Число Зверя

— Без особой выдумки, зато на первой полосе, — сказал Энди. — Да, кстати, нам совсем не обязательно шушукаться. Джо обычно сразу же врубает музыку или слушает спортивные передачи. Но и без этого стекло полностью исключает подслушивание — я сам проверял.

— Понятно, — кивнула Розмари. — Ну а как насчет остальных твоих сотрудников? Кто в курсе? Диана? Уильям?

— Никто — ничего — не — знает, — отчеканил Энди.

— Как, неужели никто из них не принимает участие в?..

— В чем? В колдовских играх? В поклонении Сатане? Она энергично кивнула. Энди рассмеялся:

— Могу побожиться, что никто из них ни в чем таком не замешан. Ведовства и сатанизма я хватил в своей жизни даже с лишком. Хватило бы на десять искореженных судеб. Рад сообщить тебе, что все сотрудники «БД» — я имею в виду, ключевые фигуры — были выбраны и приглашены мною лично. И уже после того, как я окончательно решил пойти наперекор злой воле, вбросившей меня в этот мир для его разрушения. Мои сотрудники — порядочные и проверенные люди. Скажем, Уильям был американским послом в Финляндии при трех президентах. Диана на протяжении тридцати пяти лет являлась членом гильдии театральных критиков, а под конец и вовсе возглавила ее, то есть была своего рода некоронованной королевой американского театрального мира. И Уильям, и Диана не имеют ни малейшего понятия, какую гнусную цель первоначально имело в виду создание фонда «Божьи Дети». Сейчас они работают в организации, которая бескорыстно помогает людям по всему земному шару, и гордятся тем, что служат важнейшими двигателями столь великого начинания. То же можно сказать и об остальных моих соратниках из руководящего аппарата «БД».

Розмари недоверчиво сдвинула брови:

— Но откуда, по их мнению, взялось столько денег — для этакого разворота?

— Они над этим не слишком задумываются, — ответил Энди. — Полагают, что первоначальный источник моих средств вполне банальный — частные пожертвования очень богатых людей. Согласно бумагам — а документация у нас в идеальном порядке, комар носа не подточит! — основой фонда послужил дар анонимной группы благородно мыслящих промышленных магнатов. Так что нам не страшно никакое расследование — хоть бы и на уровне Конгресса США! А что касается моего настоящего отца… — Энди, затрагивая эту деликатную тему, предусмотрительно взял руки матери в свои и доверительно склонился в ее сторону. — О нем знают во всем мире только два человека: ты да я. (Кстати, по ходу в памяти всплыло кое-что, но вернемся к этому позже; если вдруг забуду — непременно напомни.) Итак, в мире только два человека знают о том, кто мой истинный отец: ты и я. Именно поэтому я так безмерно рад тому, что мы воссоединились. Что ты моя мать — это полдела. Для меня важно и то, что ты знаешь истину о том, кто я такой. И следовательно, от тебя — и только от тебя! — я могу не прятать правду. Возможно, и ты — сознательно или безотчетно — испытываешь то же чувство по отношению ко мне. Скажи, скольким людям ты рассказала о той роковой ночи? Она медленно покачала головой:

— Никому. Не знаю, поверишь ты или нет, но я никому и никогда не рассказывала о той «роковой ночи».

— Я верю, — очень просто ответил Энди. Они посмотрели друг другу в глаза и в едином порыве обнялись.

— Я так тебя люблю! — прошептал он ей в ухо.

— О, Энди, дорогой, я так люблю тебя! — прошептала она в ответ.

В каком-то исступлении они стали страстно целовать друг друга: поцелуи приходились куда попало — в виски, в щеки, в уголки губ. Наконец Розмари, словно придя в себя, легонько оттолкнула сына.

Они отодвинулись друг от друга.

Почти отшатнулись.

Оба тяжело дышали.

Он, уже знакомым жестом, обеими руками убрал со лба длинные прекрасные волосы. Отвернулся к окну. На палец опустил стекло, пустив в салон свежий ветер.

Она отвернулась к Своему окну и рассеянно провожала глазами мелькнувший мимо большой торговый центр.

Машина мчалась дальше.

Молчание.

Рыжеватые холмы за окном.

— Стэнли Шэнд погиб девятого ноября. Розмари вздрогнула и повернулась к сыну.

