Страница 89 из 90
Улыбнулись друг другу.
Он шагнул в сторону, протянул перевязанную руку в сторону Джо-сатаны, который во фраке и белом галстуке, с котелком в руках ждал у открытого медного цилиндра.
Розмари постояла секунду-другую и пошла — креп покачивается из стороны в сторону, высокие каблуки щелкают по скользкому черному полу.
Джо-сатана галантно пропустил ее в кабину из красной кожи и меди. Она повернулась и мельком увидела Энди, стоящего на фоне мерцания и облаков с поднятой рукой, затем Джо-сатана приблизился к ней вплотную, и за его спиной затворилась дверь лифта.
Они камнем полетели вниз.
Он надел ей на голову свой котелок, сдвинул его на затылок, распушил несколько локонов.
— Прелесть!
Розмари посмотрела на его белый галстук. Настоящий узел, никаких резинок с застежками.
— Как мы пройдем через газ?
— Об этом не беспокойся.
Он улыбался, а она посмотрела вверх, на красные буквы и цифры, мелькающие над его головой. 10, 9, 8… 1, — 1, — 2…
Кабина помчалась еще быстрее.
Стало жарко.
Розмари потела и смотрела на его галстук.
— Скорей бы избавиться от этого обезьяньего наряда, — сказал он. — Я имею в виду тот, что внутри. Я ведь его таскаю уже три проклятых года.
Он вонзил когти — когти! — в галстук и ворот сорочки, дернул, сорвал вместе с кожей шеи. Обнажилась черная с прозеленью чешуя; клочки материи и плоти полетели на медь и красную кожу.
Розмари посмотрела в адские глаза, на кривые белые рога.
— Ты же говорил, ада не будет.
— Розмари, деточка моя, — прохрипел он, срывая пиджак, рубашку, мясо с влажной черно-зеленой чешуи, — я лгал! Неужели ты этого еще не поняла? Извиваясь, к ее лицу потянулся огромный язык. Она закрыла глаза и закричала, а в следующий миг ее обхватили руки.
— Ро! Ро! — кричал он, держа ее, сжимая ее, целуя ее в лоб. — Все хорошо! Все хорошо! Хрипя, задыхаясь, она открыла глаза.
— Все хорошо, — твердил он. — Все хорошо, все хорошо…
Она вцепилась в свою пеструю пижамную рубашку, окинула диким взором залитую светом раннего утра комнату.
Увидела афиши из Парижа и Вероны, желтый полноформатный плакат со словом «Лютер» и красным кольцом у нижнего края.
И, хрипя, всхлипывая, хватая ртом воздух, упала на мужскую грудь.
— О, Ги! Это было ужасно! И все не кончалось!..
— О, моя бедная девочка. — Он прижал ее к себе и поцеловал в лоб.
— Совсем как наяву!
— Вот что бывает, когда читаешь на ночь «Дракулу»…
Она отстранилась на него и посмотрела на пол. Там лежала книжка в бумажной обложке.
— Брэм Стокер! — вскричала она. — Ну конечно! Пока она переводила дыхание, он сел на постели.
— Мы снимаем жилье в этом старом доме, а он называется Брэм! Брэмфорд! Сначала он стоял в центре города, потом — в Сентрал-парк-уэст, сначала он был черным, потом розовым, сначала с горгульями, потом без… Сначала это была «Дакота», только квартирную плату там брали…
— Ну разве не мило? — Он лег, зевнул, почесал под резинкой пестрых пижамных штанов.
Розмари повернулась и ударила его кулаком по плечу.
— А ты, подлый предатель! — воскликнула она. — Отдал меня шайке ведьм и колдунов!
— Выдумки! Выдумки! — Он со смехом поймал ее кулак.
— И у меня был ребенок от Сатаны!
— Ого! Если речь зашла о детях, то мне пора. Он слез с кровати и пошел в ванную, оставив дверь полуотворенной. Розмари подобралась на коленях к зеркалу в золоченой оправе, что висело на стене в изножье постели.
— О Господи! — Она погладила себя по груди, провела ладонями по щекам, схватилась за волосы — огненно-рыжие, — поцеловала их, посмотрела в глаза своему отражению, пощупала кожу вокруг глазных яблок, погладила щеки, горло, руки. — Мне было пятьдесят восемь! Правда, я выглядела чуть моложе, но мне было пятьдесят восемь! Чудовищно! Я походила на тетю Пэг!
— Разве она не милашка?
