Страница 49 из 50
один за другим. Мы яростно мстим врагу и за Николая, и за всех наших боевых товарищей, навсегда
оставшихся на дорогах войны. Отрезвляет лишь молчание пушек и пулеметов.
— Конец, конец! Я — «Коршун»-ноль три! — передаю в эфир приказ на сбор.
Сел нормально. Доложил Стрельцову. Он уже знает. Выслушал меня, устало опустился на табурет, закрыл лицо руками. В кабинете воцарилась тягостная тишина: слишком велика потеря для полка, да еще
в последние дни войны.
...Через несколько дней меня и Давыдова вызвали в Растенбург, в штаб дивизии. Командующий
воздушной армией Тимофей Тимофеевич Хрюкин прикрепил к моей гимнастерке Золотую Звезду и
орден Ленина. Этой высшей в стране награды были удостоены также и другие [198] летчики. Было
торжественно, над нами полыхало знамя дивизии. Я стоял в шеренге и думал о товарищах, которым не
суждено стоять рядом.
Через несколько дней мне выпало счастье подписывать представления на присвоение звания Героя
Советского Союза Михаилу Карпееву, Николаю Кожушкину, Виктору Молозеву и Михаилу Васильеву.
Всем четырем соколам вскоре были вручены Золотые Звезды.
...25 апреля мы совершали последний боевой вылет шестеркой — ставили дымовую завесу в районе
порта Пиллау. И опять удачно. К вечеру отчаянно защищавшаяся гитлеровцами военно-морская база
пала.
Вслед за ней сложили оружие и войска Земландской группировки.
Но еще отчаянно оборонялась так называемая Курляндская группировка, и нашу дивизию перебросили
на новый участок. Однако здесь нам не удалось совершить ни одного боевого вылета: 8 мая эта
группировка тоже капитулировала.
5.
На втором этаже кирпичного особняка недалеко от аэродрома поселились девушки — военнослужащие
нашего полка. Утомленные за день, этой ночью они спали особенно крепко. Вдруг перед самым
рассветом раздались выстрелы. Девушки вскочили с постелей, метнулись к окнам. Стреляли в лесу, и
стоголосое эхо громовыми раскатами разносилось окрест.
— Девчонки, это на аэродроме стреляют. Видимо, немцы десант высадили! — закричал кто-то.
— Да откуда же взяться немцам? — успокоила Катя подруг. Она уже знала, что Земландская группировка
противника прекратила свое существование и теперь все летчики и часть авиаспециалистов переброшены
на ликвидацию Курляндского «котла».
Катя быстро оделась и сбежала по крутым ступеням вниз. За ней помчались остальные девчата. За углом
остановились: на самом верху телеграфного столба восседал знакомый связист из БАО{9} и, не обращая
внимания [199] на близкую пальбу, что есть силы колотил чем-то по дереву, отчего и столб гудел, и
провода звонко пели.
— Что произошло? — спросили его девчата. Связист во весь голос радостно прокричал:
— А то, милые вы мои, произошло, что война кончилась! Понятно? Кончилась!..
На мгновение девушки растерялись, затем бросились обниматься, смеялись и плакали от счастья, что все
ужасы войны наконец кончились, что все плохое теперь позади.
Катя помчалась на аэродром. Здесь было то же: ребята пели, плясали, обнимались — и снова палили в
небо, салютуя Победе.
Катя расспрашивала об улетевших, но о них никто ничего толком не знал. Села за свой стол, но работать
не могла — все валилось из рук. Радость и тревога смешались, переплелись. Не в силах побороть
волнение, Катя направилась к дежурному.
— Не волнуйся, Катюша! — ровный, сдержанный голос начальника химслужбы полка капитана Продана, дежурившего в этот день, внушал доверие. — Летчики уже возвращаются, через полчаса будут дома!
Разве усидишь на месте после этих слов?
То и дело выскакивает Катя на площадку у КП, постоит, прислушается — тихо. И снова — в
диспетчерскую. А две-три минуты спустя опять вслушивается в небо.
И вот запела, загудела даль. Катя что есть духу помчалась на аэродромное поле. А там уже целая группа
встречающих.
