Вернувшиеся

Джейсон Мотт

Вернувшиеся

© Трофимов С., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

Глава 1

В тот день Харольд открыл дверь и увидел улыбавшегося темнокожего мужчину в прекрасно скроенном костюме. Он потянулся за дробовиком, но затем вспомнил, что годы назад Люсиль заставила его продать оружие из-за инцидента, связанного со священником-пилигримом и претензиями по поводу охотничьих собак.

– Чем могу помочь? – спросил Харольд, прищурившись от солнечного света, на фоне которого мужчина в костюме выглядел еще темнее.

– Мистер Харгрейв? – спросил незнакомец.

– Похоже, что так.

– Кто там, Харольд? – крикнула Люсиль.

Она сидела на кушетке в гостиной и смотрела телевизионные новости. Ведущий программы говорил об Эдмунде Блите – первом из «вернувшихся» – и о том, как изменилась его жизнь после воскрешения из мертвых.

– Второй раз лучше получается? – спросил диктор, глядя прямо в камеру и тем самым возлагая бремя ответов на плечи самих телезрителей.

Неподалеку от дома возвышался дуб, в кроне которого шелестел игривый ветер. Солнце уже находилось достаточно низко, чтобы его свет, проходя под ветвями, слепил глаза Харольда. Старик приподнял ладонь к бровям, сложив ее как козырек. Однако темнокожий мужчина и мальчик, стоявший рядом с ним, по-прежнему оставались расплывчатыми силуэтами, наложенными на сине-зеленый фон безоблачного неба и сосен за передним двором. Мужчина выглядел худощавым, хотя дорогой костюм придавал ему квадратные формы. Мальчик был маленьким – по оценке Харольда, в возрасте восьми-девяти лет.

Харгрейв поморгал, привыкая к яркому освещению.

– Харольд, кто там? – вновь крикнула Люсиль, поняв, наконец, что ее первый вопрос остался без ответа.

Старик застыл на пороге. Его глаза мигали, словно аварийные огни. Он смотрел на мальчика, который все больше и больше привлекал его внимание. Когда синапсы мозга послали импульсы в тайные места, те, пробудившись к жизни, подсказали ему, кем был мальчик, стоявший рядом с темнокожим незнакомцем. Харольд был уверен, что его мозг ошибался. Он заставил свой ум повторить аналитический расчет, но результат остался прежним.

В гостиной на телевизионном экране видеокамера попеременно переходила на скопление махавших кулаков и оскаленных ртов, на вопящих людей, державших в руках плакаты, на солдат с оружием, стоявших, как статуи, – единственных персон, обремененных властью и амуницией. В центре толпы располагался небольшой дом, половина которого принадлежала Эдмунду Блиту. Занавески на окнах были задернуты, но все знали, что он прятался где-то внутри.

Люсиль покачала головой.

– Даже представить себе трудно, – прошептала она.

Затем она снова прокричала:

– Харольд, кто там пришел?

Старик стоял на пороге, осматривая мальчика – маленького, бледного, с веснушками и густыми космами волос. На нем была спортивная майка старого образца и потертые джинсы. Глаза ребенка сияли от радости и облегчения. Они не выглядели спокойными и безразличными – в них вибрировала жизнь и дрожали набежавшие слезы.

– Кто, с четырьмя ногами, произносит «Бу»? – спросил мальчик ломающимся голосом.

Харольд неуверенно прочистил горло.

– Я не знаю, – ответил он.

– Корова с насморком!

Прежде чем старик успел отреагировать на шутку – похвалить или опровергнуть ее, – ребенок обнял его за талию и, рыдая, закричал:

– Папа! Папочка!

Харольд едва не упал. Он прижался спиной к дверному косяку и, подчиняясь давно бездействующим отцовским инстинктам, погладил голову мальчика.

– Тише, – прошептал он. – Тише.

– Харольд? – позвала Люсиль.

Отвернувшись, наконец, от телевизора, она вдруг поняла, что на пороге ее дома происходят странные события.

– Харольд, что случилось? Кто там с тобой?

Ее муж облизал пересохшие губы.

– Это… Это…

Ему почему-то хотелось сказать «Джозеф».

