Страница 11 из 23
Саксе дождался, когда через поляну промаршировал батальон гренадеров, пристально всмотрелся вдаль — не приближается ли по дороге очередная пехотная или конная колонна — и скомандовал отряду:
— На поляну! Телеги в болото! Быстро, быстро! Мимо Саксе пронеслись две телеги, на которых здешние крестьяне успешно преодолевали заболоченные места, и с ходу врезались в болото. Лошади сделали было попытку остановиться, однако на них обрушился град ударов, не прекращавшийся до тех пор, пока обе телеги не оказались в болоте до верха колес. После этого два десятка всадников спешились и остались с Саксе на берегу болота, другие во главе с Фоком скрылись среди кустов и деревьев в низине. И тут же до слуха Саксе донесся тяжелый, мерный топот приближающейся пехотной колонны.
— В болото! За дело! — крикнул Саксе и, подавая пример, первым полез в зловонную жижу.
Проследовавшие через поляну три колонны гренадеров с полковником впереди не проявили никакого интереса к копошащимся в болоте драгунам, старающимся вытолкать на берег две крестьянские телеги с затянутыми рядном бортами. Когда колонны исчезли за ближайшим поворотом дороги, Саксе с мнимыми драгунами выбрался на сушу. Разогреваясь, шведы принялись подпрыгивать, размахивать руками, некоторые затеяли на поляне борьбу. Быстро прохаживаясь по берегу, Саксе довольно усмехнулся. Как удачно придумал он фокус с телегами, подвернувшимися отряду в брошенной жителями деревне! Мало того, что к барахтающимся по пояс в болоте солдатам не сунется ни один бездельник-генерал, они сослужат Саксе и другую, не менее важную службу. В каждой телеге, до поры до времени прикрытый рядном, находился полностью снаряженный для боя фальконет. Два снопа картечи, выпущенные по царю Петру и его свите, будут неплохим подспорьем мушкетам и шпагам его солдат!
Шагала по поляне пехота, трусила на рысях конница, от длительного пребывания в ледяной воде у Саксе сводило судорогой ноги и руки, однако он терпеливо ждал своего часа. Капитан знал, что обычно на маршах царь Петр не расстается с выпестованной им гвардией, а она — Саксе установил это из кратких разговоров с проходившими мимо офицерами — была еще только на подходе к поляне. Ничего, он дождется и гвардию, и царя Петра! Дождется, несмотря ни на что! И вдруг…
— Эй, голуби сизокрылые! Кой дьявол угораздил вас забраться в самую трясину? — раздалось с берега, когда Саксе со своими людьми в очередной раз очутился в болоте.
Капитан рукавом камзола смахнул с лица пот, поднял голову. На краю болота лицом к телегам стоял саженного роста усатый детина в офицерской форме. Поручик Преображенского полка! Неужто с минуты на минуту свершится задуманное! Наконец-то! Но какого черта нужно этому краснорожему великану-поручику? Нечего делать?
— Не рви пупы, ребятушки! — весело кричал с берега поручик. — Передохните. Сейчас мои соколики вас выручат! Сержант, подсоби землячкам! — скомандовал он кому-то из подчиненных.
Саксе не успел морп гуть, как среди его людей появились здоровяки в Преображенских мундирах, облепили телеги и с дружными криками вытолкали их на сушу.
— Что невесел, капитан? — хлопнул Саксе по плечу поручик — Выше нос и скажи спасибо, что я помог тебе на твердую землю выбраться. Сейчас тут проследует сам государь, а он не жалует нашего брата-офицера, когда тот ему свою дурь или неумение к службе являет. Например, как ты с возами, которые без малого не утопил в болоте. Не могу уразуметь, как ты умудрился Божьим днем и при хорошей дороге загнать их в трясину. Спьяну, что ли?
— Было с утра маленько, — соврал Саксе — Благодарю за выручку.
— Не за что, свои люди — сочтемся, — хохотнул поручик. — Пристраивайся к моей колонне и поспешим вперед. Через четыре версты деревушка, в коей велено на бивак становиться.
— Бивак? Это хорошо. Только мне и драгунам поначалу надобно привести себя в надлежащий вид, — сказал Саксе, надеясь отделаться от поручика.
