Страница 23 из 54
38. «Районированная» альпийская грядка
39.«Районированная» альпийская грядка в «процессе» — всё лето в канаву складывается грубая органика
• площадь под деревьями залужена люцерной, а затем — козлятником (он сменит люцерну по мере её вырождения); этот «луг» нуждается в минимальном внимании — его надо 4 раза за лето косить, чтобы получить шикарнейшую мульчу;
• там и сям по огороду «самоуправно» растут душистые травы, цветы и сорняки, привлекающие полезных насекомых и создающие благоприятную аллелопатическую обстановку: крапива, пижма, космос, чистотел, тысячелистник, котовник, кориандр, зверобой, жминда и т. д.;
• широко используются полезные связи между элементами огорода: жабам и ужам «поручено» контролировать слизней и улиток, жужелицам — проволочника, кукурузе с фасолью — колорадского жука на баклажанах, картофелю — гусениц на капусте, моркови — луковую муху, луку, в свою очередь, — морковную муху и т. д.
Число этих шажков неуклонно растёт, и я надеюсь, что когда–нибудь осмелюсь сказать Хольцеру, что, по крайней мере, в меру своих возможностей и потребностей гонюсь за ним. И каждый из этих шажков просто копирует природу, адаптирует огород к ней, повышает степень природосообразности огорода и, так сказать, оправдывает заголовок главы.
А вообще–то сверхзадача этой главы — снять ореол таинственности, «ненашести» со слова пермакультура, показать, что и у нас (несмотря на, казалось бы, неодолимые в обозримом будущем инфраструктурные и социальные препоны) можно «не под сурдинку» говорить о движении к пермакультуре, размыть искусственно воздвигнутую границу между природосообразным земледелием и пермакультурой.
И ещё одно соображение. С тех пор, когда я увидел в поместье Краметерхоф реализованной мечту Моллисона о создании леса из съедобных растений, когда я увидел такой лес своими глазами, меня не покидало ощущение родственности, близости пермакультуры и природосообразного земледелия. Ещё и поэтому я потратил пару лет на то, чтобы самым тщательным образом перебрать все поминаемые кем–либо признаки природосообразного земледелия и выделить характеристические. Теперь я вижу, что где–то в подсознании имелось в виду примерить эту «одёжку» к пермакультуре. Это не было лёгким занятием: мне приходилось перечить бесконечно уважаемым мною пионерам природосообразного земледелия, чьи заслуги в отказе от традиционных варварских земледельческих догм невозможно переоценить. Не кокетничая, абсолютно искренне вижу себя в этой пионерской шеренге стоящим далеко от правого фланга. Но предстоящая «примерка» помогала мне быть дерзким.
Примерил. Выделил. И не понял, чьи я признаки выделил. Пермакультура удовлетворяет всем — абсолютно всем — выделенным признакам! Дерзко — да! Нескромно — возможно! Но я не вижу ошибок в анализе.
Может, конечно, случиться, что кто–то въедливый «повозит меня лицом по песку» за эти мысли. Но хотел бы оговорить одно обстоятельство. К примеру, когда я рассказываю в лекциях, как полезен крот огороду, вижу подчас возмущённые лица и написанное на них неприятие всякой мысли о полезности крота. Потом выясняется, что визави–то навесил на крота грехи слепыша, и мы ведём беседу о разных животных, употребляя для их идентификации одно и то же слово. Слава богу — после выяснения недоразумения лицо собеседника разглаживается.
Так вот, я хотел бы облегчить работу тому, кто вознамерится поспорить со мной. Уточняю: я говорю лишь о том, что пермакультуру можно с открытой душой считать природосообразным земледелием. На обратное утверждение я не покушаюсь. Трезвость не позволяет — в наших реалиях (я имею в виду нашу страну) есть кое–что (прежде всего — издержки инфраструктуры), из–за чего нельзя у нас в полный голос говорить о пермакультуре. И хотя мне лестно иногда находить себя в Интернете, книжках и газетах причисленным к «клану» пермакультуристов, я воспринимаю это «вприщур», как аванс, который, возможно, когда–то отработаю. Правда, пока не вижу — когда.
