Страница 17 из 30
Мимо них из дому и в дом сновали рабыни и жены. Ставился хлеб, бродило пиво, готовилось мясо.
Хельги сказал:
— Я знаю, как выглядят твои пряжки, потому что это я велел старому Иллуги их сделать, и я видел их готовыми.
Он взял ее руку и положил на свое колено. Стал перебирать пальцы.
— Вот только тогда я думал, что они будут подарком моей невесте. И не тебе я собирался их подарить. Да и ты, как я думаю, не от меня хотела бы их получить. Расскажи про жениха!
Звениславка опустила голову, в груди поселилась тяжесть: ох ты, безжалостный!
— Что же тебе про него рассказать?
— Ты называла его имя, но я позабыл.
— Чурила… Чурила Мстиславич.
— Торлейв… Мстилейвссон, — медленно повторил Хельги. — Все имена что-нибудь значат. Мое значит — Священный. А его?
— Предками Славный… Хельги похвалил:
— Хорошее имя.
Звениславка подумала и добавила, невольно улыбнувшись:
— А кто не любит, Щурилой зовет. Рубец у него на лице-то… Вот и щурится, когда обозлят.
— Шрам на лице не портит воина, — сказал Хельги. — Потому что у трусов не бывает шрамов на лице. Твой конунг красивее, чем Халльгрим?
Звениславка долго молчала, прежде чем ответить:
— Такой же… только черноволосый.
— Стало быть, твой конунг некрасив, — проворчал Виглафссон. — Черноволосый не может быть красивым, даже если он смел.
Звениславка ответила совсем тихо:
— Нету краше.
Хельги сбросил ее руку с колена и вспылил:
— Убирайся отсюда! Ты будешь сидеть вместе с рабынями, потому что ты беседуешь с Иллуги охотнее, чем со мной!
Звениславка испуганно подхватилась с места, отскочила прочь. Хельги поднял голову — ну ни дать ни взять сокол, накрытый кожаным колпачком.
— Ас-стейнн-ки!
— Здесь я, Виглавич.
— Подойди сюда. Сядь…
Когда Эрлинг приехал в Сэхейм и сошел с корабля, Халльгрим немало удивился, увидев, что младший брат привез с собой жену и маленьких сыновей.
Этого Эрлинг никогда прежде не делал. Халльгрим спросил его без обиняков:
— Что случилось, брат?
Эрлингу явно не хотелось портить ему праздник.
— Думаю, безделица, Халли. Есть у меня раб по имени Рагнар сын Иллуги, да ты его знаешь… Халльгрим заметил с неодобрением:
— Малоподходящее имя для раба… Почему ты позволяешь ему так себя называть? Эрлинг пожал плечами:
— Приходится позволять, потому что он задира, каких и среди свободных немного найдется. Так вот этот Рагнар поссорился с рабом Рунольва, и они подрались. Того раба я знаю давно, поскольку он любит ходить ко мне во двор и мы с ним разговариваем. Он англ и из хорошего рода, а зовут его Адальстейном.
Вчера он пришел опять и рассказал, будто Рунольв всем жалуется на меня и на моих дерзких рабов и говорит, что давно уже ждет от меня беды.
— Лгун он, твой Адальстейн, — проворчал Халльгрим угрюмо.
— Может быть, и так, — сказал Эрлинг. — Но на него это мало похоже.
Адальстейн рассказал еще о том, что он решил убежать от Рунольва и остаться жить у меня. Я велел ему идти домой, но он не пошел. Тогда я послал к Рунольву человека, с тем чтобы он переговорил с ним и предложил виру за раба. Это было вчера, но тот человек не вернулся.
Пока он говорил, к ним подошел Хельги. Средний сын Ворона выслушал Эрлинга и усмехнулся:
— Стало быть, не вышло у тебя поиграть сразу двумя щитами. Приемыш. А уж как ты старался.
В другое время Халльгрим прикрикнул бы на него за такие слова. Но тут только поскреб ногтем усы и заметил:
— Ты потому и привез с собой столько народу, что твой двор больше не кажется тебе безопасным. Эрлинг кивнул:
— Это так, и я велел рабам вооружиться. Но я бы хотел, чтобы дело кончилось миром.
Хельги двинулся прочь и уже на ходу насмешливо бросил:
— А я не очень-то на это надеюсь! Вы с Рунольвом последнее время неразлучны: куда ты, туда следом и он!
Тогда-то подала голос зеленоокая Гуннхильд, молча стоявшая подле мужа.
— Ты, Хельги, выгнал бы нас вон, если бы был волен решать. Может быть, тогда Рунольв не стал бы вас трогать!
Хельги обернулся… Халльгрим помешал ему поссориться с братом, сказав:
— Тебя называют разумной, Гуннхильд. Однако иногда следует и помолчать!
В день, назначенный для пира, в ворота Сэхейма постучался всадник из Терехова…
А на плече у него висел щит, выкрашенный белой краской в знак добрых намерений и мира.
Всадник слез с седла и сказал:
— Меня прислал Рунольв хевдинг сын Рауда. Где Халльгрим Виглафссон?
Халльгрим уже шагнул к нему через двор, отряхивая руки, — он как раз советовался с пастухами, отбирая скот для забоя. Рунольвов человек передвинул щит за спину.
— Наш хевдинг гостил у тебя нынешним летом, когда ты хоронил свою мать.
Рунольв сын Рауда хочет отплатить тебе за гостеприимство и думает, что навряд ли ты побоишься приехать к нему сам-третей, как он тогда. Это было бы несправедливо!
Халльгрим остановился, заложил пальцы за ремень… Ничего подобного он не ждал, но показывать это не годилось. Он сказал:
— Мудро поступает Рунольв Скальд, если вражда и впрямь ему надоела…
Вот только зря он не напомнил тебе, что в чужом дворе не заговаривают о делах сразу. Иди в дом, отдохни и поешь!
Сигурд Олавссон повел чужака с собой. Тот пошел озираясь и явно ожидая подвоха… Олав Можжевельник проводил его глазами и сказал:
— Или я плохо знаю Рунольва, или незачем тебе ехать туда, Виглафссон.
Халльгрим покачал головой и ответил как о деле решенном:
— Я поеду.
Олав упрямо повторил:
— Незачем тебе к нему ездить. Халльгрим улыбнулся, что бывало нечасто.
— Рунольву не удастся назвать меня трусом. Кто со мной?
Вокруг стояли почти все его люди: сбежались кто откуда, прослышав о гонце.
— Я, хевдинг! Возьми меня!
Счастлив вождь, за которым одинаково охотно идут на пир и на смерть. Он выбрал двоих… Гудреда, среднего сына Олава кормщика. И еще парня по имени Гисли. Оба были рослые и крепкие и вдобавок хороши собой. Для воина тоже не последнее дело.
Потом велел седлать своего коня.
Осень уже разбрасывала по берегам фиорда яркие краски… Так заботливая хозяйка, ожидая гостей, готовит наряды и завешивает цветными покрывалами простые бревенчатые стены. Но вот чем кончится пир?