Пути-Пучи

Но Адамов! Адамов-то не знал этого! Это вселяло.

Я – Человек Будующий. Я – устрица. Единственное, чего я хочу, так это найти свою жену, украденную у меня теми, кто считает меня мразью, сволочью и мелочью, считаться с которой западло.

Снова звал Саша Ендоба, но я не пошел, я успел, пусть на время, но возненавидеть Сашу Ендобу, потому что он назвал меня сволочью, которая не преуспела. Никто никогда меня так не презентовал, я, может быть, и сволочь, но не его это дело, сам ко мне прилип.

Потом пришел лысый тип с огромным носом в черном плаще до пят, что-то цирковое почти, вошел как к себе домой, как сумасшедший захохотал, и я догадался, что это Зиггурд. Маски никакой на нем не было, и лицо вовсе не было синим, мерзкая довольно физиономия, но ничего сверх.

- Дурачок, - сказал Зиггурд. – Тебе никуда от меня не деться, Битва предопределена,  и я поражу тебя в той Битве, готовься, братэлло (тогда еще не было такого слова "братэлло", потом возникло, я очень удивлен был).

Я послал его, он ничего мне сделать не мог, он на психику мне давил, великий, могучий и ужасный, как русский язык. Он жутко исказился, когда я его послал, но это нормально, ведь нам, как он думал, была предопределена Битва, так что политесы между нами были исключены. Братэлло, трамтарарам.

Мне нужна была моя Света.

Когда после всего этого в моем доме снова появился Дебелый, я его чуть не растерзал, и растерзал бы, если бы мне была дана такая возможность. Тот вежливо подхихикивал и отпихивался от меня ладонями.

- Теперь вы поняли?

Несколько времени спустя я понял. Я понял простую вещь, которую слышал до этого тысячу раз, но как-то к этой ситуации в расчет не принимал. Я понял, что главный человек в любой фирме, даже в такой супервозвеличенной (ну, по крайней мере, для меня) – не хозяин, а его секретарша. Слышали, да? До секретарши я добраться не мог, она со мной не контактировала, я контактировал с секьюрити, ну а уж секьюрити-то с секретаршей всегда найдет общий язык! И тут же снова появился Дебелый. Ну, прямо вмиг! Что! Хозяин! Желаете!

Я ему сказал так:

 - Ты мне голову-то не морочь. Я, конечно, дурак, но не настолько. И понимаю, что у тебя какие-то свои, далеко идущие планы, в которые меня посвящать не смей.

- О-ох! Вау! – фальшиво и вместе с тем искренне восхитился Дебелый, И я, конечно, не понял тогда, что значит это самое "вау", не было тогда "вау", поморщился только, да мне и наплевать было. Я ему начал объяснять то, что он и без меня знал, и то, что он был уверен, что я знаю, что он знает и так далее (повтори одиннадцать раз).

Я ему сказал:

- Мне нужна моя Света. Не знать этого ты не можешь, просто не приспособлен не знать, у тебя какие-то свои планы, и ты чего-то хочешь другого, ты не можешь не знать, что я от Светы своей не откажусь ни за какие коврижки, и на этом твоя игра.

- О-оу! Йо-хо-хо! Магнифициант! Сплендеед! Воондербурден! – еще более фальшиво и, соответственно, еще более искренне возопил Дебелый. – Так-так?

Тут я немножко запутался, но быстро вошел в норму, словом, продолжил:

- Ты обязан подвести меня к Битве, но ты даже не собирался этого делать. Свету ты у меня украл для меня почти незаметно, то есть не то чтобы уж совсем незаметно, но в тот момент, когда она и сама на время исчезла из моей жизни – любовь, или как ее хочешь назови, при этом не исчезает. Тебе нужно было найти человека, который отказался бы от самой великой власти ради обыкновенной любви. Таких мало, но именно из таких набираются Человеки Будующие, я так думаю. Потому что в миг великой любви они могут все предать, пойти на любое преступление, а некоторые из них могут предать ради этой любви даже эту свою любовь.

- Несколько высокопарно, - поморщился Дебелый. – Несколько, вы знаете, не в моем вкусе. Всякие такие слова о великой любви. Даже и неправильно несколько. Нет на свете так называемой великой любви, есть обыкновенная привязанность, легко пере…

- Да пошел ты! – здесь я сделал вид, что вспылил, и это было неправильно, это было моя ошибка, но она не поимела последствий. – Все просто. Я хочу Свету, ты хочешь чего-то другого, так что мы можем заключить сделку, так давай же ее заключим.

Дебелый скучно на меня посмотрел.

- Как вы правы! Давайте заключать сделку.

Почему он делал вид, что разочарован, до сих пор понять не могу. Но, вы знаете, я многого не могу понять в этой жизни, так что…

Сделка, как выяснилось, в следующем заключалась. Я, со своей стороны, обязывался не вступать в Битву с Зиггурдом и, более того, если придется, хотя на самом деле ни в коем случае не придется (это так, на всякий случай, условие), помогать ему в аферах против другого Человека Будующего, который уже найден, конечно, даже заранее найден, но еще не знает об этом – это нужно, чтобы враги не прознали. Дебелый, со своей стороны, обещает мне переход в тот мир, где есть Света.

Некоторых нюансов, я, взволнованный, естественно, не заметил и радостно приготовился к немедленному завершению сделки. Мне сказали (по-моему, с большим презрением, замешанном на симпатии) – чуть погодя. Потому что, мне сказали, ты обязан присутствовать. Ну, вроде как свидетель, только там немножечко по-другому. Я этого дела не понял, но спросил только одно: "Когда?". Скоро, сказал Дебелый с мерзкой усмешечкой.

И ушел.

Я старательно начал ждать. Больше никто ко мне не приходил, точки мельтешили, скучные такие были точки, совсем не хотелось в них. Наверное, я что-то забыл, тем более что мне велено было что-то забыть по условиям совершения нашей сделки, я просто помню, что очень скучно сидел. Поднялся, посмотрел в Светкино зеркало, не понравилось, снова упал в кресло, о телевизоре, чтоб включать, даже не думал, просто сейчас вспомнил, что мог включить телевизор. В холодильнике стояла недопитая водка, но это я сейчас помню, что она там стояла, тогда не помнил. Свете бы не понравилось про водку, хотя знала, я уверен, знала, но не показывала, скандалы были всегда по другим поводам, дурацким, ну абсолютно. Чем-то мы не подходили друг к другу, сам не пойму чем. И в чем-то прилипали, как минус и плюс, не могли друг без друга.

Потом диким голосом завыл Саша, к тому времени притихший уже дня полтора. Я даже как-то занервничал почему-то. Почувствовал укор совести, с великими усилиями выгромоздился из своего кресла, пошел к нему. Он не спал. Узники немецких концлагерей по сравнению с ним были жирными, зажравшимися негодяями, только голос был громким и глаза – умными.

Как только он меня увидел, так заорал, даже уши заложило.

- Вовка! Неправда это! Нельзя, чтоб меня не было! Я настоящий, не придуманный, и жизнь у меня была, я же не виноват, что… Может, это ты придуманный, а не я, почему же мне такое устроили? Дина мне говорила, я даже верить ей не хотел. Ох, Вовка, ты же помнишь, как мы в дружбе вечной клялись, там, на Конке, еще ивы там такие свисали (я помнил, конечно, и про ивы, это даже особенно, только это была ложная память)? Вовка, ох, ну как же я не хочу умирать!