Закаленные крылья

- Нет, у меня есть немного горючего, товарищ полковник.

- Вы в этом уверены?

- Товарищ полковник, я готов идти в атаку!

- Хорошо!

Добровольно принятое летчиком решение атаковать цель было продиктовано его высоким боевым духом, а не желанием как-то выделиться или отличиться. И в самом деле, кто же решится вставать в позу, если он не убежден, что его ждет удача? Я знал характер Вылкова: он скорее свернет себе шею, чем откажется от того, что задумал. Таким он показал себя и на предварительных учениях, выполняя иммельман и горку.

На подлете к цели Вылков как бы превратился в туго натянутую пружину. Он подчинил все свои эмоции трезвому рассудку. Наблюдателям с земли его самолет напомнил ястреба, камнем падающего вниз, чтобы вонзить когти в жертву. Вылков не мог оторвать взгляда от взятой на мушку ракетной установки, но что-то подвластное скорее инстинкту, чем разуму, подсказывало ему, что открывать огонь еще рано. Люди на трибуне, увидев, насколько угрожающе близко он приближается к цели, подумали даже, что его машина вот-вот врежется в землю.

А Вылков как будто и в самом деле обезумел от напряжения. Только руки продолжали работать все так же безошибочно и согласованно. Взглядом он следил за выпущенными снарядами, а руки, словно слившиеся с орудием, управляли струей огня. Наверное, Вылков хотел быть полностью уверенным в том, что ни один снаряд не пропадет зря, поэтому решился на последний шаг: выстрелить снаряды сериями. И тут он заметил, что самолет начал вибрировать. Вылков едва удерживал машину, движение которой из-за отдачи, возникающей при беспрерывной стрельбе, все больше замедлялось.

На трибуне люди буквально онемели. Менее чем за полминуты ракетная установка противника, которую заменял макет, превратилась в щепки, а самолет с быстротой молнии исчез за горизонтом.

Министр был явно доволен и заговорил первым:

- Есть у нас боевая авиация, есть! И наши летчики - мастера своего дела. [225]

10

В голубом небе парил орел, хозяин этих высот. Он летал на большой высоте, инспектируя свои владения. Снизу он казался листиком бумаги, подхваченным порывом ветра. Кто смог бы помешать орлу совершать эту ежедневную инспекцию? Но вот откуда-то появилась стая голубей. Их крылья в лучах яркого солнца сверкали белизной. Время от времени голуби исчезали, потом стая снова появлялась и носилась по кругу, чем-то напоминая серебристое ожерелье. Орел спокойно наблюдал за полетом белоснежных птиц. Гордый орел проявил великодушие, позволив птицам проникнуть в его владения. Сделав еще круг, он как бы растворился в ярких лучах солнца и стал невидимым для людей на земле. Но он-то их видел, просто взлетел еще выше, чтобы стать свидетелем того, что их ждет.

День выдался знойный. От земли поднимался раскаленный воздух, как из жарко натопленной печи. Из-за вершины горы появилась черная туча. За минуту-другую она превратилась в грозовое облако. Орел знать не знал о том, что может произойти через мгновение, и не думал покидать свое царство. Он решил принять бой - бой не на жизнь, а на смерть. Облака спускались вниз, извергали огненные молнии, а раскаты грома предупреждали людей, что им надо искать убежище. И люди поспешно прятались под деревьями, телегами или забирались в машины. Лишь орел не собирался прятаться. Да и кто осмелился бы заставить его отказаться от прогулки? Из темных туч в любой момент могли низвергнуться на землю мутные потоки воды и затопить всю равнину. И, как всегда перед бурей, воцарилось безмолвие. Все живое на земле как будто было парализовано, не слышалось ни звука. Только орел мощными взмахами крыльев пытался бороться с бурей. Посыпался град - тяжелые кусочки льда покрыли равнину словно белой скатертью. А куда же исчез орел: пал в битве или улетел, чтобы спастись?

