Актея. Последние римляне

— Посмотрите туда, господин. — И лазутчик показал рукой на западный край долины.

Но Фабриций и сам уже заметил лагерь Арбогаста.

Вдали копошился какой-то громадный муравейник. Острое зрение воеводы различало окопы, охранные башни и метательные машины.

— Будь с нами завтра, Господь истины, ибо без Твоей помощи из этой западни не выйдет ни один христианин, — молился Фабриций, спускаясь с горы.

Внизу он вскочил на коня и пустился в карьер к Эмоне.

Весь восточный край неба казался покрытым туманом, придвигающимся к Юлийским Альпам. Временами туманная завеса разрывалась, и тогда вдали виднелись бесчисленные светлые пятна: это по всем дорогам и тропинкам широкой лавиной шло войско Феодосия.

Фабриций, приказав авангарду остановиться, направил коня туда, откуда поднимались наиболее густые клубы этого тумана. По мере того, как он приближался к нему, он редел и поднимался кверху. От светлого фона полей и лугов отделялись темные линии, которые вскоре начали принимать определенную форму. Из облаков пыли мало-помалу стали выделяться головы людей и животных.

Их было так много, что, казалось, они только одной своей численностью могут преодолеть всякую преграду. Они с яростью водопада хлынут в долину, занятую Арбогастом, и зальют язычников, но Фабриций, видимо, думал не так, и облако заботы не сходило с его лица. Регулярный солдат не доверял нестройным массам гуннов, алан и сарацин, и римский воевода знал, что легионы восточных префектур изленились больше западных, С франками в открытом бою могли бы помериться только одни готы, если бы их вела рука такого вождя, каким был Арбогаст.

Фабриций остановился на половине дороги.

С противоположной стороны приближался отряд, состоящий только из одних трубачей и знаменосцев. Ему предшествовала небольшая группа людей, идущих пешком.

Уже издалека обращала на себя внимание высокая фигура, одетая с ног до головы в платье багряного цвета.

Этот сановник не имел на себе оружия. Золотой шлем он нес в руках и двигался вперед с достоинством человека, привыкшего к почету и уважению.

Фабриций, соскочив с лошади, упал перед этим человеком на колени.

— Сведения лазутчиков верны? — раздался твердый голос.

— Ты знаешь, божественный и вечный государь, — отвечал Фабриций, поднимаясь с колен, и замолчал, потому что стоял перед Феодосием, которому отвечали только на вопросы.

— Остановить поход! — сказал император.

Трубачи разбежались по обеим сторонам.

— Авангард Арбогаста защищает горные проходы? — спросил Феодосий.

— Язычники расположились лагерем по другую сторону Альп. Защищенные окопами, они чувствовали себя в такой безопасности, что даже не расставили стражу по эту сторону. Их стан можно видеть вблизи.

Спустя два часа восемь человек взобрались по тем же самым скалам, по которым Фабриций влез на вершину холма, и такими же криками изумления приветствовали картину, которая представилась глазам опытных военачальников.

Рядом с Феодосием находились главные вожди восточных префектур. Здесь был старый Гайнас и воинственный Бакурий, вандал Стилихон, муж его племянницы Сирены, Саул, и молодой Аларих. Все эти варвары были в римской одежде, только один Аларих, восемнадцатилетний князь готов, не снял со своего шлема орлиных крыльев германского короля и не переоделся в тунику.

Вожди долго молчали. И они видели укрепленный Лагерь Арбогаста, башни и метательные машины, установленные на насыпях.

— Нас ждет тяжелая работа, — отозвался Бакурий.

— Этот старый волк окопался, точно барсук, — заметил Стилихон.

— И дал возможность солдатам отдохнуть, — прибавил Гайнас.

Феодосий, скрестив руки на груди, осматривал местоположение. Горы в этом месте не были ни высоки, ни обрывисты. Они сливались покатой линией с равниной, тянущейся вплоть до Аквилеи. Переправа войска не представляла никаких затруднений. В долину можно было попасть тремя широкими удобными проходами.

Осматриваясь вокруг, император составлял план битвы. Его сухое, бритое лицо точно окаменело от напряжения. Он был так занят своими мыслями, что не слыхал даже замечаний вождей. Только изредка его черные большие глаза сверкали живее да вздрагивали тонкие губы.

