Страница 134 из 140
Над долиной, до сих пор полной шума и криков, теперь воцарилась тишина. Готы были неподвижны, франки на коленях стояли в глубоком молчании. Они уже не шутили и, затаив дыхание, ждали сигнала.
С трех сторон на вооруженные войска смотрели горы, все такие же сонные, ленивые, окутанные голубой мглой, Казалось, и они сознавали важность минуты.
Как полевой мак над нивой, так над войском Арбогаста колебались красные знамена римской пехоты. Тут и там сверкал золотой орел или белела статуя Юпитера. Над войском Алариха блестели монограммы Христа, похожие на огненные звезды.
Язычество и христианство, прошлое и будущее были готовы к битве.
Вдруг тяжелую тишину нарушили буйволовые рога готов. Глухой звук пронесся по всей долине. Отраженный западным склоном гор, он вернулся и расплылся над войсками.
Альпы проснулись, леса ожили, воздух задрожал. Эхо, повторяемое горами и лесами, разнесло ужасную песнь войны. Точно заглушенный плач невидимых существ, прерываемый вздохами, раздался над долиной.
Снизу к нему примешивался стук оружия. Готы двигались вперед. Они шли без крика, ровным шагом, держа перед собой большие щиты, покрытые кожей. Из массы пехоты выделялись всадники. Орлиные крылья на шлемах начальников то развертывались, то складывались вновь.
Франки не трогались с места. Лучники Арбогаста, лучшие стрелки того времени, измеряли взглядом пространство; копейщики даже не приготовили дротиков, воткнутых острием в землю.
Мерил — взором пространство и старый король. Прикрыв глаза рукой от солнца, он глядел из-под нахмуренных бровей на кишащий перед ним муравейник. Его ноздри дрожали, губы сжались, орлиный нос загнулся еще больше.
Из равнины уже явственно доносился стук оружия.
— Машины! — крикнул Арбогаст.
Пронзительный звук рожка передал приказ вождя ближайшим трубам. Резкие звуки побежали направо и налево, а следом за ним заскрипели машины. Град камней пролетел над головами франков прямо на готов. Щиты трещали, мечи ломались; люди и лошади падали, как пораженные молнией.
Пехота Гайнаса без команды подняла щиты кверху, образовав над собой подобие крыши. Но обломки скал были так велики и вылетали из машин с такой силой, что раздробили даже железные доспехи.
Гайнас знал об этом.
— Спеши, спеши, — говорили его рожки.
Под не перестающим ми на минуту градом метательных снарядов готы шли на штурм ускоренным шагом. Метательные машины Арбогаста рвали их ряды, а они двигались вперед сильнее самой смерти.
Но их остановил сигнал вождя.
Они остановились… Неприятель был уже перед ними…
На несколько секунд снова воцарилась тяжелая тишина, потом воздух загудел…
Солнце затмилось какой-то густой сеткой. Лучники и пращники с обеих сторон начали свою кровавую работу.
Повсюду скрещивались стрелы, свистели мелкие, круглые камни, а сверху на готов падал губительный дождь, с глухим треском летящий на щиты последующих рядов.
Франконские копейщики и мечники еще в полном порядке стояли, преклонив колени, когда вдоль фронта готов раздалась команда «Сомкнись».
Стрелки Арбогаста не могли промахнуться.
Поражаемые сверху и спереди, готы нетерпеливо ожидали сигнала к рукопашной битве. Гайнас держал их на привязи, а они так и рвались в бой. Лица воинов побледнели от бешенства. Глаза варваров налились кровью, руки их судорожно сжимали рукоятки мечей.
Сколько их товарищей валялось на земле!.. Ряды таили с поражающей быстротой… Кто бы мог устоять против стрелков Арбогаста? Быстрокрылый орел, легконогий олень и тот не избежит их стрел.
Наконец…
Трубы издали четыре звука — два коротких, два длинных.
— Копейщики, вперед! — командовал Гайнас.
— Вперед, вперед! — вторили трубы Арбогаста.
Из сотни тысяч диких, переполненных ненавистью грудей вырвался военный крик.
— Христос и Феодосий! — кричали готы.
— Юпитер и Евгений! — отвечали франки.
И два воинственных германских племени ринулись друг на друга для славы римского имени.
Лучники и пращники отступили назад за первый ряд; франконские копейщики поднялись с колен; туча дротиков снова затуманила солнце.
