Ожидание. Повести

— Ваше предложение? — обращаясь к Горбову, спросил Ван Ваныч.

Сам он так ничего и не придумал.

— А какое у меня может быть предложение'? — развел руками Горбов, наслаждаясь растерянностью приезжих. Гнать их сразу было неловко и даже забавно на них посмотреть, таких вот. — Поживите недельку-другую, может, обойдется, — и он покосился через плечо на барометр. — Не знаю, сколько эта благодать будет нас грабить, держать без рыбы, план ломать. — Он тяжко вздохнул и взял себя за горло: — Нас ведь это «ясно» вот как держит. Так держит! Во! Дышать нечем. Больше недели постоит такая радость — каюк! — Вены на его шее и даже на висках напряглись, а щеки побагровели. — Будем ждать у моря погоды… А вы пока окунитесь в жизнь, изучите, что к чему, впитайте.

Все поведение приехавших, весь настрой их речей показывали, что они закусили удила, и «пред» вежливо издевался, называя невозможный для них и безопасный для себя срок…

— Неделю-другую? — не сдержался Ван Ваныч. — Ха-ха! У нас зарез. Праздничный материал, вы слышали? Героические будни, — закончил он уныло.

— Ван Ваныч! — воскликнул Алик, хватая его, как тонущего.

Ван Ваныч не имел на это права. Он сам был их спасательным кругом, их соломинкой. Ван Ваныч поднял голову, и на лице его Горбов прочел сбой приговор.

— Ждать у моря погоды нельзя, — заговорил Ван Ваныч. — Вам без рыбы снимут голову.

— Ну?

— Нам тоже. Значит, надо поймать немного рыбы. Любой ценой. Вас покажут по областному телевидению, а может, и на весь Союз, и, если вы больше ничего не поймаете даже до весны, ни один волос с вашей головы не упадет.

Хотя падать с головы Ильи Захарыча давно было нечему, он не улыбнулся, а нахмурился. Мысль задела его больное сердце.

— Прекрасно, прекрасно, — пробормотал он.

— Дело, — пробасил Сима.

— А нам ведь все равно, сколько вы поймаете рыбы, — закончил Ван Ваныч. — Мы не райсовет…

— Для кино важен факт! — обрадованно вспыхнул Алик, как будто в перегоревшей электросети починили пробку.

— А ну закрой дверь, — приказным тоном попросил Илья Захарыч, увидев за порогом — кого бы вы думали? — конечно, Кузю Второго.

Кузя послушно закрыл дверь. Минут десять они сидели там, как заговорщики. А чего сидеть-то? Сколько им и правда же надо рыбы? Полный трюм, что ли? Одну-две хватки. И уже можно для кино такой водопад устроить! Честное мое слово. Две хватки (хватка, которой перегружают рыбу из невода в трюм, не больше мешка, она и похожа на мешок из сети) можно на лодочках по бережку насобирать. Не очень удобно, впрочем, но ведь киношники — люди сознательные, поймут. Так думал Кузя Второй. А что скажет сам Горбов, было неизвестно. Нет, по бережку не получится… Им нужен вид… Как, догнав рыбу, кидают в волны аломан, как спешат свести концы с концами, растягивая по воде цепочку поплавков, как бурлит в кольце невода вода, точно газированная, — это рыба бьется, много взяли. Им нужно море, ширь. Море, которое ходит ходуном, а не водоплеск…

Но море, спокойное, плоское, блестело, как поднос, и на завтра обещая светлый день. Да, будет солнце — не будет рыбы. А не будет рыбы — не будет и кино.

Грохнула, открывшись с размаху, дверь, и Горбов сказал с порога:

— А ну, Кузя, свисти сюда бригадиров. Нога здесь — нога там.

А зачем Кузе нога — у него мотоцикл. Он затрещал, как пулемет, по всему Аю.

Бригадиры — народ серьезный.

Даже Сашка Таранец, хоть и первый год верховодит на «Ястребе», изменился. Случалось, раньше фасонил тем, что лишнюю рюмку запросто мог кинуть в нашей ресторации под названием «Буфет», случалось, подкарауливал девчат за бочками и подхватывал под бока так, что от визга вздрагивали и мелко тряслись над головой аютинские звезды, случалось, с общего собрания вылазил из клуба в окно и шел к радисту Марконе послушать современную музыку на магнитофоне «Сборная солянка», пока бедного Марконю не осудили за эту самодеятельность на комсомольском собрании, все случалось, что полагалось, а сейчас Сашка Таранец пришел, как все, неторопливым шагом, бросил под каблук недокуренную сигаретку на улице, переступил через порог, без слова пожал руки другим бригадирам и слегка кивнул издали гостям.