Целый час бушевала буря, а когда затихла и усталые облака отступили в горы, в прозрачном холодном небе орел появился снова. Перья его потеряли прежний блеск, но взмахи крыльев остались такими же мощными. [226] Он явно устал, но не покидал неба. Как будто отбушевавшая буря была для него чем-то обычным…

Обо всем этом поведал кто-то из летчиков. Но большинство из слушавших его рассказ усомнились в правдивости рассказанного. Скорее всего, это было похоже на сон или позаимствовано из какой-нибудь книги. Однако все сошлись на том, что рассказ очень поучителен для летчиков. Автора этой притчи вскоре забыли, а вот его рассказ в компании авиаторов вспоминали довольно часто.

О нем вспомнили однажды и в доме бригадира животноводов в Брестнице, куда часто наведывались летчики. Стоило хозяину дома Бончо подружиться с одним из пилотов, как все товарищи летчика стали его друзьями.

- А я вам вот что скажу, - разговорился в тот раз симпатичный летчик Антов, - нет среди нас такого человека, который при полете в условиях сплошной облачности так ни разу и не ощутил бы, как у него засосало под ложечкой. Покажите мне такого! И если он будет твердить обратное, я скажу ему, что он лжет.

- Не знаем таких! - одновременно воскликнули несколько человек.

- Так, значит, нет таких? - торжествовал Антов. - Полеты в облаках - а мы это испытали на собственной шкуре - отражаются вот здесь. - И он показал на голову.

- Но разве на твоей голове отражаются только полеты в облаках? - спросил один из присутствующих. - А когда зажигается аварийная лампочка, чтобы предупредить о том, что кончается горючее? Тогда ты как себя чувствуешь? Как будто у тебя на шее затягивается петля…

- Ну, раз нервы выдерживают, значит, не о чем и говорить! - вмешался в разговор Васильев. - Все упирается в выносливость нервной системы. Антов прав. Каждый полет в облаках отражается на работе мозга. Я сам это пережил. Чувствуешь, что кто-то надувает твою голову, как футбольный мяч, и если не выдержишь, то мяч лопнет! Так вот скажите мне, что такое, нервы? Я спрашиваю о нервах не с точки зрения анатомии. Мы только условно можем говорить о нервах, - продолжал он. - По-моему, все упирается не в устройство организма, [227] а в дух летчика. Дух надо воспитывать, его никто не получает в готовом виде. Дух человека проходит тот же путь развития, что и сама личность. Это различные вещи, но вместе с тем это и одно целое. Когда мы говорим «крепкие нервы», то под этим понимаем, что у человека закаленный дух.

- Закаленные крылья! - вмешался Антов, который, облокотившись на подушки, разложенные вдоль стены, внимательно слушал сидящих за столом. - Надо закалять крылья! Кто рассказывал нам об орле? Мне очень понравилось, что орел и после бури, изможденный, все так же мощно взмахивая крыльями, продолжает свой полет.

- А я вам расскажу о случае с Тарпомановым, и вы убедитесь, что нельзя все мерить одним аршином, - сказал смуглый старший лейтенант.

- Да знаем мы об этом случае! - вмешался другой. - Лучше я расскажу вам о Стиляне Пееве…

- Но случай с Петринским еще интереснее…

- Здесь вместе с нами наши жены и дети. Давайте рассказывать по очереди. И пусть слушают, чтобы они лучше поняли душу летчика. Пусть жены гордятся нами, а дети знают: то, о чем они читают в приключенческих романах, нам приходится переживать ежедневно. Ну, кто начнет первым? Вылков?

Тарпоманов был одним из тех летчиков, которым вечно не везло. Он, чрезмерно чувствительный человек, болезненно переживал свои неудачи. Можно было лишь удивляться ему. Умный, упорный, нисколько не трус, но, как только поведет самолет на посадку, непременно что-нибудь напутает. Сначала командир делал летчику замечания, а потом махнул рукой и предоставил ему возможность производить посадку как получится. Тарпоманову порой плакать хотелось. Самым близким друзьям он признавался, что если за месяц-два не научится правильно сажать самолет, то уйдет из авиации. Друзья старались успокоить его, уверяя, что это не такая уж большая беда и незачем такие пустяки считать позором. Тарпоманов не хотел ничего слышать. Он твердо решил: как только истечет определенный им самим срок, он распрощается с авиацией. Но раньше чем наступил этот срок, прибыли сверхзвуковые самолеты, и он еще больше приуныл. [228]