Экспансия – III

Первым в папке было донесение о Георге Ланце фон Либенфелсе, 1872 года рождения, проживающем и поныне в Вене; затем шла запись допроса, снятого с него американскими следователями год назад:

«Вопрос. — Правда ли, что Гитлер приходил к вам в тысяча девятьсот девятом году, когда жил в Вене?

Либенфелс. — Да.

Вопрос. — Как долго продолжался визит?

Либенфелс. — Минут двадцать.

Вопрос. — Чем он был вызван?

Либенфелс. — Он сказал, что потерял несколько комплектов моей газеты… Просил помочь… Говорил, что собирает все номера, делает подшивку…

Вопрос. — Что вы ему на это ответили?

Либенфелс. — Подобрал недостающие номера… И еще дал две кроны, чтоб он мог всю эту кипу увезти на извозчике…

Вопрос. — Чем был вызван интерес молодого Гитлера к вашей газете?

Либенфелс. — Это его надо было спрашивать… Я не знаю…

Вопрос. — Как называлась ваша газета?

Либенфелс. — «Остара».

Вопрос. — Скажите, это вы провозгласили в девятьсот седьмом году создание общества «Новый порядок» и вывесили над развалинами замка в Верфенштайне флаг со свастикой?

Либенфелс. — Наша свастика не имеет никакого отношения к нацистской. Это древний арийский символ… Гитлер похитил у меня идею свастики… Мы вкладывали в нее иной смысл…

Вопрос. — Скажите, это ваши слова, — можете ознакомиться с подшивкой газеты «Остара»: «Белокурые арийцы находятся в постоянном конфликте с „черными силами“, которые состоят из славян, евреев и негров… Только решение национальной проблемы и сохранение чистоты расы в условиях нового порядка поможет миру спасти цивилизацию… Необходимо организовать „братство арийцев“… Смешение крови разных национальностей — самое страшное преступление перед будущим… Недочеловеки не имеют права даже приближаться к истинным арийцам! Дети, рождаемые в смешанных браках, подлежат проклятию, а их матери — публичному наказанию! В будущем женщина должна быть лишена вообще всех тех прав, за которые ныне столь усердно борются сторонницы эмансипации… Женщина будет провозглашена хозяйкой кухни и гардероба, но, главное, матерью детей!.. Ни на что другое она не вправе претендовать, — только это и есть образец настоящей арийской женщины! Будущее общество чистокровных арийцев, оберегая свое потомство, обязано предусмотреть границы знания. Чрезмерно грамотные дети вырождаются в идиотов, а дипломированные профессора всегда были, есть и будут рассадниками крамольных идей!»? Это вы писали?

Либенфелс. — А разве в Соединенных Штатах негры имеют право учиться вместе с белыми? Разве вы не оберегаете своих женщин от черных?! Разве ваши женщины не заняты домом и детьми?! Разве не ваш Генри Форд, перед которым вы преклоняетесь, требовал защищать нацию от чужекровных идей?! Разве не он распространил в Америке три миллиона «Протокола сионских мудрецов»?! Не связывайте меня с Гитлером, господа! У нас были значительные различия во взглядах. Я, например, считал Вену столицей будущего государства германо-арийцев, а фюрер назвал этот город «Вавилоном»! Я считал, что лишь Габсбурги могут стать вождями арийской общности, а он сделал все, чтобы самому сделаться мессией белокурых немцев! Я считал, что «черные силы» состоят из трех компонентов — славян, евреев и негров, а он замкнулся только на славянах и евреях!

Вопрос. — В этом вся разница между вашими доктринами?

Либенфелс. — Я был и остаюсь мыслителем… Вы же гарантируете право на свободу слова… Почему — в таком случае — допрашиваете меня?

Вопрос. — Вам знаком Гуидо фон Лист?

Либенфелс. — Конечно. Но вы не ответили на мой вопрос.

Вопрос. — Мы допрашиваем вас потому, что среди своих самых дорогих учителей, среди имен Вагнера, Чемберлена, Оскара Шпенглера и Теодора Фритча, фюрер упомянул и вас с Листом… Итак, где вы познакомились с Листом?

Либенфелс. — В Вене.

Вопрос. — Когда?

Либенфелс. — В начале века… Мы с ним были политическими противниками…

Вопрос. — В чем это выражалось?