– Это Джейкоб, – наконец произнес старик.

К счастью, Люсиль, потеряв сознание, упала прямо на кушетку.

Джейкоб Уильям Харгрейв умер 15 августа 1966 года – фактически в свой восьмой день рождения. В последующие годы горожане обычно говорили о его смерти в те поздние часы, когда их одолевала бессонница. Они ворочались в постели, будили своих суженых и начинали шепотом беседы о неопределенности мира и о важности своевременного благословения чад наших меньших. Иногда супружеские пары выбирались из постели и стояли в дверях детских комнат, наблюдая, как мирно спали их дети. В такие минуты люди безмолвно размышляли о природе Бога, который так рано забрал мальчика из этого мира. Они были южанами, жителями маленького города. Как такая трагедия могла не привести их мысли к Богу?

После смерти Джейкоба его мать Люсиль утверждала, что знала о предстоящем несчастье – что предыдущей ночью она получила знамение. Той ночью ей приснилось, что у нее выпал зуб. А ее мать давным-давно говорила ей, что подобный сон был предвестием смерти.

На протяжении всей вечеринки, посвященной Джейкобу, Люсиль присматривала не только за сыном и другими детьми, но даже и за взрослыми гостями. Она, как встревоженный воробей, порхала повсюду, задавая людям обычные вопросы: как они себя чувствовали, хватало ли им еды. Она восторгалась, как сильно они похудели с прошлой встречи и какими высокими стали их дети. И, естественно, их разговоры раз за разом сводились к хорошей погоде. А солнце действительно было везде, и день утопал в буйной зелени.

Нервозность делала ее чудесной хозяйкой. Ни один ребенок не вышел из-за стола ненакормленным. Ни один гость не остался обделенным беседой. Она даже умудрилась уговорить Мэри Грин спеть в тот вечер для собравшейся публики. Женщина обладала потрясающим голосом – слаще, чем сахар. И будь Джейкоб достаточно взрослым, чтобы влюбиться в нее, он подарил бы ей какую-нибудь магическую вещь типа той, из-за которой дядя Фред, муж Мэри Грин, подшучивал порой над парнем. Тот день был очень хорошим – до тех пор, пока не исчез Джейкоб.

Он незаметно ускользнул, как могут делать только дети и другие таинственные существа нашего мира. В период времени между трех и трех тридцати (как позже Харольд и Люсиль заявили полиции), по причинам, известным лишь ему и сырой земле, Джейкоб прокрался на южную сторону двора, прошел мимо ряда сосен и спустился через лес к реке, в которой нежданно-негаданно нашел свою смерть.

За несколько дней до того, как на пороге их дома появился человек из Бюро, Харольд и Люсиль обсуждали подобную возможность – что бы они делали, если бы Джейкоб оказался «вернувшимся».

– Это нелюди, – заламывая руки, сказала Люсиль.

Они сидели на веранде. На юге все памятные события происходят только на верандах.

– Но мы не можем отказаться от него, – возразил ей Харольд.

На всякий случай он притопнул ногой. Спор быстро набирал обороты.

– Они нелюди, – повторила Люсиль.

– Если они не люди, то кто тогда? Растения? Минералы?

От желания закурить у Харольда зудели губы. Курение всегда помогало ему брать верх в аналогичных спорах с женой, которая, как он подозревал, и была реальной причиной его нынешнего раздражения.

– Не будь таким легкомысленным, Харольд Натаниэль Харгрейв. Это серьезная тема.

– Легкомысленным?

– Да, легкомысленным! Ты всегда паясничаешь! Ведешь себя легкомысленно!

– Клянусь, вчера ты называла меня… «болтливым»! А сегодня я, значит, «легкомысленный»?

– Иногда я корректирую свои суждения, и не нужно смеяться над этим. Мой ум по-прежнему остер, каким был всегда! Возможно, даже острее. Так что не пытайся спрыгнуть с темы.

– «Легкомысленный».

Харольд произнес это слово с таким пренебрежением, что из его рта вылетел блестящий комочек слюны, который, скользнув по перилам крыльца, оставил после себя влажный след.