Число Зверя

Старики смотрели на него с тем же выражением на лицах, что и минуту назад, будто он еще ничего не сказал, потом миссис Кастивет шагнула в сторону, увидела окровавленное одеяло, выпрямилась и снова взглянула ему в глаза.

– Это невозможно, – громко произнесла она таким же голосом, как и «Роман-принеси-мне-попить». – Это ошибка. Там под одеялом кто-то другой.

– Арти, дай этим людям взглянуть, пожалуйста, – попросил полицейский.

Миссис Кастивет твердой походкой прошла мимо него. Мистер Кастивет не двигался.

– Я знал, что это случится, – пробормотал он. – У нее начиналась глубокая депрессия через каждые три недели. Я замечал это и говорил жене, но она меня успокаивала. Она оптимистка и не хочет верить в то, что не всегда все происходит так, как ей бы хотелось.

Вернулась миссис Кастивет.

– Но это еще не значит, что она сама это сделала, – сказала она. – Терри была счастлива. У нее не было причин для самоубийства. Это скорее всего несчастный случай. Вероятно, она мыла окна и потеряла равновесие. Она всегда старалась сделать нам что-нибудь приятное – Она не могла мыть окна ночью, – возразил мистер Кастивет.

– Почему бы и нет? – рассердилась миссис Кастивет. – Может быть, и мыла!

Полицейский достал из папки записку и протянул им. Миссис Кастивет немного поколебалась, потом взяла записку, перевернула ее и прочитала. Мистер Кастивет вытянул шею и тоже прочел, шевеля тонкими губами.

– Эго ее почерк? – спросил полицейский. Мистер Кастивет кивнул.

– Точно. Совершенно верно.

Полицейский протянул руку, и миссис Кастивет отдала ему листок.

– Спасибо, – сказал он. – Потом вы получите ее назад Миссис Кастивет сняла очки, и они повисли на цепочке. Она закрыла глаза руками, не снимая перчаток.

– Я не верю этому. Я просто этому не верю. Она была так счастлива. Все тревоги были уже позади.

Мистер Кастивет положил ей руку на плечо, опустил глаза и покачал головой.

– Вы знаете ее родственников? – спросил полицейский.

– У нее никого не было, – ответила миссис Кастивет. – Она была совсем одна. У нее никого не было, кроме нас.

– Разве у Терри не было брата? – удивилась Розмари.

Миссис Кастивет надела очки и внимательно посмотрела на нее Мистер Кастивет поднял глаза, было видно, как они засветились под полями шляпы.

– А разве был? – спросил полицейский.

– Она говорила, что был, – ответила Розмари. – Во флоте.

Полицейский посмотрел на Кастиветов. – Для меня это новость, – сказала миссис Кастивет, а ее муж добавил: – Для нас обоих.

– Вы знаете его звание или место, где он служит? – спросил полицейский у Розмари.

– Нет, – ответила она и обратилась к Кастиветам. – Она упомянула мне о нем на днях, в прачечной. Я Розмари Вудхаус.

– Мы живем в квартире 7Е, – объяснил Ги.

– Я чувствую то же, что и вы, миссис Кастивет, – призналась Розмари. – Она казалась такой счастливой, полной радости и планов на будущее. Она так хорошо отзывалась о вас и вашем муже, говорила, что благодарна вам за помощь, за то, что вы для нее сделали.

– Спасибо. Очень мило с вашей стороны поддержать нас в эту минуту. Нам стало немного легче.

– Вы больше ничего не знаете об этом брате, кроме того, что он во флоте? – настойчиво спросил полицейский.

– Это все, – подтвердила Розмари. – По-моему, она его не очень любила.

– Его будет легко найти, – предположил мистер Кастивет. – Фамилия Джоноффрио не так уж часто встречается.

Ги обнял Розмари, и они пошли к дому.

– Я так ошеломлена, и мне очень жаль ее, – сказала Розмари Кастиветам. – Очень жаль. Это…

– Спасибо вам, – перебила миссис Кастивет, а ее муж произнес какую-то длинную и непонятную фразу, из которой можно было разобрать только слова «ее последние дни».

Розмари и Ги поднялись наверх («Боже мой! – повторял ночной лифтер Диего. – Боже мой! Боже мой!»), печально посмотрели на дверь 7А, где теперь обитало привидение, и прошли по коридору в свою квартиру. Из соседней двери выглянул мистер Келлог и спросил, что происходит внизу. Они все рассказали.