— Займешься этим на биваке. А сейчас уноси отсюда подальше ноги — не приведи Господь тебе со своим болотным воинством государю на глаза попасть. Уж больно строг он к вашему брату-неумехе.
«И с этой засадой неудача, — обреченно подумал Саксе. — Придется завтра начинать все сначала».
Полковник Розен не первый год воевал против русских и неплохо знал их язык, есаул Недоля владел им как родным, а потому шведский офицер и украинский старшина прекрасно понимали друг друга без переводчика.
— Господин есаул, есть ли в вашем отряде казаки, видевшие когда-либо царя Петра и знающие его в лицо?
Недоля мог ожидать от Розена любого вопроса, кроме услышанного, но тем не менее ничем не выдал своего удивления.
— Думаю, что нет, пан полковник. Я и сам не видел царя, равно как и вашего короля.
Розен на мгновение задумался, потер чисто выбритый подбородок.
— Тогда другой вопрос. Трудно ли вашим сердюкам выдать себя за казаков царя Петра?
— Нисколько. Надобно лишь сменить кунтуши сердюков на жупаны полковых казаков.
— Прекрасно. В таком случае отберите мне сотню-полторы своих людей… Смелых, преданных нашему делу, готовых на все. Предупредите их сразу, что действовать придется бок о бок с русскими войсками под видом царских казаков. — Розен взглянул на бесстрастное лицо украинского старшины. — Вы знаете, господин есаул, что сегодня наши войска начали переправу через Днепр. Думаю, через трое суток они закончат ее полностью. К этому времени должен быть готов и ваш отряд.
Недоля слегка наклонил голову, щелкнул каблуками.
— Будет исполнено, пан полковник…
Выйдя из палатки Розена, есаул неторопливо двинулся к группе поджидавших его сердюков. Проходя мимо одной из шведских телег, он услышал лязг цепей и слабый голос, окликнувший его.
— Друже Недоля…
Телега находилась среди штабного обоза генерала Левенгаупта, невдалеке от нее прохаживались шведские часовые с мушкетами на плечах. Но есаул Недоля был слишком хорошо им известен и не вызывал никаких подозрений, а поэтому ни один из солдат даже не насторожился, когда тот подошел к телеге. На ее дне, скованный по рукам и ногам толстой цепью, лежал полуголый человек. Его тело представляло сплошную кровавую рану. На груди и ногах виднелись следы ожогов, плечи были вывернуты и распухли, на бесформенном от побоев иссиня-черном лице выделялись лишь горящие лихорадочным блеском глаза. Вид лежащего был настолько ужасен, что есаул невольно вздрогнул.
— Ты кликал? — спросил он, усилием воли заставляя себя остаться у телеги.
— Я, сотник
— Откуда знаешь, кто я?
— А ты меня не узнаешь?
Недоля внимательно посмотрел на лежавшего. Но лицо того было настолько обезображено, что он отрицательно покачал головой.
— Я не знаю тебя. И почему кличешь меня сотником, если я уже давно полковой есаул?
— Знаю это. Но есаулом ты стал у гетмана Мазепы, а я помню тебя сотником у батьки Голоты.
— У батьки Голоты? — как эхо, повторил Недоля. — Кто же ты, добрый человек?
— Твой стародавний друг-товарищ куренной атаман Левада. Не позабыл такого?
— Левада? — лицо есаула побледнело, он отшатнулся от борта телеги. — Но как очутился ты здесь?
— Из-за нашей с тобой дружбы, сотник. Батько Голота снова на Украине и послал меня, дабы кликнуть тебя к себе.
Задрожавшей рукой есаул провел по лицу, его глаза не отрывались от лежавшего.
— Батько на Украине? Неужто простил царю свои муки и бесчестье?
— Простил или нет — ведают лишь он да Господь Бог. А тебя, друже, как и иных верных соколов, кличет он под свой пернач для защиты родной земли от недруга-шведа.
— Я не верю тебе, — глухо произнес Недоля, нахмурив брови. — Не мог батько послать тебя ко мне без своего письма. Никогда не доверял он подобных дел одним чужим языкам.
— Верно молвишь, друже, а потому возьми батькину грамоту в шинке, где меня схватили. Отдал ее в руки хозяина… И коли ты еще не валяешься рядом со мной, значит, она до сего часу у него.