— Да, именно в тот день, когда ты вышла из комы, — сказал Энди. — Более того, он умер в самом начале двенадцатого — то есть чуть ли не минута в минуту с твоим чудесным пробуждением. Его сбила машина на Бродвее. Мгновенная смерть.

Розмари молча испуганно моргала.

— Я все собирался тебе сообщить, выжидал подходящий момент. И в конце концов забыл про это. Вспомнил только пять минут назад, когда мы заговорили о моем истинном отце… Так вот, смерть Стэнли Шэнда в тот же день и час, когда ты проснулась, не может быть простым совпадением. Он был последним, тринадцатым членом брэдфордского ковена, который еще не ушел к праотцам. Роман Кастивет не раз повторял, что заклятия делятся на вечные и на временные, которые рассеиваются со смертью последнего из заклинавших. Я, вероятно, так бы ничего и не узнал об участи Стэнли Шэнда, но он завещал мне одну из своих драгоценных старинных гравюр. Его адвокат связался со мной — так мне стало известно, что Стэнли Шэнда больше нет на этом свете. Жалеть о нем особенно не приходится… и тем не менее именно он научил меня рисовать и понимать музыку… и регулярно пользоваться зубной нитью. Насколько первое и второе мне пригодилось в жизни, можно только гадать. Зато зубы — вот они. Загляденье!

Энди оскалился.

Розмари рассмеялась. Затем вдруг печально вздохнула.

— Эх, отчего Стэнли Шэнд так зажился! — сказала она. — Нет бы ему отбросить коньки хотя бы лет несколько назад!

— Ты бы от этого не слишком выиграла. Старушка Леа Фаунтин проскрипела больше ста лет. И дала дуба только пару месяцев назад.

Они помолчали. Машина плавно свернула с главного шоссе.

— Ах да, Энди! — спохватилась Розмари. — С этими процедурами, осмотрами и прочим я так уставала в лечебнице, что вечером уже не могла читать — сразу засыпала. А уж последние два дня и вовсе были… просто дурдом! Впрочем, я даже вчера пыталась на ночь листать журналы, но пока так и не догнала вашу жизнь… Словом, я уже позабыла, кто такой Майк ван Бурен, к которому мы едем. Тот евангелический телепроповедник, что возглавляет Христианский консорциум?

— Нет, нет! — рассмеялся Энди. — Телепроповедник — это Роб Паттерсон. А Майк ван Бурен — бывший телекомментатор, который со скандалом вышел из республиканской партии и теперь баллотируется в президенты в качестве третьего, независимого кандидата.

— О Боже! Как мне все это упомнить! — с деланным ужасом воскликнула Розмари. — Только бы не перепутать во время разговора с ними!

Глава 6

Майк ван Бурен смотрелся отлично во главе стола — белая сорочка, красный галстук, синий костюм и золотой значок со словами «Я люблю Энди».

Нетерпеливо поигрывая ножом в одной руке и большой двузубой вилкой в другой, он вскочил и отошел в сторону, дабы Брук, его сестра и руководитель избирательной кампании, могла водрузить на стол фарфоровый поднос, на котором высилась посыпанная петрушкой огромная индейка.

На Брук было синее платье, под стать костюму брата, и снежно-белый передник.

Гости встретили появление индейки дружными аплодисментами.

Все лица были чудесным образом облагорожены дивными отблесками богато накрытого стола: казалось, свет упруго отскакивает от белой скатерти, от белого фарфора, от серебра и прозрачных бокалов — чтобы лечь восхитительными бликами на физиономии присутствующих, превращая их из просто гостей в Сотрапезников.

Брук, словно выполнив некое священнодействие, медленно отошла от стола.

Майк возбужденно потряс ножом и двурогой вилкой и громыхнул:

— Ура бесценной Брук! Ты бесподобна! И да здравствует наша повариха Дина! Виват!

Розмари сидела по левую руку от Ван Бурена. Аплодируя Брук и Дине, она с интересом разглядывала гостей.

Их было по двенадцать с каждой стороны длиннейшего стола. Все мужчины — все! — были одеты одинаково: белая сорочка, красный галстук, синий костюм. Цвета республиканцев, хотя здесь собрались «отщепенцы», представители отколовшегося крыла республиканской партии.