Страница 15 из 19
Мне повезло и не повезло с моей школой. Повезло во многом: это была очень порядочная школа, где работали очень порядочные люди, отличные педагоги и учителя, где была очень требовательная и строгая директриса, которая всегда ставила превыше всего благо своих учеников. Наш директор Екатерина Андреевна Жердина, или Екатерина Вторая, как ее называли за глаза, сумела сразу же собрать очень хороший преподавательский состав. Жила она прямо в здании школы, где у нее была отдельная квартира с отдельным входом. Семьи у нее не было, все свои силы она отдавала школе. Несмотря на то что наша школа была совсем новой, мы очень быстро обросли хорошими традициями, присущими старым школам со стабильным педагогическим коллективом.
Мне кажется, в нашей школе не было того, что называется текучкой кадров. Очень многие учителя, пришедшие в нашу школу в 1955 году, когда она только открылась, проработали в ней до тех пор, пока она не закрылась – из-за отсутствия учеников. Это произошло, когда уже наши дети практически выросли. Следовательно, и мы знали тех учителей, которым предстояло нас учить, и они знали нас еще до того, как мы начали у них учиться.
Каждое утро, когда мы приходили в школу, нас встречала Екатерина Андреевна. Обычно она стояла на лестничной площадке справа от раздевалки. Мы здоровались с нею, а она следила за тем, как мы раздеваемся и проходим к площадке слева, где у входа на лестницу, у самых дверей стояли двое дежурных и проверяли, есть ли у нас дневники. Если дневника не было, ученика заворачивали обратно – беги домой за дневником. Что было делать? С одной стороны дежурные не пускают, с другой – директриса стоит. Мимо нее не проскочишь, обязательно спросит, почему пытаешься пройти не с того хода. Мало того, еще у видит на тебе капроновые чулки или косу, прикрепленную шпильками на затылке, а не ленточками, – все, привет! – будет тебе проработка. Пока мы были маленькими, нас это не касалось, а когда подросли, столкнулись со строгими понятиями нашей директрисы о том, как должны выглядеть ученики. Патлатых мальчишек не допускали к занятиям, пока не постригутся. Ни о какой косметике, кольцах, серьгах в школе мы и не помышляли. Чулки полагались если не в резиночку, то ни в коем случае и не капроновые – только фильдеперсовые или фильдекосовые, желательно без шва. Крашеные и завитые волосы не поощрялись, хотя, конечно, ослушниц наголо не стригли. В общем, дисциплина в нашей школе приближалась к той, какая была в дореволюционном институте благородных девиц – ну, почти. Естественно, на переменах мы бегали по лестницам и коридорам, а мальчишки порой устраивали «кучу малу», и все вопили громкими голосами – только не при Екатерине Андреевне. Одно ее присутствие заставляло нас вести себя гораздо сдержанней – и учеников, и учителей.
Почему-то у нас было много преподавателей, имевших отчество «Андреевна» или «Андреевич». Завуча младших классов звали Анна Андреевна, одну из математичек – Лидия Андреевна, одну из историчек – Галина Андреевна, химичку – Евгения Андреевна, учителя пения – Лев Андреевич. Помимо этой мощной когорты, в школе трудилась плеяда других замечательных учителей, среди которых особенно выделялись наши преподаватели физкультуры, муж и жена – Василий Степанович и Лидия Петровна Дрючины. Не могу не скаламбурить: ох, и дрюкали они нас!
