Страница 74 из 90
Насыпав на крышку и утрамбовав слой около пяти сантиметров толщиной, приступили к самой тонкой части работы. На месте будущего ориентира разметили на траве размеры нашей крышки. Затем аккуратно обкопали со всех сторон. Длинными кинжалами с двух сторон мы подрезали дерн сплошным куском и аккуратно скручивали в рулон. Затем раскрутили его на крышке. Не без мелких разрывов, но нам это удалось. А неправильные разрывы глаз не цепляют — земли без трещин не бывает. Унеся готовую крышку к будущей яме, мы продолжили копать, относить землю в мешках и высыпать ее холмиком на том месте, где мы сняли дерн. Через пару часов необходимая яма была готова. Тщательно замерив толщину крышки, маленькой лопаткой и кинжалом я снял кант по всему периметру. Наступал заключительный этап — укладывание крышки и причесывание травы.
Пропустив под крышкой в двух местах веревку, мы подняли ее и уложили на приготовленное место. Затем Степан приподнимал каждую сторону отдельно, а я освобождал придавленную крышкой траву и придавал ей естественное направление. В конце подравнял траву деревянными граблями, присыпал все собранной на дорожке мелкой пылью и отошел со Степаном к ориентиру, который стилизовал под свежую могилу, обложил прямоугольный холмик насыпанной земли кусками дерна, а с восточной стороны воткнул связанный из двух палок крест. Свежая могила — это был хороший и очень символичный ориентир для моей задумки. Отправив Степана искать выкопанную яму, накрытую крышкой, сам, постелив овчину, с которой не расстаюсь, прилег отдохнуть после трудов праведных. Степан, глянув на меня как на идиота, бодро потопал искать яму, но я недаром уничтожил граблями и пылью все наши следы. Видя, что Степан начинает топтаться по кругу и вновь придется заметать следы, я, довольный проверкой, закричат пугачом, давая знать дозорным, что мы готовы. Подозвал Степана, пытавшегося и дальше искать яму, и нагрузил его инструментом.
— Богдан, а что с ямой, почему я не могу ее найти? Грех было не воспользоваться такой возможностью:
— Я ее заколдовал, теперь никто ее без меня не найдет.
— Брешешь!
— Вот завтра с утра пойдешь занова искать.
Так занимательно беседуя, мы неспешно брели к прибрежному лесу, поджидая Сулима и Давида, спешивших к нам с разных сторон.
Сулим отправил Давида с лодкой обратно к Остапу: все равно нам лодка не нужна, — Степан собирал хворост и тащил на поляну небольшие сухие деревья, а я набивал один из мешков сухими листьями и мелким хворостом. Выйдя на опушку и подвесив мешок, начал пристрелку нового оружия с тридцати шагов, постепенно увеличивая дистанцию. Мела или пепла у меня не было, зато были сухая пыль и вода. Макая кончик стрелы в жидкую грязь, вполне можно было различить отпечаток на мешковине. Подступивший вечер не дал мне сделать больше двадцати выстрелов, но результатами я остался доволен. Снайперский самострел был слабее моего, но длинная стрела и длинный желоб давали высокую кучность и хорошую точность. А при выстреле в лицо доспехов пробивать не нужно.
Пожевав каши, не чувствуя ее вкуса, замотавшись во все доступные шкуры и тулупы, провалился в небытие, из которого меня вырвал мой организм, требующий немедленно возобновить круговорот воды в природе, ибо задержка воды в организме может привести к серьезному давлению на мозги. Прогулявшись, подкинул в костер остатки дров, лязгая громко зубами, вновь замотался с головой, но противный сырой холод проникал в каждую щель, не давая заснуть. Вылез обратно, принялся махать руками и ногами, но понял, что и это не поможет. Пришлось идти в лес и собирать дрова. Постепенно проснулись остальные. Вскипятили воды с какими-то травами, позавтракали, жуя пироги и запивая кипятком из котелка. Кипяток имел вкус ромашки и вчерашней каши. Романтика. Недорого. В нагрузку обожженный язык и пальцы. Я пошел учиться стрелять, а ребята, согревшись пирогами и кипятком, обратно завалились спать. Это настолько травмировало мою тонкую психику, что, пульнув раз двадцать, я убедил себя, что самое главное для спортсмена — не перегореть перед стартом, и завалился спать рядом с ними.