Либенфелс. — В том, что он отвергал мою теорию «черных сил» и утверждал, что славяне и негры — не наша забота. Прежде всего арийцы должны расправляться с евреями… Их ведь тогда было достаточно много в Вене… Нас часто задирали в контролируемых ими газетах, высмеивали; разве такое проходит бесследно? И потом Лист писал, что будущее человечества решит лишь война, поэтому нацию арийцев надо готовить к ней постоянно. А я никогда не считал войну необходимой… К тому же в нем было слишком много бунтарства… Он вообще призывал сместить все границы и религии, провозгласив вместо этого культ германской земли…

Вопрос. — А в чем еще вы видите различие между вашими концепциями?

Либенфелс. — Да во всем! Не я, а он придумал название «рейх» и «гауляйтер»! Не я, а он стоял на том, что другому, мол, немцы не станут подчиняться, нужны страх и воля, необходимо появление фюрера с железной рукой. Не я, а он провозгласил необходимость создания «Закона о расе»… Не я, а он предложил, чтоб каждый хозяин дома имел свидетельство о «чистоте крови» и предъявлял его по первому требованию. Не я, а он требовал, чтобы все нации, кроме арийцев, были лишены права гражданства в новом рейхе… Если уж у кого Гитлер и передрал все, от начала и до конца, так это у Листа… Он даже своим СС повесил руны в петлицы, а это тоже предлагал Лист: «Руны есть символ защиты германского духа, руны разобьют конструкцию звезды Давида, руны энергичнее, страшнее…» Нет, нет, я лишь пользовался правом на свободу мысли и слова, а вот Лист и Фритч писали за этого мальчишку программу будущего рейха, он же сам ничего не выдумал, взял все готовенькое.

Вопрос. — «Мальчишка» — это Гитлер?

Либенфелс. — А кто же еще?!

Вопрос. — Теодор Фритч был знаком с Листом?

Либенфелс. — А как же?! И с Гитлером тоже… Это ведь он выпустил «Настольную книгу по еврейскому вопросу»… Ничего своего — набрал цитат из Тацита, Эразма, Лютера, Вольтера… Даже еврея Канта использовал, шельмец… Из Бисмарка, конечно, Шопенгауэра, Фихте, Вагнера… Он начал с чего? С того, что происходит евреизация музыки и поэзии… Он, знаете ли, подсчитал — с помощью Листа, — что хотя евреи и составляют один процент населения, но тридцать восемь процентов поэтов, пишущих по-немецки, прокля… евреи… Фритч боялся, что именно евреи станут дирижерами, композиторами, певцами; провел большое исследование по этому вопросу… Он доказывал, что еврей не может понять дух арийцев, его цель — разложить германскую нацию изнутри, постепенно… Между прочим, он предупреждал и о другой опасности: евреи лезут в медицину, особенно в педиатрию… Это, считал он, неспроста… Музыканты разлагают душу, а врачи травят арийское тело вредными лекарствами… Вот уж у кого Гитлер взял все — от начала до конца! Ни один музыкант или врач в рейхе — если имел шестнадцатую долю еврейской крови — не имел права практиковать… Разве я к этому призывал?! Пусть бы славяне, негры там разные с евреями имели свои театры, оркестры, свои книги, только пусть не лезут в нашу арийскую общность… Я всегда проповедовал терпимость… Ассимиляция убивает тех же славян с евреями, я и о них думал, они становятся полуарийцами, полунедочеловеками, жаль несчастных, ни тот, ни другой берег их не принимает, стреляют по быстрине, тонут бедненькие… Вы говорите, я учитель фю… Гитлера… Нет… Когда умер Теодор Фритч, его Гитлер оплакивал, а Юлиус Штрайхер написал в «Штюрмере», что этого человека немцам послало провидение… Вы ищите вокруг да около, а не заглядываете в самое существо проблемы… Отчего Гитлер так обожал Вагнера? Оттого, что тот, как и Гитлер, боялся наличия в своей крови еврейских живчиков… Фю… Гитлер боялся, что его бабушка сожительствовала с евреем, разве не знаете об этом? А Вагнер? Ведь до четырнадцати лет он был «Гейером»… А кто такой Людвиг Гейер? Любовник, а затем муж мамочки, обожаемой матери… «А не сын ли я этого самого Гейера?» Вагнер не сразу стал антисемитом… Мне кажется, он им сделался для того, чтобы убедить всех в своем арийстве. Мол, никакого отношения к проклятому «Гейеру» я не имею, они ж евреи, а я антисемит… Все не так просто, господа…