Крысиный Вор

Вначале она плакала по ночам и мечтала о побеге – так же, как раньше мечтала о красивом и богатом женихе, – но потом прониклась теми умонастроениями, которые прививали ей наставники. Кроме того, сбежав, она бы опозорила свою семью, это ей сразу сказали, чтобы не думала о глупостях.

Старый купеческий дом на юго-восточной окраине Гуртханды представлял собой целую гроздь глинобитных построек, соединенных галереями и лесенками. Его хозяев то ли запугали, то ли зачаровали, и в дела «гостей» те не лезли. Там находилась временная штаб-квартира Ктармы для подготовки очередной смертницы.

Для непосвященных Наджийма была дочерью заезжего мага, который изготавливает на продажу амулеты, хранящие от козней волшебного народца. Он и впрямь занимался этим доходным промыслом – и много чем еще сверх того. Наджийма боялась его до стыдной слабости в животе и трясучки в коленях. Впрочем, он ее не обижал. Он был терпелив и смотрел на нее с деловитой рачительностью, даже с нежностью, словно повар на цыпленка, предназначенного для главного блюда на праздничной трапезе.

В женских комнатах было душно, а тут воздух свежий, холодный, настоянный на свете далеких печальных звезд, с горчинкой от дыма жаровен и домашних печек. Девушка вдыхала его, приподняв матхаву – повязку, закрывающую лицо ниже глаз.

Плоские крыши белели в темноте, словно затонувшие плоты, погруженные в воду на разных уровнях. На одной беседка для чаепитий, на другой смутно поблескивает разложенная металлическая посуда, которую ближе к вечеру начали чистить песком, но так до конца и не вычистили. Наджийма стояла на той, что находилась дальше всех от земли.

Курившийся дымками город мерцал в ночи редкими тускло-желтыми огнями, оттуда доносился то рев ишака, то собачий лай, то пение под звуки семиструнной маранчи, а здесь, на отшибе, царила сонная тишина.

Когда внизу послышался шорох, Наджийма вздрогнула и торопливо оправила матхаву. Это в галерее. Похоже, кто-то споткнулся и упал, издав приглушенный возглас, но сейчас опять все тихо. Или нет – шуршит… Еле слышно, как песок на ветру.

Вначале она просто испугалась, что ее осудят за неподобающую добродетельной девушке вылазку на крышу, и лишь на лестнице ей стало по-настоящему страшно. Снизу вновь донесся сдавленный горловой вскрик и вслед за тем шоркающий звук, словно кто-то, навалившись на стенку, медленно сползает на пол.

Быть может, в дом забрались грабители? Могущественный покровитель Наджиймы с ними разберется, а ей надо поскорее спрятаться на женской половине. Она осторожно спускалась вниз, освещая ступеньки волшебной лампой в виде черепахи, которую взяла без спросу, и бормотала обережное заклинание. На следующей площадке начиналась галерея, занавешенная обветшалыми веревочными кружевами: пробежать по ней, повернуть – и там дверь.

Сердце так колотилось, что Наджийма не слышала собственных шагов, а тот, кто выскользнул ей навстречу из-за угла, и вовсе двигался бесшумно.

Визитер был невысок и строен, это она успела разглядеть. Лицо черно, как сажа – не поймешь, человеческое или нет, – глаза мерцают, словно два песочных опала. Из-под тюрбана хвостом выпущены длинные волосы, цветом они как барханы в лунном свете.

Наджийма догадалась, кто перед ней: песчаная ведьма. Это они вместо женских платков носят тюрбаны на мужской манер, и волосы у них всегда наружу, потому что помогают им в колдовстве. Их немногочисленное, но опасное племя в стародавние времена пошло от песчанниц – волшебных олосохарских дев – и мага человеческого рода. И еще Наджийма слышала об одной песчаной ведьме, которая ушла от своих, попала к презренным бледнякам в Ларвезу и теперь выполняет приказы магов нечистой Ложи.

– Уходи! – испуганно вымолвила девушка, подавшись назад. – Мой наставник – великий маг, он тебя…

Горло сдавило, как будто его захлестнуло петлей. Лампа выскользнула из немеющих пальцев. Уже ничего не видя и не чувствуя, Наджийма тяжело, словно бурдюк с водой, осела на скрипнувшие половицы.