Проснувшись ближе к полудню, мы перекусили пирогами с холодной кипяченой водой, сохранившей свой неповторимый букет ромашки с кашей, и, услышав сигнал с той стороны, замотав ладони холстиной, мы взялись тянуть мокрую веревку. Поставив прибывших казаков на свое место и отдав им холстины, мы побежали. Сулим — на ближайший холм озирать окрестности, я — с заряженным самострелом в яму, а Степан с граблями и дорожной пылью — заметать следы.
Отсчитав в уме ровно пятьдесят шагов от ориентира вдоль тропы, с трудом обнаружил в траве наши бечевки. Подняв крышку и положив в стороне, на дно ямы постелил овчину, положил разобранный самострел и стал на колени, вписавшись в натянутый самострел. Взяв крышку, мы поставили ее мне на согнутую спину, Степан отцентровал, и я начал ее медленно опускать, каждую сторону по очереди, чтоб поправить траву. В конце он должен был, поправив все граблями, высоко подбрасывая пыль, присыпать все это.
В дальнейшем у него было задание начинать движение с казаками в ста шагах ниже ориентира, громко топая ногами по земле, и выпустить вперед жертву в железной маске.
Пролежав в темнице достаточно долго, чтобы мне успело надоесть, я услышал топот. По сухой земле низкочастотные звуки распространяются просто великолепно. Осторожно приподняв переднюю часть крышки, собрал самострел. Вытащил сначала ложе, затем приклад, соединил и, приготовив рядом нож, начал прицеливание. Умная жертва, а ею оказался Иван Товстый; он надел шлем с маской на палку, а не на голову, поднял над головой и шел впереди, зорко глядя по сторонам. Когда он поравнялся с «могилой», на которую он постоянно косился, я выстрелил в маску. Стрела, звонко ударив в шлем, сбила его с палки на голову шедшего следом. Пока они разбирались, что к чему, кинул в яму приклад, ножом разрезал завязки, которыми крепился лук к ложу самострела, кинул вниз ложе и, развернув лук, затянул и его. Проблема была в том, что ненатянутый лук по ширине не помещался. Медленно, двумя руками поправляя траву, опустил крышку и начал ждать. Степану я передал кодовый сигнал: когда им надоест меня искать, должны все вместе громко топать ногами.
В темной яме, стоя на коленях и подпирая спиной крышку, я ощущал, что время течет очень неторопливо. Вспоминал рассказы нашего инструктора, бывшего снайпера военной разведки. В такой «лежке», которую я соорудил по его рассказу, он провел двое суток — и еще двое суток добирался до места эвакуации. Потом сутки из бани не вылезал: все ему запах мочи мерещился. После таких воспоминаний мои несколько часов казались детскими играми в «Зарницу». Атаман в этот раз оказался упорным и все не хотел сдаваться. Радовало одно: они прочесывали степь широким фронтом и возле лежки сильно не натоптали. Наконец я услышал долгожданный повторяющийся инфразвук. Осторожно приподняв крышку, начал орать:
— Степан, иди сюда, остальные стойте на месте!.. Держи крышку, осторожно клади ее на землю!
Первым делом я, отбежав в сторону, освободил мозги, и не только, от избыточного давления. Просунув веревки, уложили крышку на место, и, загладив все следы нашего пребывания, мы дружно направились в лес. Все были задумчивы и поглядывали на меня с недоверием. Видимо, не могли до сих пор понять, как мне удалось от них спрятаться. Только Иван радостно хлопал меня по плечу и требовал, чтобы я немедленно начинал обучать его такому фокусу.
В несколько заходов переправившись через речку и спрятав лодку и канаты, мы направились по дороге вниз. Иван тихо рассказал мне, что атаман с утра всех остальных казаков припахал возить снопы, доски и собирать плот на берегу Днепра, возле одинокого дуба, и мы сейчас стараемся до темноты добраться до того места. Но вряд ли нам это удастся: поздно выехали, и придется ночевать на полдороге. Так оно и случилось.
Едва заалел небосвод на востоке, как мы оказались в седле и продолжили нашу скачку. И оказалось, не зря спешили. Есть у нашего атамана интуиция — как чувствовал, что сегодня татары объявятся. А может, еще тогда сговорились, что до четверга успеют… Когда мы выехали на кручу, к одинокому дубу, нас встретил Остап, который еще вчера был отправлен сюда следить за порядком.