Вдруг его высокий лоб покрылся гневными морщинами.

— Юпитер? — спросил он, указывая рукой на белую статую, которая светилась на вершине соседней горы.

— Флавиан осквернил все вершины Юлийских Альп статуями этого демона, — отвечал Фабриций.

Феодосий закашлялся, точно его что-то душило, потом обратился к своим подчиненным и сказал:

— Завтрашний день будет днем молитвы и отдыха. Послезавтра Фабриций с гуннами и сарацинами обойдет горы и очистит вход в долину. С воеводой пойдет граф Гайнас с своими готами. Если Арбогасту удастся расстроить ряды готов, то граф Бакурий пополнит их иберийцами.

— А римляне?

Вожди в изумлении переглянулись друг с другом.

Вопрос этот выкрикнул молодой Аларих, который стоял, прислонившись спиной к скале.

— Я спрашиваю, какую часть ужасного дня ты предназначаешь для своих легионов, римский император? Ведь послезавтра должны решиться судьбы Римского государства?

Лицо Феодосия покрылось румянцем.

— Ты еще не имеешь права голоса в совещании вождей. Ты еще не король, — проговорил Феодосий беззвучным голосом.

— Ты хочешь, чтобы это случилось еще сегодня? — воскликнул Аларих, поднимая гордо голову.

Феодосий побледнел.

Князь не хвалился бы без основания. Готы уже не сколько раз предлагали ему корону, но он ее не принимал, щадя старого короля. От него самого зависело протянуть руку за короной и скипетром и расторгнуть союз, заключенный с императором. Присяга предшественника не была обязательной для его преемника.

— Князь, — отозвался теперь Фабриций. — С неба на нас глядит Христос и во второй раз умирает на кресте, измученный раздорами своей паствы. Не забывайте, что в ваших руках находятся судьбы нашей святой веры. С Арбогастом идут языческие демоны, нас же ведет истинный Бог.

Воевода стал на колени перед князем.

— Не задерживайте торжества Христа! — умолял он.

Аларих колебался. И он был христианином, хотя придерживался ереси Ария, занесенной к готам священниками, которых сторонники святого Афанасия изгнали из пределов Империи.

Наконец он вздохнул и сказал:

— Послезавтра кровь моего народа обильно оросит эту несчастную долину, но пусть свершится воля Бога.

Солнце как раз в эту минуту заходило за горы, окруженные венцом пурпурных облаков. Розовый отблеск окрасил все выступы скал и разлился над долиной в зеркале реки.

XIII

В глубине долины стоял Арбогаст, окруженный своей свитой. С верха палатки свешивалась длинная красная полоса — знак войны; над головой короля развевалось красное знамя — знак битвы.

Опершись правой рукой на меч, старый вождь молча и сосредоточенно в последний раз пытливым взглядом окидывал боевой строй.

Ни одна морщина не хмурила его чела. Он был вполне доволен.

Пехота франков, вступивших в союз с Римом, расставленная двенадцатью рядами в шахматном порядке, перерезала всю равнину, начиная от реки Фригида, вплоть до подошвы гор; перед ним, на той же самой линии, направо и налево, на высоких насыпях, сверкали гигантские баллисты; за ним, охраняя лагерь и обоз, расположилась галльская конница. Правое крыло прикрывали аллеманы, левое — свободные франки.

Римского императора не было в долине. Арбогаст приказал Евгению занять с римскими легионами ближайшие холмы и следить за битвой издали. Римляне должны были прийти на помощь только в случае, если бы неприятель расстроил ряды франков.

Арбогаст осматривался вокруг со спокойным сознанием силы, уверенный в победе. Более ста больших и малых битв он выиграл с своими франками и до сих пор еще ни разу не убегал с кровавого поля битвы.

Почему же ему теперь следует уступить пока еще сомнительной силе противника? Он сделал все, что требовала опытность старого вождя. Он выбрал превосходное место, дал солдатам время отдохнуть, снабдил машины достаточным количеством метательных снарядов. Правда, Феодосий привел с собой такие толпы, каких не видели со времени Траяна, но и он усилил свое войско наемниками. С ним пришли свободные франки и аллеманы, более полезные в бою, чем гунны и сарацины.