Раздался стук железа, ударяющегося о железо. Копейщики взялись за мечи, оружие сцепилось с оружием, грудь с грудью.
По всей линии закипел яростный, беспощадный бой, точно сражавшиеся знали, что от их мужества зависит судьба далеких поколений, что они сражаются на переломе двух эпох. Гот набрасывался на франка с бешенством варвара, франк оборонялся от гота с хладнокровием опытного солдата, который не тратит сил без надобности.
Место копейщиков Арбогаста заняли его мечники. Их доспехи были украшены медалями, свидетельством побед; их обнаженные руки были покрыты шрамами, следами многих битв.
Они шли под звуки музыки, провожаемые взглядами Арбогаста.
За их движением следила пара холодных, пытливых глаз, которые видели все.
Старые воины чувствовали на себе взгляд любимого вождя.
«Не бойся! Мы не обманем твоего доверия, отец войска», — говорили их угрюмые лица.
Страшны были удары их длинных обоюдоострых испанских мечей. Первая линия готов дрогнула, как подрубленное дерево.
— Сомкнись! Сомкнись! — поддерживали их трубы Гайнаса.
— Бей, убивай! — подхватывали греческие музыканты Арбогаста.
Копейщики другой линии готов с яростью бросились на франконских мечников. Но этот крик не напугал поседевших в бою воинов. Покрытые пылью, обрызганные кровью, они все двигались вперед, врезаясь все глубже в трепещущее тело христианского войска.
По долине, с одного конца на другой, теперь безустанно переливался грохот битвы. Крик людей, ржание лошадей, стук оружия, звуки музыки, треск машин, голоса команды — все слилось в однообразный шум, который с ревом морских волн, вздымаемых вихрем, отражался от гор и лесов. Время от времени из этого шума выделялся точно протяжный стон исполинской груди.
Два римских императора с двух противоположных холмов смотрели на это ужасное зрелище. Феодосий и Евгений, окруженные легионами Империи, вручили свою судьбу варварам.
Увлеченные пылом битвы, сражавшиеся не заметили, что солнце постепенно сходило с небосклона. Тени мало-помалу охватывали восточную гряду Альп и лагерь язычников. Свет падал только на западную половину долины, где люди сплелись в клубок и убивали друг друга без всякой команды.
Бешенство готов не одолело хладнокровия франков.
Напрасно рожки Гайнаса призывали к порядку, напрасно графы и воеводы бросались вперед.
Солдаты, изнуренные далеким походом, осыпаемые снарядами баллист Арбогаста, поражаемые его мечниками, стрелками и лучниками, слабели, путались и расстраивали ряды.
Этой минуты только и ждал Арбогаст. С двух сторон, с юга и севера, готов стиснула его вспомогательная пехота. Теснимые отовсюду, фланги войска разорвались и были отброшены к центру.
Еще раз к небу вознесся страшный крик, последние проклятия погибающего войска, еще раз оружие померилось с оружием, победитель с побежденным; потом замолкли и крики и сигналы.
Готы отступили с поля битвы.
Бакурий с своими иберийцами чересчур поздно показался в тылу христиан. Прежде чем он успел водворить какой-нибудь порядок, на него с правой и левой стороны ударила вспомогательная конница Арбогаста.
Последние лучи заходящего солнца озарили триумф свободных франков, которые оканчивали свое кровавое дело.
Десять тысяч готов, не считая сарацин, гуннов и иберийцев, устилали своими трупами равнину.
Буйволовые рога Арбогаста положили конец битве.
Язычники с радостными криками возвращались в лагерь, чтобы насладиться действительно заслуженным отдыхом.
Только галльская конница не сходила со своего места. Она не участвовала в битве и терпеливо ждала сигнала.
К ней-то и приблизился Арбогаст и позвал ее начальника.
— Приказывай, божественный государь, — отозвался воевода Арбитр, тот самый, которого король как-то обидел в Тотонисе.
— Ты сейчас же двинешься вдоль берега реки, — сказал Арбогаст, — обойдешь с юга восточную гряду Альп и замкнешь с другой стороны все проходы. Завтра, после восхода солнца, ты придвинешься к самым горам. Когда твоя стража донесет, что началась битва, ты Вторгнешься в долину и отрежешь неприятелю отступление. Сделай это хорошо, Арбитр, и я награжу тебя саном графа.