Тайные страсти

Когда Марселла последний раз встречалась с человеком, предназначенным ей в мужья, в его манере одеваться явно сказывалось отсутствие утонченного воспитания. Щеки девушки невольно вспыхнули при одном только воспоминании об оцепенении, охватившем ее при виде непринужденно разгуливавшего перед ней обнаженного мужчины, совершенно не стеснявшегося своей наготы. Разумеется, ни один истинный джентльмен не выставил бы себя напоказ с такой дикарской беззаботностью. Впрочем, даже одетый, в незастегнутой рубашке и мятом галстуке, Вольф демонстрировал достойное сожаления пренебрежение к этикету.

Однако теперь из кареты вышел совершенно другой человек. Грива непокорных золотисто-русых кудрей больше не спадала на воротник рубашки, как у какого-нибудь языческого короля, а оказалась уложена по последней моде. Галстук на этот раз был накрахмален и завязан сложным, пожалуй даже слишком большим узлом. В этот день Гарет надел сюртук небесно-голубого цвета, жилет более светлого оттенка и белоснежную рубашку. Длинные мускулистые ноги были обтянуты панталонами модного темно-желтого цвета, заправленными в сверкавшие черные сапоги.

При виде этого ослепительного молодого джентльмена девушка невольно затаила дыхание и лишь спустя несколько мгновений сделала выдох. Она почему-то вообразила себе, будто граф Шербрук предстанет перед ее отцом босой и полуодетый, вместо этого Вольф выглядел настоящим джентльменом из высшего общества. Даже зная, кто он такой и каковы его деяния, Марселла не смогла сдержать трепетного восхищения, вдруг обдавшего ее теплой волной. Да и какая женщина не вошла бы с гордостью в бальный зал под руку с таким мужчиной?!

Испытав облегчение при виде подобного превращения, Марселла одновременно ощутила какую-то грусть, похожую на то чувство, которое она испытала, когда Кларри последний раз взял ее с собой в королевский зверинец. Тогда Марселла даже задохнулась от восторга перед великолепным африканским львом, метавшимся за решеткой из толстых железных прутьев. Однако это восхищение тут же сменилось жалостью, когда она заметила, что у бедного зверя вырваны клыки.

Пока Марселла предавалась этим размышлениям, Гарет уже поднялся на ступеньки крыльца, затем, словно почувствовав ее взгляд, неожиданно остановился и посмотрел вверх, на то самое окно, возле которого стояла девушка.

«Нет, он вовсе не укрощен», — с удивлением поняла Марселла, встретившись с холодными зелеными глазами.

Даже на расстоянии она прочитала в его взоре леденящий душу гнев и осознала, что эта ярость почему-то направлена на нее. Да, Гарет явно не выглядел снисходительным женихом, жаждущим предъявить права на свою будущую жену.

Охваченная внезапным ужасом, Марселла выпустила из рук занавеску и отвернулась от окна. Все это страшная ошибка! Как она могла согласиться участвовать в подобной пародии, оказаться настолько глупой, чтобы поверить, будто всего за две недели человек может превратиться из дьявола в светского щеголя?! Нет, Гарет по-прежнему оставался «волчьим» графом в одежде джентльмена, а Марселла несчастным жаворонком, призванным услужить ему в качестве невесты.

Если только она не откажется…

В течение быстро промелькнувшей четверти часа Марселла терзалась, обдумывая эту возможность, в то время как Гарет и ее отец, запершись, беседовали в кабинете. Безусловно, после того как с Вольфа сняли обвинение в убийстве и выпустили из Ньюгейта, она уже не могла принести ему никакой пользы. Его репутации, во всяком случае, ничего не угрожало. К тому же известно множество примеров, когда титулованные джентльмены ввязывались во всяческие скандальные истории, и никто не порицал их за это. А вот ее доброе имя непременно пострадает, даже если Марселла отвергнет подобный союз. И уже не важно, отдалась она графу Вольфу или нет, тем более, что светское общество, кажется, поверило этому. Теперь даже напыщенный сэр Финеас, который и сам-то далеко не являлся образцом добродетели, не захочет взять ее в жены.

А что будет с семьей?