— Да, но все-таки… Пятьдесят восемь… — Розмари присвистнула. — До чего же здорово снова оказаться молодой! А ведь это было так реально! Все от и до! — Она села и нахмурилась. — Год тысяча девятьсот девяносто девятый. И в нем творится всякая чертовщина. Мы с сыном, как… Иисус и Мария… только совсем иначе…
Розмари тряхнула головой, снова встала на колени и пригляделась к своим щекам. Хорошенько пригляделась. Заметила крохотное пятнышко.
— Надо будет получше заботиться о коже…
— Хорошо, что я рано встал. Я решил съездить, попробоваться на роль в «Брысь, кошка!».
— В тысяча девятьсот девяносто девятом она будет хитом, — сказала Розмари, вглядываясь в свой левый глаз. — Воскресят.
— Ага, я расскажу — народ на уши встанет! Правда, здорово будет, если я приду и выдам: «Джентльмены, счастлив заявить, что вы сотворили шедевр. Моей чокнутой женушке сегодня ночью приснилось, что в тысяча девятьсот девяносто девятом ваша пьеска получит новую жизнь».
— С каких это пор я чокнутая? — Розмари смотрела в зеркало, приподнимала и опускала локон на виске.
— Ты что, забыла? Шоу-бизнес!
— У роликовых коньков все четыре колеса будут в один ряд, — проговорила она.
— Этой тайны я никому не выдам. Она хихикнула.
— А на Коламбус-Секл стоит большая золотая башня. — Розмари принялась рассматривать другую половину лица, сжимая локон двумя пальцами почти у самых корней волос. — Я там жила, когда была старая.
— А я где был?
— То ли в могиле, то ли прозябал в неизвестности.
— Один черт.
Эта шутка вызвала у нее улыбку.
— Пускай Эрни пострижет меня, что ли… Зазвонил телефон, Розмари нагнулась, нащупала на полу аппарат, подняла черную трубку:
— Алло?
— Алло, мой ангел! Извини, если разбудил.
— Хатч! — Розмари повалилась на спину и расправила провод. — Ты даже не представляешь, как я рада тебя слышать! У меня был самый жуткий сон в жизни, и в нем на тебя навела порчу дюжина чернокнижников.
— Сон в руку. Именно это я и чувствую — будто на мне порча. Вчера вечером я заложил за галстук и сейчас в теннисном клубе борюсь с похмельем. Здесь Джеральд Рейнольдс. Скажи-ка, вы с Ги еще не подыскали новую берлогу?
— Нет. И почти в отчаянии. В конце месяца надо съезжать, а к этому времени все будет занято, — Дитя мое, твое счастье, что на свете есть я. Помнишь, я тебе говорил об апартаментах Джеральда? С джунглями и попугаями? В «Дакоте»?
— Да мало ли таких разговоров! То есть о «Дакоте». Не об апартаментах… — Розмари смотрела вперед и навивала на палец локон, а в другой руке держала трубку телефона.
— Ему нужно, чтобы там год, а то и больше кто-нибудь пожил. Он домой собирается, сниматься у Дэвида Лина. И с ног сбился в поисках серьезного ответственного человека, способного позаботиться о флоре и фауне. Улетать собирается послезавтра. У него была наготове племянница, но вчера ее сбило такси, бедняжка по меньшей мере полгода проведет в больнице.
Из-за двери ванной высунулось лицо в мыльной пене.
— Апартаменты? — изобразил Ги губами. Розмари кивнула.
— Эй, ты меня слышишь?
— Да. — Она взяла телефонную трубку в другую руку, потому что рядом сел Ги. Не выпуская из руки бритву, он наклонился к Розмари — послушать.
— Ангел мой, это бесплатно! Четыре комнаты в «Дакоте» с видом на парк! Будете жить среди знаменитостей: Леонард Бернстайн! Лорен Баколл![37] А к соседним апартаментам приценивался один из «Битлов»!
Розмари и Ги переглянулись.
Потом, поигрывая локоном, она устремила взгляд вперед.
— Хочешь обсудить с Ги? Впрочем, что обсуждать? Лови момент! Тут один парень топчется за моей спиной, тоже решил кого-то порадовать. Я подожду, десятицентовик есть, но он уже во мне дыру прожег глазами! Да, пока не забыл: «жареные мулы»! Ровно три минуты двенадцать секунд. Засекал по часам.
Розмари опустила трубку телефона на несколько дюймов.
— Послушай, — сказал Ги, — ты ведь не позволишь какому-то сну тебя доставать? Еще чего! «Дакота»! Бесплатно!
Она молча глядела прямо перед собой.