Сказано было коротко: кто поймает рыбу, того и будут снимать. Никаких привилегий. Сюжет непринужденный, и старые заслуги не в счет. Людям это вроде бы понравилось, все улыбнулись. Ведь охота, хоть сухопутная, хоть морская, она всегда будит в человеке желание показать себя. Свою ловкость, свою сноровку, свой ум. Два рыбака с удочками сидят на одном бережку, а поглядывают — кто кого перещеголяет. Здесь же нежданно-негаданно затевался большой бой на равных. И уж конечно как кому повезет. В жизни, хоть наука в принципе и отрицает случайность, я думаю, еще немалую роль играет этот самый треклятый случай. Везенье, словом. А на море как без везенья?.. Заранее нельзя было сказать — кто отыщет в пустом море рыбу, кто сумеет ее взять, реденькую, как весенний снежок, прославленный Михаил Бурый или Сашка Таранец, у которого по сравнению с ним молоко на губах не обсохло. Алик подогрел: счастливца, вернувшегося с уловом, по обычаю, будут встречать на берегу жены, дочери, невесты рыбаков. Женская половина населения всего Аю.

Илья Захарыч покашлял в ладонь и стесненно возразил, что такого обычая у нас давно нет. Но, так и быть, для кино можно сделать исключение. Женщины соберутся. Они сниматься любят. Не говоря о девчатах. Значит, и у них пойдет борьба за право попасть на союзный экран. Что ж, пускай, подхлестнут своих муженьков да кавалеров. Не беда!

— Завтра в море, — закончил «пред».

— А как же свадьба, Илья Захарыч?

Это упавшим голосом спросил Кирюха, который проник за дверь. Рыбаки, начавшие уже расходиться, остановились.

— Какая такая свадьба? — спросил Ван Ваныч и, не дослушав Кирюху, на полуслове оборвал его взмахом руки. — Свадьба не похороны. Подождет. Перенесите.

— Так ведь гости завтра пожалуют к вечеру. Из Песчаного, из Камушкина… Отовсюду. Суббота. У меня свадьба. Между прочим, первая. Во всяком случае, Илья Захарыч, от выхода в море меня прошу освободить.

— Не валяй дурака, Кирюха, — заговорил Сашка Таранец, рывком головы откинув со лба на ухо крыло мягких смоляных волос. — Без тебя «Ястреб» не «Ястреб». Хочешь бросить друзей в беде?

— Какая беда? — взмолился Кирюха. — У вас или у меня беда?

— В общем, сами договаривайтесь, — с охотой ускользнул от спора Горбов. — Мероприятия срывать не будем.

— Мне свадьбу срывают! — загремел Кирюха. — Какая у меня без вас свадьба? Весь дом в пирогах. Два ящика водки! Что вы?! Товарищи!

Понимаете, он запаниковал, как будто давал сигнал «SOS».

— А снимите свадьбу в кино, — подсказал Алику Кузя Второй, догадавшись, что это утешит Кирю. — Сама жизнь.

— А что, идея! — воскликнул Алик и похлопал Кирюху по плечу: — Мы вас вклиним в сюжет. Сима, посмотри, какой жених, какая фактура!

— Блеск, — одобрил Сима.

— Ван Ваныч! — возбуждался Алик. — Разбудите Кайранского, разбудите Гену, что это за безобразие! Пусть он быстренько подумает, как связать рыбу со свадьбой. Поинтересней.

— Что это за Кайранский еще? — осторожно спросил наш «пред», опасавшийся новых людей.

— Это наш сценарист.

Он, оказывается, прошлую ночь работал, душа вон, сдавал какой-то телевизионный очерк до отъезда, плохо перенес дорогу и поэтому пока еще спал в автобусе сном не ведающего ни о чем праведника.

— Гена! Гена! — донеслись оттуда призывы Ван Ваныча. — Кайранский! Гена, черт побери!

Парень спал крепко.

Когда он вошел в комнату, виноватые глаза его мягко улыбались, как у близорукого. Лицо, сильно примятое, не расправилось. Это был молодой человек, очень высокий и грустный, ну прямо как живой Дон-Кихот в малиновом свитере. Он стал со всеми здороваться за руку, просить извинения и говорить, что ему очень приятно. Дойдя до Алика, он сказал ему то же, что и всем, и рассмеялся, и все поняли, что парень все еще не проснулся, и тоже рассмеялись.