Лидия Петровна, темноволосая, черноглазая, чернобровая и краснощекая, крепко сбитая женщина, занималась с учениками младших классов. Поскольку с нами физкультурой занималась сама Светлана Алексеевна, мы с Лидией Петровной мало имели дело, но я все равно ее побаивалась. Вообще следует сказать, что преподаватели физкультуры часто бывают грубоватыми. Ну и Лидия Петровна особенно в выражениях не стеснялась, если мы делали что-то не так. Конечно, спортсменка из меня была никакая: я была маленькая, тяжелая, толстенькая, конечности коротковаты, спортивного азарта – ноль. Очень скоро – в пятом классе – мы попали в руки Василия Степановича. Такие, с позволения сказать, спортсмены, как я, были для него чистой морокой. Но однажды и мне довелось блеснуть на спортивном небосклоне. Началась третья четверть, и мы встали на лыжи и отправились в Сокольнический парк. Там Василий Степанович и мальчишки взяли быстрый старт и развили хорошую скорость. Девочки, не торопясь, трусили вслед за ними по той же лыжне и очень скоро намного отстали от мальчиков. Почему-то лыжи они не любили, им нравилось кататься на коньках. А я, наоборот, вспомнив свое раннее лыжное детство, бодро бежала прямо след в след за мальчишками. Сердце у меня колотилось, перед глазами плыли зеленые и красные круги, но до места сбора я добежала вместе с ними. Василий Степанович был немало удивлен, когда увидел меня среди кучи мальчишек. Разумеется, он не ожидал от меня такой прыти. И он включил меня в соревнования по лыжам между школами по городу Москве. Но тут мне не повезло: бежала я быстро, но, проезжая какую-то рытвину, упала. Пока я выбиралась из нее, потеряла много времени. На том моя спортивная карьера и закончилась. Когда мы учились уже в шестом классе, к нам пришел новый учитель физкультуры Леонид Михайлович Федоров. «Ленька», как мы его нахально между собой называли, стал теперь заниматься с девочками, а «Васька» забрал себе мальчиков. Они оба были очень хорошими преподавателями, но физкультуру я никогда не любила, как и точные науки.
Мне не повезло с моей школой именно потому, что у нас были такие замечательные преподаватели физкультуры. Они сумели так заинтересовать ребят спортом, преимущественно легкой атлетикой, что физкультура стала чуть не главным предметом в нашей школе. Хороших спортсменов поощряли, им прощали промахи по другим предметам, их отпускали с занятий на сборы и соревнования. В школе постоянно работали секции по легкой атлетике, и вся школа знала наших чемпионов в беге, прыжках, толкании ядра и метании копья. Конечно, грех был не заниматься спортом в наших Сокольниках, где нельзя плюнуть, чтобы не попасть в стадион. На небольшом пространстве рядом с нашей школой размещались целых три стадиона. Зимой там устраивались катки, а уж на лыжах можно было бегать где угодно. Но меня это все не вдохновляло. Я никогда не была особенно подвижным ребенком. Я всегда была «книжной девочкой». Моей самой сладостной мечтой было сидеть в комнате, подобной шатру, затянутой голубым атласом, на низком диване с подушками, под лампой с красным абажуром и читать «Три мушкетера», а на полу чтобы лежала груда апельсинов. Какие уж тут прыжки в длину и высоту!
Наша школа, не имевшая официального статуса спортивной, постепенно превратилась именно в спортивную. А мне хотелось совсем иного: литературного или театрального кружка, углубленного изучения иностранного языка или даже двух. Но у нас это как-то не приживалось: уж очень сильна была спортивная струя. Однажды объявилась у нас одна дама, предложила заниматься художественным чтением и сказала, что знает наизусть всего «Евгения Онегина». Я страшно загорелась этой идеей и тоже решила выучить «Евгения Онегина» наизусть. Однако эта женщина больше не появилась у нас, и никакого кружка не образовалось. Я же фанатично зубрила «Онегина» главу за главой и успела выучить целых шесть глав, потом мне надоело.
Кого и что я любила в школе? Ну, конечно, Светлану Алексеевну и многих из наших мальчиков и девочек, хотя в начальных классах у меня ни одной близкой подружки среди одноклассниц не было. Мне нравилась Люда Кривич, наша староста, нравилась Алла Некрашевич, добрая и милая девочка, мы немного дружили с Таней Сосновиковой, с которой я сидела за одной партой. Мне хотелось быть такой же аккуратной, как Наташа Анисенкова, и иметь такой же красивый почерк, как у нее. Из наших мальчиков мне нравился темноглазый, смуглый и хорошенький Володя Балабан и русый, сероглазый, тоже хорошенький Сережа Трофимов. С Сережей я одно время сидела нас одной парте, но он постоянно был погружен в созерцание своих собственных ногтей. Мне кажется, я их до сих пор помню и слышу голос Светланы Алексеевны: «Сережа, перестань рассматривать свои ногти! Лучше ответь на мой вопрос». И Сережа, и Володя учились так себе, а вот Валерик Никитенков – это была звезда. Тоненький, высокенький, не такой красавчик, как эти двое, Валерик был способнее, наверное, всех наших мальчиков, вместе взятых.