Некоторое время они сидели на краю кровати и размышляли о том, какие у Терри могли быть причины для самоубийства. Наконец решили, что если когда-нибудь Кастиветы покажут им записку, то можно будет узнать, что же побудило ее совершить этот прыжок, свидетелями которого они чуть не стали. Хотя, добавил Ги, и содержание записки не всегда дает ответ, потому что его, наверное, не знала и сама Терри. Что-то приведшее к наркотикам и что-то толкнуло на самоубийство, но что именно – рассуждать уже поздно.

– Помнишь, что говорил Хатч? – спросила Розмари. – Что здесь больше самоубийств, чем в других домах.

– Ну, Ро, – возразил Ги, – все это чепуха. Ты имеешь в виду его болтовню об «опасной зоне»?

– Но Хатч верит в это!..

– Все равно чепуха.

– Представляю, что он скажет, когда узнает об этом.

– А ты ему не говори. В газетах он все равно ничего не прочтет. – Только утром началась забастовка нью-йоркских газетчиков, и ходили слухи, что она продлится около месяца.

Они разделись, приняли душ, возобновили незаконченную игру в скрэббл[2], снова ее не закончили, занялись любовью, а потом отыскали в холодильнике немного молока и блюдо с холодными спагетти. Перед тем, как окончательно выключить свет в половине третьего, Ги проверил автоответчик и обнаружил, что ему предложили участвовать в рекламе на радио для винной фирмы Креста Бланка.

Скоро он заснул, а Розмари продолжала ворочаться. Она все еще видела лицо Терри: окровавленную маску и один глаз, смотрящий в небо. Через некоторое время, однако, она незаметно для себя перенеслась в церковь Мадонны в своем родном городе. Сестра Агнес яростно махала кулаком и требовала, чтобы ее исключили из председателей школьного совета. «Иногда я вообще удивляюсь, как ты можешь руководить хоть чем-нибудь!» – кричала она. Стук за стеной разбудил Розмари, и она услышала голос миссис Кастивет: «И пожалуйста, не говори мне, что сказала Лаура-Луиза, потому что мне это неинтересно», Розмари повернулась и ткнулась в подушку.

…Сестра Агнес негодовала. Ее поросячьи глазки были прищурены до крошечных щелочек, а ноздри раздувались, как бывало всегда в такие минуты. Из-за Розмари пришлось заложить кирпичом все окна, и теперь церковь Мадонны сняли с конкурса, проводимого газетой «Уорлд Герольд». «Если бы послушали меня, этого не пришлось бы делать! – кричала сестра Агнес со среднезападным акцентом. – Мы уже были бы на полпути, а теперь придется начинать все сначала!» Дядюшка Майк пытался успокоить ее. Он был директором церкви, которая маленьким коридором соединялась с его магазином в южной части Омахи. «Я же говорила, что ей ничего не надо рассказывать! – продолжала орать сестра Агнес, ее поросячьи глазки так и сверкали. – Я же знала, что она ничего не поймет. Впереди было достаточно времени, чтобы посвятить ее» (Розмари рассказала все сестре Веронике про окна, и та вывела их из участия в конкурсе. В противном случае никто бы ничего не заметил, и они бы победили. С ее стороны было честно все рассказать. Но сестра Агнес, видимо, не считала, что католики не могут побеждать обманом). «Кто угодно! – вещала сестра Агнес. – Она должна быть молодой, здоровой и не девственницей. И совсем не обязательно, чтобы она была наркоманкой из уличной помойки. Разве я не говорила это с самого начала? Кто угодно. Просто молодая, здоровая и не девственница».

Это была уже полная бессмыслица, даже для дядюшки Майка, поэтому Розмари повернулась на другой бок… и вот уже настало воскресенье, и она с Брайаном, Эдди и Джин оказалась в кондитерском магазине. Вечером они собирались посмотреть «Источник»… Только это было не кино. Все происходило на самом деле.

Глава 5

В понедельник утром, когда Розмари заканчивала разбирать покупки, в дверь позвонили. В глазок она увидела миссис Кастивет в бигудях, покрытых бело-синей косынкой, которая смотрела прямо и уверенно, будто приготовилась фотографироваться на паспорт.