Вот она, уже над головой, — восьмерка грозных для врага и таких желанных для нее «ильюшиных».
Идет плотным парадным строем — загляденье! Поочередно самолеты идут на посадку.
Машина коснулась земли, и мне подумалось: а ведь это последняя посадка! Последняя посадка на этом
боевом, опаленном войной самолете!..
Зарулил на «свое» место, неторопливо отстегнул парашют, соскочил на землю. Крепко пожал руку
верным боевым помощникам Саше Чирковой и Анатолию Баранову (Гриша Мотовилов был еще в пути
— добирался автотранспортом) и тут увидел Катю. Она стояла совсем рядом, смеялась и плакала
одновременно. Подошел, [200] остановился на миг, словно собираясь с духом, — обнял и поцеловал.
Катя вспыхнула, запротестовала:
— Что ты делаешь — на нас весь полк смотрит!
— Ну и пусть! Хочешь, я сейчас приглашу всех на свадьбу?!
А 9 мая был уже настоящий праздник Победы. Нет слов, чтобы передать те чувства, которые испытали в
этот день фронтовики.
Был митинг. Говорили о нашей победе. Я слушал и думал о том, какая трудная доля выпала моему
поколению. Но оно не дрогнуло, выстояло. Под мудрым руководством ленинской партии вместе со всем
советским народом оно мужало в боях, училось побеждать и, наконец, уничтожило фашистского зверя.
В этот незабываемый день я с гордостью думал о наших однополчанах.
Гвардейцы 75-го Сталинградского штурмового внесли весомый вклад в победу над фашизмом. Двадцати
двум летчикам было присвоено высокое звание Героя Советского Союза, дважды удостоены этой чести
четверо, а всего по дивизии — семеро, 14 летчиков повторили подвиг Николая Гастелло. Около двух
тысяч авиаторов награждено орденами и медалями. Пять боевых орденов украсили Знамя нашей 1-й
гвардейской Сталинградской штурмовой авиационной дивизии...
Теперь это уже история. Но мы, фронтовики, будем помнить ее всегда. И детям и внукам своим
расскажем о том, что каждая строка этой истории писалась кровью. И что ордена и медали на груди
фронтовиков — это словно отблески далекой теперь войны, свидетели их мужества и отваги, беззаветной
преданности нашей родной Коммунистической партии и героическому советскому народу. [201]
Послесловие
Отгремели военные грозы. Мы стали привыкать к мирной жизни. Вначале странно было — безмятежная
тишина вокруг, чистое небо, не рвутся снаряды... Готовились к демобилизации воины старших возрастов
— их ждали дома, их ждали заводы и стройки, фабрики и колхозные нивы.
А мы, профессиональные военные, продолжали служить. Летали, осваивали новую летную технику, учились сами и учили молодежь искусству побеждать.
В конце мая победного сорок пятого года, как это и было условлено, мы с Катюшей поженились.
Замполит майор Иванов позаботился о том, чтобы наша свадьба удалась на славу.
А вскоре ранним воскресным утром Александр Степанович постучался в дверь нашей комнаты:
— Пришел поздравить вас, Анатолий Константинович, с очередным воинским званием. Отныне вы —
майор и... — Иванов протянул мне свежий номер «Правды» с Указом Президиума Верховного Совета о
награждении летчиков, особо отличившихся в боях с немецко-фашистскими захватчиками, второй
медалью «Золотая Звезда». Среди других фамилий там значилась и моя.
Вскоре три дважды Героя Советского Союза, три комэска — Муса Гареев, Леонид Беда и я — были
командированы в Москву представлять нашу дивизию в воздушном параде в честь Дня Воздушного
Флота. Наша задача состояла в том, чтобы пройти звеном на новых самолетах «Ильюшин-10» и
продемонстрировать достижения новейшей техники в штурмовой авиации.
Я впервые был в Москве и, как только появлялась возможность, спешил посвятить знакомству с ней [202]
каждую минуту. Катя, естественно, тоже рада была походить по московским улицам и площадям, полюбоваться Кремлем, послушать бой курантов, постоять в благоговейном молчании у Мавзолея