Пути-Пучи

И сотворил на лице своем еще более мудрую, всепонимающую ухмылку.

- Сволочь, - сказала Дина. – Ох, какая же сволочь. Но ты хоть попробуй, ведь не убудет же от тебя.

Я так подумал, что действительно не убудет и что она действительно знает, о чем говорит, тем более, что она уже знала откуда-то, что я сволочь. Хотя вообще-то это не так.

Я перестал изображать мудрость и сказал ей:

- Хорошо, я попробую.

Собственно, ничего, кроме уверенности, внушенной мне Дебелым, да еще чувством силы, возникшим после прочтения слов "Человек Будующий", у меня в загашнике не было. Они там все проходили практику у Адамова, они знали, как это делается, и умели делать – я же ничего такого не знал. Я был в положении человека, который решил заняться телекинезом, уперся взглядом в спичечный коробок и изо всех сил умоляет его сдвинуться с места. Я знал, что могу, и знал одновременно, что не умею.

Но я хоть попытался. Я подал Дине знак ладонью, что, мол, сейчас-сейчас, попытался сосредоточиться… и чуть не сбился от ее взгляда. Такой, знаете, взгляд - из категории сложных. Множество эмоций намешано, каждая сильная, главные же – презрение и надежда. Даже когда я отвернулся от нее, взгляд жег. Я все-таки сосредоточился, хотя, думаю, делал все не так, как надо… и даже почувствовал, что вот-вот.

И еще одно почувствовал. Я должен был пожелать, чтобы пожелал он, а я, оказывается, совершенно этого не хотел. Единственное, чего я хотел, так это того, чтобы Саша Ендоба, наконец, исчез из моей жизни. Он мне мешал. И я думаю (я не знаю, конечно, наверняка), что вовсе не из-за того, что я его предал. Это… Ну, словом, это не обсуждается. Так или иначе, я не хотел, чтобы он захотел выжить и начал сражаться. Он был достаточно силен, сильней всех остальных, и смог бы, наверное, справиться, пусть даже и с мертвецами (здесь меня не спрашивайте, я не знаю, что это значит, это так и осталось для меня загадкой, хотя, я думаю, разгадка здесь кроется вовсе не из разряда мистических), но он сдался, он признался, что проиграл. Не ему было суждено стать Человеком Будующим, и это подкосило его.

Я его понимал. К тому же, повторяю, он мне мешал. Его не существовало, не было такого человека, как Саша Ендоба; где-то там был, а, может, уже и не был, мой старый забытый дружок Саша Оснач, но даже фамилии такой Ендоба не существует, можете проверить по Интернету.

Поэтому я понял, что не хочу ему помогать, и тут уж ничего не поделаешь. Я так и сказал Дине: "Я не могу", за что был снова облит ненавистью и презрением:

- Ты не хочешь!

- Не пойму, - ответил я ей, - как это ты удерживалась у Адамова? С твоим-то патологическим человеколюбием.

Она удивилась.

Я хочу, чтоб вы поняли. Мне было в глубочайшей степени наплевать, что подумает обо мне Дина. Ну, положим, здесь я немного вру, но по большому счету именно так. Ее ненависть и презрение (она знала, знала откуда-то!) жалили меня, но это я мог пережить, раз уж пережил остальное. Мне нужна была Света, а Дина по сравнению с ней…

Она стала приходить чуть не каждый день, о чем-то подолгу молчала либо шепталась с Сашей, на меня принципиально не обращая внимания, да и Бог бы с ним, со вниманием – но она мне тоже мешала. Подобно Саше Ендобе, я буква за буквой перемалывал страницы оставшихся мне Бумаг, вчитывался в них с истовостью шахида, и ее визиты, конечно, выбивали из колеи.

Саше она о моей роли в его судьбе, похоже, не рассказывала. Во всяком случае, он не изменил ко мне своего отношения, порой он удивлялся и огорчался ненависти, которую Дина не хотела и не могла скрыть. Несколько раз под ее давлением я пытался побудить его к борьбе за жизнь, но ничего не получалось, желания не было. Вы не можете возбудить в себе желания, если его нет. Мужчина не может поднять свой член так же, как он поднимает свою руку, в этом – христианская догма, кстати, очень противоречивая. Бог не может заповедовать вам "Возлюби", потому что сам отнял у Адама возможность любить по собственному желанию, когда изгнал его из рая только за то, что тот не послушался его, не понимая смысла запрета.

Словом, вот так.

А потом мой дом превратился в какой-то проходной двор. Почти каждый день меня стали навещать люди, совершенно нежелательные. Никто из них, при всей их таинственности, ничего не мог сказать о моей Свете.

Сначала пришел Дебелый. Он пришел, когда в очередной раз к Саше Дина пришла, но не обратил на них никакого внимания, уволок меня, крепко схватив за локоть, на кухню и стал талдычить что-то маловразумительное. Хотя я понял – он подготавливал меня к Битве. Я, конечно, кивал. Меня интересовало только одно – страница и строка в тех Бумагах, которая сделает меня гением. Дебелый вежливо хихикал – мол, не время. Он что-то подозревал.

Битва меня совершенно не интересовала.

Потом вдруг заявился Адамов, я жутко удивился, когда он ко мне пришел. Он был вежлив и пуглив донельзя, долго стоял за дверью и преданно кхекал, потом все-таки прошел, сел на кухне и заявил:

- Вас хотят убить. Без меня вам не обойтись. Зиггурд знает, кто вы и где вы, не знает лишь про меня, что я пришел к вам. Вы обязательно выиграете Битву, но до нее надо дожить, а Зиггурд этого не допустит. Только я, и никто другой, могу вам помочь. Мне всего-то и надо, остаться на своем посту после Битвы, вам другого лучшего не найти просто.

Я сказал, я подумаю, и спросил его, знает ли он строчку.

- Знаю, - сказал Адамов, - меня же уже убили.

- Вот как? – удивился я. – А я об этом и не догадывался.

Адамов с удовольствием хохотнул.

- В том-то и соль.

Строки он мне не сказал. Сашу Ендобу не навестил, хотя тот стонал трубно, и ушел, обещая прийти еще.

Потом снова пришел Дебелый и угрожал. Он сказал, что я себе уже больше не принадлежу, а, стало быть, и нечего выпендриваться. Он сказал, что я даже не представляю себе, что со мной могут сделать, если я вдруг откажусь от Битвы. Мне показалось, что и Дебелый тоже не очень-то представляет это – не было у них такого прецедента, чтоб отказались.

Угрозы перемежались увещеваниями. Пытаясь убедить меня в важности миссии Соседей Бога, он, в частности, сказал довольно интересную вещь, которая, на самом деле, показалась мне интересной значительно позже. Он сказал:

- Вы даже не представляете себе, насколько это важно и почетно, то, для чего вы предназначены. Все рухнет, если Правый сосед в очередной раз не победит Левого, чтобы занять его место. Все рухнет, если Левый сосед перестанет функционировать (он так и сказал – "функционировать"). Фактически он осуществляет связь между человеком и природой. Ведь законы, по которым развивается живое в природе, и законы, которым подчиняется человеческое общество, чтобы не вымереть, сильно отличаются друг от друга. Больше того, человеческие законы противны природе, само существование человечества противно природе, а стало быть, неизбежен конфликт, в результате которого человечество неизбежно погибнет – либо вместе с природой, либо в гордом и унизительном одиночестве.