– Добрых посмертных путей, – сухо обронила Хеледика.

Формальность, которую из почтения к миропорядку следует выполнить, даже если ты убийца на службе у Светлейшей Ложи.

Дело сделано – «мясорубка» уничтожена. От мага Ктармы, который создавал эту дрянь, ей велели держаться подальше, не по зубам он семнадцатилетней ведьме. Хеледика пробралась в этот гадючник в его отсутствие, а теперь нужно исчезнуть до того, как он вернется.

Истрепанные веревочные занавеси на утлых галереях сонно шевелились от дуновений ветра. Пахло дымом, прогорклым ламповым маслом, нечистотами, кислым молоком, благовониями – запахи роились вокруг человеческого жилья, словно стаи мотыльков, которых того и гляди закрутит и унесет в темную бездну. Узкие железные лесенки прятались от полуночных страхов под матерчатыми пологами, словно под одеялом, но кое-где зияли прорехи, сквозь которые проникал вездесущий лунный свет, демонстрируя ненадежность людской защиты.

Раньше ей не поручали убивать, но кому и действовать в этих краях, если не олосохарской ведьме, черпающей силу из песка вековечной пустыни?

На вопрос Шеро Крелдона, сможет ли она это сделать, Хеледика после недолгих раздумий ответила «да». Полтора года назад, когда посланница Ктармы привела в действие «мясорубку» на площади Полосатой Совы в Аленде, она была там и видела, что после этого осталось. Наверняка проницательный господин Шеро понимал: она об этом помнит, и ответ будет утвердительным.

Наджийма выглядела обыкновенной сурийской девчонкой – противоестественно обыкновенной, если учесть, к чему ее готовили, – но песчаная ведьма угрызений совести не испытывала. Сказывалось полученное в родной деревне воспитание: «песок убил – и унесся дальше». Вдобавок она с мучительной отчетливостью помнила ту площадь, сперва заполненную оживленной толпой, а после покрытую сплошным кровавым месивом. Наджийма с растерянным выражением на круглом полудетском лице вызвала у нее не жалость, а скорее брезгливое недоумение: такое лицо – у твари с «мясорубкой» во чреве?

К тому же эта девушка все равно собиралась умереть, так пусть она уйдет в серые пределы Акетиса чуть пораньше, зато в одиночку – без тех, у кого на ближайшее будущее другие планы.

Хеледика сдернула повязанный на талии шарф из темного шелка и намотала поверх тюрбана, спрятав приметный хвост своих колдовских волос, а потом покинула погруженный в дремоту купеческий дом так же, как пробралась внутрь: по «ящеричной дорожке». Этот способ доступен песчаным ведьмам лишь на территории Олосохара. Повинуясь ее воле, пришедший вместе с ней песок взметнулся по ограде, перехлестнул через утыканный острыми черепками гребень – будто и впрямь ковровая дорожка, сотканная из песчинок. Хеледика по-пластунски поползла вверх по глинобитной стене в два человеческих роста, словно по горизонтальной поверхности. Маявшийся бессонницей старый слуга, выглянув в окно, вместо девушки увидел крупную ящерицу: это колдовство сопровождалось маскирующим мороком.

Наверху песок образовал своего рода подушку, прикрыв торчащие осколки. Ведьма легко перелезла на ту сторону и соскользнула вниз. В тот же миг, как подошвы ее шнурованных сапожек коснулись земли, «ящеричная дорожка» с тихим шорохом осыпалась, и порыв ветра сдул с гребня стены небольшую горку песка.

Дома на краю глинобитного города громоздились в темноте бесформенными гнездами, запахи человеческого жилья окутывали их, словно обережные заклятья, защищающие от козней ночи. Дальше расстилалась пустыня. Песчаная шкура Олосохара холмилась бледным застывшим океаном, и ущербная луна тихо ткала над ней свои одноцветные серебристые гобелены. Ветер дул оттуда, с юга. Еле слышно шуршали мириады странствующих песчинок, это напоминало шум приложенной к уху раковины.

Хеледика отправила мыслевесть господину Шеро, который ожидал от нее известий в далекой Аленде (наверное, сидит в полутемном кабинете с которой по счету чашкой горького шоколада), а потом связному из группы прикрытия.