Но что пермакультура — пик природосообразности, уверенно утверждаю уже сегодня. И не исключено, что мы с В. Б. Фалилеевым назовем нашу школу «Школой пермакультуры». Тем более, что Хольцер благословил нашу задумку.
В заключение — одно «биосферное» замечание. Хольцер в своих проектах, реализуемых во многих странах, легко идёт на изменение ландшафта — строит ветрозащитные валы, озёра, кратерные сады, террасы и т. п. К примеру, в Португалии он создал озеро с поверхностью 28 га и глубиной 30 м! Приходилось мне слышать «бурчание» на тему вмешательства в природу. Но это «бурчание» — не по адресу. Изначально «вздыбленная» поверхность Земли за многие тысячелетия сгладилась. Горы стали ниже, впадины — мельче, вода — менее доступной. И Хольцер, если угодно, приближает облик Земли к первородному, уменьшает энтропию. Если регулярная пахота деструктурирует почву, делает её безжизненной, подверженной эрозии, то проекты Хольцера, наоборот, структурируют земную поверхность, возвращают к жизни, казалось бы, безвозвратно утраченные земли.
Часть 2 Создание благоденствующего биоценоза в огороде — шаг за шагом
С высоты птичьего полёта природосообразный огород выглядит как «джунгли». Но в то время, как многие аспекты такого огорода описаны в литературе достаточно подробно (в том числе и в книгах автора), практика создания и поддержания жизни «джунглей» обойдена вниманием. А эта практика — «широкозахватная». Надо заботиться — одновременно — о почвенной фауне, о насекомых, о пауках, о земноводных, о млекопитающих, что ползают, бегают и летают в земле, по земле и над нею, о птицах, и, естественно, о растениях (и о культурных, и о так называемых сорняках, не зря живущих в этом царстве).
Звучит вроде бы парадоксально, «с вызовом», но почти всегда заботиться о биоценозе — это не мешать ему. В природе всё устроено ладно, но помнить об этом надо не только в час молитвы. Просто помнить. Всегда! Ежеминутно. И думать прежде всего не о том, как сделать что–то, а о том, во благо ли оно. И не лучше ли его не делать. Самое трудное — унять присущий огородникам трудоголизм, ежеминутную готовность проявить «заботу», ложно понимаемую как благо для растений, совершить нечто вроде акта самопожертвования. «Вот я какой хороший, с ног валюсь, а о растениях помню». А лучше бы забыл. Лучше бы доверился природе, которая, конечно же, лучше знает, что ей во благо, а что во зло, и которой ни к чему наше неуёмное усердие, а потом тяжкая и не всегда успешная работа по ликвидации последствий этого усердия.
Вот курьёзный пример такой работы — вредной в самом худшем смысле слова.
Растёт там и сям в междурядьях картофеля щирица. У неё глубокие разветвлённые корни. Идут они мимо (и глубже) мелко расположенного корневого шара картошки, не заглядывают к ней в «тарелку» и практически не отнимают у неё ни влагу, ни питательные вещества. При этом щирица прикрывает почву от палящих лучей солнца, так что температура в ризосфере картошки определяется умеренной прохладой глубинных слоев и держится на комфортном для картофеля уровне около 20 °C. Вся всасываемая картофелем влага идёт на нужды фотосинтеза, т. е. работает непосредственно на урожай. Кроме того, щирица аллелопатически совместима с картофелем, создаёт ему приятный микроклимат.
Ретивый огородник, желая сделать картошке «как лучше», с удовлетворением срезает или вырывает этот «бурьян» с корнем, выносит «добычу» на межу и любуется чистеньким междурядьем. А теперь глянем на эту «чистоту» глазами картошки.
Почва около картошки стала голой. Солнечные лучи накаляют её. Температура в ризосфере поднимается и достигает неприемлемого для картошки уровня (напомню, что уже с 23 °C прекращается образование завязи). Часть поглощённой энергии отражается от почвы, подогревает растение, и тогда включается механизм охлаждения его ценой усиленного испарения влаги. Так что дефицитная, как правило, влага, вместо того, чтобы работать на урожай, обеспечивает банальное выживание растения. Как говорится, «пошли по шерсть, а вернулись стрижеными». Таких примеров неразумной «заботы во зло» — не счесть. Огороднику, даже если он не врач, тоже надо бы помнить заповедь Гиппократа «Не навреди!».