьей «Радость безмерная» В.В. Стасова. «Совершенно равнодушным, – писал Иванов, – оставил меня и г. Шаляпин, о котором так кричал г. Стасов в «Новостях». Я не хочу сказать, что доверяю суждениям г. Стасова: совсем напротив; но все-таки, когда вдруг слышишь большой шум даже на улице, невольно останавливаешься, невольно ожидаешь встретить что-нибудь необычайное; конечно, зачастую и разочаровываешься. Разочароваться мне именно и пришлось в г. Шаляпине на представлении «Псковитянки».Сквозь

зубы процедив похвалы дарованию Шаляпина, иванов тут же пытается принизить его, объясняя «метаморфозу», происшедшую с Шаляпиным на московской сцене, и его грандиозный успех «обычным антагонизмом Москвы и Петербурга, только редко сходившихся в художественных приговорах… Не могла же петербургская критика или посетители театра проглядеть дарование актера или не заметить голоса певца; не такие это трудные вещи для понимания», – безапелляционно заявляет Иванов. Разделываясь с Шаляпиным, критик заодно разделывается и с Мусоргским. Досифей для Иванова всего только благодушный старец, беседующий все время о «покорности и смирении». «Задача нетрудная, – резюмирует он, – и не дающая права многого и спрашивать с артиста, тем более, что петь в этой роли решительно нечего, а потому и о голосе и о вокальном искусстве разговаривать не приходится». Не понравился иванову Шаляпин и в «Опричнике» и в «Псковитянке». «…г. Шаляпин бесспорно даровитый человек… Но пока он не может претендовать на то исключительное место среди сценических деятелей, о котором говорят его почитатели, фантастические или мало вникающие в дело», – заключает критик.

95

«Из всех исполняемых Шаляпиным ролей самая важная, самая полная, самая глубокая, самая талантливая была у него – роль Ивана Грозного в «Псковитянке» Римского-Корсакова. Понятно, что именно поэтому она пришлась всего тошнее критику с куриными понятиями, – отвечал ему Стасов в статье «Куриная слепота». – Стараясь ущемить Шаляпина, г. Иванов намекает, что ни есть у него хорошего в роли Ивана Грозного, все это не свое, а с других скопировано, с живописцев и скульпторов, и он только затрудняется хорошенько решить: с кого больше у него взято, с Антокольского или с Репина? Решает, что с Репина. О, обстоятельный эстетик! Но он не сообразил того, что и у Антокольского и у Репина всего по одному моменту, по одной позе представлено, а в роли у Шаляпина, в продолжение часа или двух, что он играет, поз и моментов несколько сотен! … отметим здесь также и то, что г. Иванов рассказывает, будто Иван Грозный, въезжающий верхом в псков, ничего другого не изобразил у Шаляпина, кроме усталости и удрученности. Ах, как мне жаль г. Иванова! Если бы кто-нибудь потрудился снять у него с глаз хоть на минуту тяжкую его болезнь, он оказал бы этому почтенному писателю очень большую услугу. Пациент увидел бы, сколько на лице у Грозного в ту минуту подозрительности, недоверия, беспокойной трусости, увидел бы, с каким смешанным, многообразным чувством суровой грозности и затаенного малодушия он поглядывает вокруг себя, как он озирается на толпу псковитян, даром, что ему они подносят хлеб-соль, даром, что кругом столы с медом и брагой, а сами они на коленях. Этот момент въезда – сущий художественный chef-d-euvre Шаляпина, но только для зрячих, да еще для тех, у кого есть хоть капля художественного чувства в груди. Свались болячки с глаз у г. Иванова, он также увидал бы в следующем акте, какое разнообразие выражений, какое богатство характеристики является во всей внешности Ивана Грозного, в позах, в интонациях его голоса, во всех его фразах, в каждом его слове – то у него трусливость перед отравой, когда он подозрительными пальцами перебирает поставленную перед ним на блюде пищу, то у него трусость еще перед другой отравой, когда ему преподносят кубок с питьем, то у него пышет фальшивая набожность, то проснувшееся лишь на один миг чувство сердечности к узнанной вдруг дочери, сейчас же и пропавшее, то вспышки неукротимого, избалованного деспота…» («Новости и Биржевая газета», 1898, 31 марта).