Страница 12 из 30
Кузнец отдал Звениславке писало:
— И не надо мне с тебя никакой платы, Ас-стейнн-ки. Потому что Хельги однажды выручил моего сына, и я этого не позабуду до огня и костра. И неплохо было бы, если бы ты стала поласковей на него смотреть. Или наколдовала своими рунами, чтобы он прозрел!
В середине лета в Сэхейм пришла весть о том, что Гуннхильд в третий раз подарила Эрлингу сына.
— Надо бы проведать их, — сказал Халльгрим хевдинг. — Уж, верно, у тебя, мать, сыщется для Гуннхильд добрый подарок!
Он знал, что говорил: умельцев в его дворе было хоть отбавляй. Плох тот, кто не умеет держать в руках ничего кроме меча. В Сэхейме пряли, ткали, вязали и шили, лепили глиняную посуду, резали деревянные ложки и костяные гребни. Тот же Иллуги мастер ковал не только боевые ножи, но и серебряные застежки, которых не постеснялась бы самая знатная жена. Серебро приезжало в Торсфиорд на драккаре, потому что купцы неплохо ценили песцовые и оленьи меха из Северных стран. За блестящие шкурки торговый люд отдавал когда зерно, когда рабов, когда звонкое серебро. Халейгов ждали на каждом торгу. Тогда Халльгрим завязывал ножны ремешком и превращался в купца.
Но белый щит, подвешенный на мачте в знак мира, легко менялся на красный — боевой. Потому что корабль сына Ворона был боевым кораблем…
Так или иначе, его люди не бедствовали. И всякий, кто хотел порадовать подругу замысловатым колечком или украсить бляхой свой поясной ремень, шел к Иллуги трэлю. Ведь даже серебро останется безжизненным и тусклым, покуда не побывает в умелых руках.
Звениславка любила ходить в кузницу и смотреть, как работал старый умелец. Здесь можно было подержать в руках монеты, которые ему приносили, — целые и рубленые. Арабские дирхемы — тонкие белые листья с кружевными прожилками письмен. Английские, саксонские, франкские деньги с латинскими буквицами, пузатыми кораблями, крестами, усатыми лицами давно умерших королей… В иных уже были просверлены дырочки: кто-то пришивал их на одежду.
На других проглядывали выцарапанные руны. Кто-то надписывал свое имя или призывал к себе милость могущественных Богов.
Дирхемы попадали на северные торги через земли булгар и славян. В тех странах, как и на Севере, своих монет не чеканили — серебро рубили, оно шло на вес. Звениславка подолгу разглядывала половинки дирхемов и гадала о том, где они могли побывать, прежде чем попасть в Торсфиорд.
В пламени кузнечного горна оплывали надменные профили королей, растворялась повелительная латынь и премудрая восточная вязь. Потом Иллуги придавал слитку нужную форму. Появлялся кружочек с ушком — подвешивать на цепочку или шнурок. Или овальная скорлупка с острой булавкой, спрятанной внутри: застежка-фибула для женского платья. Или спиральный браслет-змея вроде тех, что носил сам вождь. Формочек для литья у Иллуги было не перечесть, и он не уставал придумывать новые.
Он отделывал украшения мельчайшей зернью, растирал и смешивал цветную эмаль. А то брал в руки резец, и тогда на гладком серебре рождался удивительный зверь. Этот зверь застывал в немыслимом прыжке, извивался, вытягивал когтистые лапы, разевал страшную пасть…
Иногда же под резцом возникали лица людей. Гордые, мужественные, готовые достойно встретить любой вызов. Люди узнавали в этих лицах свои собственные черты.
Они хорошо платили Иллуги трэлю. Старый раб жил богаче многих из тех, кто называл себя свободными. Он давно мог бы выкупиться на волю, но не видел в этом нужды.
— Хельги купил меня в Скирингссале, потому что я ему приглянулся. Но он не смог купить еще и моего сына, так что тот попал к другому хозяину. Тогда Хельги вышел в море и ограбил корабль, на котором его увозили. Вот так, Ас-стейнн-ки. И пусть погаснет мой горн, а у клещей обломятся ручки, если я когда-нибудь отсюда уйду!
Заморыш Скегги, вертевшийся тут же, приносил Иллуги пиво, подавал молоточки, разыскивал завалившиеся куда-то подпилки. Скегги носил на груди хитро сплетенную серебряную цепь. На цепочке висел оберег — крохотный молот вроде того, каким, сказывали, разил великанов рыжебородый бог Тор. Скегги с гордостью показывал оберег Звениславке. Иллуги трэль сделал этот молоточек для его матери-рабыни, когда Скегги появился на свет. Отец Скегги, храбрый Орм, был на корабле Хельги Виглафссона, когда тот ходил в Скирингесаль…
Госпожа Фрейдис выбрала для невестки подарок: красивое платье с нагрудными пряжками и два золотых кольца. Погода стояла хорошая, и Халльгрим велел спустить на воду лодку. Не было нужды тревожить драккар для того, чтобы переправиться через фиорд.
— Я с ними не поплыву, — сказал Хельги Звениславке. — А ты поезжай, это тебя развлечет.
Халльгрим сопровождал госпожу Фрейдис с двенадцатью своими людьми.
Сигурд сын Олава сидел у руля, Видга сразу устроился на носу: на носу — место храбрейших. Живо поставили мачту и подняли на ней парус, сплетенный из разноцветных полос. Лодка вышла через морские ворота и быстро побежала к другому берегу фиорда.
Эрлинг бонд вышел на берег встречать брата и мать. Он даже внешне отличался от Хельги и Халльгрима, как мирный кнарр от боевого корабля. Те двое были светловолосыми, синеглазыми великанами, Эрлинг — почти на голову меньше и на сурового воина совсем не похож… Он крепко обнял брата, а госпожу Фрейдис расцеловал.
— Пошли в дом! — сказал он весело. — Гуннхильд вас ждет.
Звениславка пристально разглядывала Гуннхильд… Говорили, будто зеленоокая была разумна настолько же, насколько красива, и в это не верил только Иллуги кузнец: может ли быть умна выбравшая Эрлинга, а не Хельги!
Звениславка встретилась с нею глазами, и Гуннхильд улыбнулась. Она держала на руках самую большую драгоценность из всех, какие могут достаться женщине: своего маленького сына. Двое старших, Виглаф и Халльгрим, играли подле нее на полу. Оба были темноволосы — в отца. Эрлинг взял у жены малыша и передал его матери.
— Я хочу назвать его Хельги. Но Гуннхильд сказала, как бы брат не обиделся…
Фрейдис подсела к Гуннхильд и сказала, глядя на спящего мальчика:
— Пускай уж лучше это будет Эйрик, по твоему брату.