Параллельный переход

Василий Кононюк

Шанс? Параллельный переход

ПРОЛОГ

В этот раз сознание возвращалось тяжело, боль накатывала вперемежку с состояниями невыносимого страха и паники, видениями ужасных контуров и теней, надвигающихся из темноты. Вместе с тем какая-то часть моего сознания настойчиво пробиралась наружу, отметая эмоции в сторону, заполняя голову вопросами: «Что со мной?», «Что случилось?». С трудом сознание вернулось, и, успокоенный, я открыл глаза. Надо мной, склонившись и прикрыв глаза, стояла незнакомая немолодая, но еще сильная и статная женщина лет пятидесяти.

Ее черные, с заметной проседью волосы были убраны под темный платок, завязанный узлом сзади, на шее. «Так моя бабушка завязывала», — мелькнуло в голове, и губы растянулись в глупую улыбку. Ее руки катали что-то по моему лбу, глаза были прикрыты, а губы сосредоточенно шептали слова, смысл которых начал медленно доходить до меня:

Внезапно она замолчала, открыла глаза, и они черными колодцами вобрали меня в себя, перед глазами закружилось, и я в который раз провалился в небытие.

Глава 1

О ТОМ, КАК НИКТО НЕ ХОТЕЛ УМИРАТЬ

— Привет, Костя, слушай, у меня несколько последних дней подряд голова болит временами. Сильная боль — иногда несколько секунд, иногда несколько минут, потом само проходит. Может, подскажешь, какие таблетки попить?

— Привет, Володя. Когда тебя сегодня можно оторвать часа на полтора?

— Сегодня полная за… грузка, ты бы мне сказал по-быстрому пару названий, я бы по дороге взял, а на следующей неделе бы встретились. Или хочешь, я к тебе вечером, после восьми, домой заскочу?

— Давай, чтоб я не матерился, ты мне не будешь давать советов. И не начинай мне своих «сегодня не могу». Отвечай на поставленный вопрос.

— Костик, ты, главное, не нервничай. Если ты так жаждешь меня увидеть, давай тогда в обед увидимся. А пока скажи: что мне в аптеке покупать?

— Подожди минутку, не клади трубу… Алло, Володя, слышишь меня?

— А куда я денусь, если ты орешь так, что тебя без телефона слышно!

— Ровно в тринадцать ноль-ноль чтобы ты был в нашей больнице, в кабинете компьютерной томографии. Спросишь Аллу Викторовну, скажешь, что от меня. И не опаздывай: люди на обед не пойдут, тебя ждать будут. Все, там увидимся.

— Алло…

«Ну вот, поговорили, а какие таблетки брать, так и не сказал, чудо нерусское. Зачем я жене обещал, что ему позвоню? В любой аптеке посоветуют, что от головной боли брать, — теперь придется день разрывать, в больницу ехать. А там попадешь к ним в лапы — так просто не вырвешься».

…— Проходите, Владимир Васильевич, присаживайтесь. Мы тут с Константином Ароновичем как раз результаты вашей томограммы просматриваем. А вы меня не помните, Владимир Васильевич?

— Да я вроде у вас первый раз, Игорь Владимирович, — имя ваше на двери, на табличке прочел.

— Да, не снятся вам по ночам ваши жертвы, Владимир Васильевич. А я — одна из них.

— Игорек, ты ли это? Извини, не признал сразу. Ты же с нами только один раз на страйкбол ездил, да и рожу тогда разрисовал точно как юсовский рейнджер на плакатах. Попробуй тебя узнай в белом халате да с белым лицом. Костик, ты чего нас собрал? Решил на троих среди бела дня сообразить?

— Нет, Костя действительно пришел обсудить со мной твои снимки.

— Так там что, проблемы какие-то?

— Можно и так сказать… Володя, у тебя злокачественная опухоль, в очень плохом месте. Неоперабельная. Таких операций никто не делает. Мне очень жаль.

— …Сколько у меня есть времени?