Этот болезненный вопрос постоянно мучил Марселлу в последние дни. Даже если в течение всей оставшейся жизни она сумеет выдержать шепоток за спиной и отсутствие приглашений, как решиться навлечь такое же наказание на мать, отца и Кларри, где бы он сейчас ни находился? В таком случае все они вынуждены будут также расплачиваться за ее своевольные поступки.

Едва Марселла успела примириться со своей неизбежной долей, как стук в дверь прервал ее горестные размышления. На пороге комнаты с красными от возбуждения щеками появилась мать.

— О, моя дорогая, это так волнующе! — взяв дочь за руку, воскликнула Аделаида. — Прежде чем уехать, граф хочет поговорить с тобой наедине. Ох, как красив этот мужчина… и как богат! А теперь быстро пошли.

Подгоняемая торопливым шепотом матери, Марселла нехотя спустилась по лестнице в холл, рядом с кабинетом отца. Сэр Бертрам первым покинул кабинет. Мрачное выражение его лица больше подходило человеку, готовящемуся к похоронам, нежели к свадьбе. Переживания последних дней наложили отпечаток на его внешность, а годы тяжкой ношей лежали на плечах сэра Бертрама. Коротко кивнув жене и дочери, он молча прошел мимо.

Если Аделаида и заметила что-то необычное в поведении мужа, то не подала виду и лишь жеманно улыбнулась молодому графу.

— Я оставлю вас вдвоем на несколько минут, — объявила она еле слышным голосом и, сделав реверанс, выскользнула за дверь.

Марселла коротко вздохнула и изобразила вежливую улыбку, поглядывая на безучастное лицо Вольфа.

— Милорд Вольф, — начала она, небрежно присев в слабом подобии реверанса. — Боюсь, зная вас под этой кличкой, я с трудом буду воспринимать вас как Шербрука.

— Так же как и мне трудно вообразить вас в роли моей супруги-графини, — тотчас парировал Гарет.

В его бархатистом голосе слышались знакомые стальные нотки, и Марселла едва сдержала нервную дрожь. При ближайшем рассмотрении преображение Гарета поражало ее еще больше и внушало еще большую робость. Вместо того чтобы снять налет диковатости, изысканная одежда лишь подчеркивала отсутствие светского лоска, которое становилось такой же особенностью облика графа, как и холодная настороженность в его зеленых глазах.

Неожиданно для себя Марселла вдруг осознала, что не может оставаться равнодушной к этому человеку, как к дикому зверю, случайно встретившемуся на ее пути. У нее мелькнула сумасшедшая мысль, что ни один мужчина в светских кругах не сравнится со знаменитым графом Вольфом, и ни одна женщина не устоит перед его чарами.

Пока Марселла пыталась справиться с волнением, вызванным столь шокирующим открытием, Гарет продолжал:

— Я не вижу смысла оттягивать неизбежное, поэтому добился специального разрешения на бракосочетание. Церемония состоится через два дня. Кэлвин Чапел сообщит вам о подробностях.

Граф помолчал, затем потянулся рукой с ухоженными ногтями к внутреннему карману пиджака.

— Насколько мне известно, это традиционный свадебный подарок семейства Нортрапов, — холодно объяснил он, извлекая узкий пакет. — Вы наденете это к свадебному наряду.

Марселла несмело приняла небрежно сунутый ей в руки сверток, а граф, резко повернувшись на каблуках, направился к выходу. Через минуту хлопнула парадная дверь, затем раздался стук копыт по мостовой и карета укатила прочь.

Появившаяся Аделаида набросилась на дочь с таким же откровенным любопытством, какое проявляла стая репортеров, пока Сим с остальными слугами не разогнал их от дома. Не имея возможности прибегнуть к помощи подручных, Марселла сослалась на головную боль и удалилась к себе, унося закрытый футляр.

Прошло немало времени, пока, наконец, затих дом. Не в силах больше оставаться в постели, Марселла направилась к туалетному столику, неслышно ступая босыми ногами, и зажгла свечу.

Желтый язычок пламени отразился в зеркале, создавая впечатление, будто горят две свечи. Конечно, это было слабым подобием того пиршества света, которое устраивал в своих апартаментах Вольф, но все же…