— Трудно сказать, Володя. Тут многое зависит от тебя. Общее правило таково: чем раньше подсядешь на болеутоляющие препараты, особенно морфий, тем раньше уйдешь. Пока всех дел не доделал, терпи. Боль замедляет развитие болезни. В худшем случае у тебя месяц, в лучшем — три.

— Да, веселые вы ребята… Костя, Любке ничего не говори, я сам все скажу.

— Володя, ты же знаешь: я не умею врать.

— Так никто тебя врать не заставляет, правдивый ты наш, скажешь ей — я сам все расскажу.

— Володя, так она подумает невесть что.

— Костя, ты сам понял, что сказал? Ты сначала придумай что-то похуже этого, а потом волнуйся о том, что она себе надумает. Отключи телефоны до вечера, и вопрос решится сам собой. Ладно, ребята, времени мало — дел много, побегу я.

— Володя, стой.

— Ну, чего тебе еще, Костя?

— Я знаю, ты любишь водить сам, но возьми себе шофера на это время. В любой момент возможны кратковременные обмороки.

— Гуд.

— Я всегда знала, что ты обманщик, Володя. Опять ты меня обманул…

— О чем ты, Люба? Просто я не мог сразу тебе сказать, мне нужно было пару часов…

— Да я не о том, Володя, — я все поняла, когда и Костику, и тебе дозвониться не смогла. А может, и еще раньше. Утром, когда ты от боли скривился, игла холодная в сердце вошла — так и сидит, не выходит. Не о том я. Обещал ты мне, Володя, тридцать три года назад, что мы с тобой в один день умрем. Задурил голову бедной девочке, а слова не сдержал…

— Я верил, что так будет, Люба. Прости.

— «Прости» — это все, что ты скажешь, Волчонок, да? Ты помнишь, сколько было моей бабке, когда ее хоронили?

— Восемьдесят девять?

— Девяносто один, родной. А мне пятьдесят один. Делай что-то, Володя, так не пойдет. Ты помрешь себе, а мне сорок лет одной жить?

— Я буду делать, Люба, все будет хорошо, родная.

— Врешь ты все, Волчонок, ни хрена ты не сделаешь.

— Обними меня, маленькая, все будет хорошо, ты же знаешь, я придумаю что-нибудь…

— Это ты, конечно, придумаешь — тут у тебя фантазия богатая… Ладно, с дохлого волка хоть шерсти клок… Иди ко мне, Волчонок. Пока еще ты живой.

Когда в следующий раз мои глаза открылись, в комнате царил полумрак. Прямо надо мной, на расстоянии вытянутой руки, был неровный, побеленный известью глиняный потолок, слева от меня — такая же стена, справа — знакомые с детства очертания. «Я лежу на лежанке большой деревенской печи — почему? Однако странные фантазии у этих медиков», — мелькнула мысль и пропала — ее заменило ощущение, что со мной что-то не так, как всегда. Ничего не болело. Ощущение тела еще полностью не восстановилось, и присутствовала характерная после выхода из обморока «морская болезнь», когда тебе кажется, что тебя качает, и тело еще не «свое». Вместе с тем не было того ощущения всепроницающей боли, с которым приходил в сознание на протяжении последних недель. Боль, не оставлявшая меня даже в те непродолжительные периоды, когда ассистенты Петра Николаевича давали моему телу день-два отдыха, чтобы восстановить «яркость ощущений». Дрожа и не веря в то, что случилось, поднял к глазам правую руку и долго ее рассматривал. Я тупо глядел на свою руку, которая была не моей, поворачивая ее то одной, то другой стороной. Почему-то хотелось плакать, в душе было пусто и горько…

Глава 2

О МЕТОДЕ ИНДУКЦИИ В РУКАХ МЕДИКА

ДЛЯ ЛЮБИТЕЛЕЙ ФИЛОСОФИИ

— Володька, привет!

— Андрей, черт лысый, ты что, снова здесь? Ты же два месяца как уехал.