Паутина

Резо, крадучись, шел по оврагу, густо заросшему невысокими деревьями и кустарником. Чем выше поднимался он по склону ручья, тем отвеснее становились склоны оврага. Вот Ягуар резко шагнул в сторону… Если бы кто-нибудь следил сейчас за ним, то наблюдателю показалось бы, что человек в овраге, подобно призраку, растворился в воздухе или в окружающей зелени. Но Ягуар не был призраком, и он не растворился, а нырнул в довольно широкое отверстие своего самого тайного логова. Он начал его рыть лет пятнадцать назад, на всякий случай готовя себе убежище, и закончил совсем недавно. Логово было довольно просторным с подстилкой из сухой травы, накрытой старым байковым одеялом.

Задерживаться здесь надолго он, конечно, не собирался. Раньше, правда, думал по-другому. Предполагался совсем иной исход отношений с бандой. Резо планировал, что они с Хорьком мирно расстанутся со своими сообщниками, поживут в этом логове несколько дней, а потом уйдут так же, как и пришли — сами по себе. Но так не вышло, однако это уже не важно. Если все обойдется, то завтра он будет уже далеко от этих мест.

Ягуар сел на подстилку, положил рядом с собой саквояж. Прямо у ног стояла плотно сплетенная корзина с крышкой.

Рука, державшая стакан водки, совсем не дрожала, и это окончательно успокоило Ягуара. Цедя сквозь зубы, он выпил водку, тряхнул стаканом, понюхал кусок копченой колбасы. Жорж щедро снабжал их с Хорьком самыми первосортными продуктами. Надо же было милицейской машине проезжать мимо дома в тот самый момент, когда они с Хорьком выбежали на дорогу? Ягуар и сейчас не мог бы точно сказать, что было первым у него тогда — мысль или действие. Скорее всего, они слились воедино. Когда он увидел в машине людей в милицейской форме и офицерские погоны, палец его уже нажимал на курок нагана. Ягуар отчетливо зафиксировал, как вскинулся на сидении офицер и тут же скользнул вниз и как схватился за руку шофер.

Хорек тоже стрелял из своего маузера и выронил пушку, дурак. От страха, наверное. Может, и к лучшему, что выронил. Но кто же тогда бежал за ними и стрелял, если Хорек доконал шофера. Выбеги они из дома минут на десять раньше или позже, и все было бы в порядке. Наверное, начальничек делал обычный объезд патрулей. Машина и не думала останавливаться возле домишки этой старой карги. Но уже ничего не вернешь. Раньше нельзя было уходить: Гоша, паразит, и Рыба так и не спускали глаз с саквояжа. А вот когда начался шухер… Этот парень уложил Гошу с первого же захода и выскочил из той комнаты со скамейкой в руках, как дикарь с дубиной. Хороший был момент уложить его на месте, но стрелять…

Кажется, Рыба успел-таки пырнуть парня ножом в бок или почудилось? Некогда было уже разглядывать что к чему. А все-таки пырнул, потому что парень уронил скамейку и схватился за бок. Заварушка началась что надо. Что там Жорж и Рыба сделали с Зойкой и Иваном? Порезали, наверное, потому что совсем озверели. Каждый спасал себя, ну и они с Хорьком тоже не забыли о себе: подхватили саквояжик — и ходу. Если бы не ментовская машина, все обошлось бы в самом лучшем виде. Сидели бы они сейчас здесь с Хорьком и попивали бы водочку, а так… Город, конечно, оцеплен, уйти будет трудно, но он не торопится.

Ягуар лег на подстилку, сложил под затылком ладони. Сейчас он отдохнет, выспится, соберет свои вещички… Закрыл глаза с твердым намерением заснуть. Но не спалось и даже не дремалось. Мысли так и тянулись к недавнему прошлому. Ровно восемь дней тому назад рано утром в прошлый четверг они с Хорьком вылезли через верхний люк своего вагона в Беслане, добрались до трассы, сели на попутную машину. Время было темное, так что шофер и не разглядел, кого он посадил в кузов. Да и дали ему за труды всего трешку, не запомнит. Хорошо, что в городе оказался Жорж — единственный из довоенных дружков. А думалось, что будет их здесь целый косяк. Куда там! Жизнь разметала всех, и концов не найдешь…

Ягуар сел, выпил еще полстакана водки. Очень хотелось уснуть, избавиться от назойливых мыслей. Казалось, что они жужжат в голове, как мухи, каждая со своим звуком… Ягуар опять лег, теперь уже на бок, повернувшись лицом к земляной стене. Удивительно, прошло уже почти пятнадцать лет, как он нашел эту нору, и с тех пор она больше никому не попалась на глаза. Бывает же такое. Здесь он хотел спрятаться, когда зарезал этого дурака Вахтанга. Не трепи он языком, ходил бы сейчас по земле. А что оставалось делать — погубить Котэ? Своего единственного дядьку, который столько рассказывал о былой богатой жизни купеческого дома Долидзе, о своем старшем брате, который погиб, как мужчина. Если бы не Котэ, был бы сейчас Резо Ягуаром, настоящим сыном своего отца? Черта с два! Тянул бы сегодня где-нибудь лямку на заводе или в учреждении, как его здешние сверстники. Резо вспомнил с усмешкой, как он учился и жил двойной жизнью: днем был в школе, а по ночам со своими дружками грабил прохожих, магазины, развивал свою мускулатуру, избивая сообщников за малейшие провинности и прохожих при ограблении. Котэ радовался, когда Резо приносил домой хорошую добычу. У них в саду был тайник, где они прятали награбленные золото, драгоценности, отцовский маузер. Все это Котэ захватил с собой, когда бежал из города. Потом, уже в лесу, сказал, что потерял эти богатства, но соврал — не тот Котэ человек, чтобы позволить себе такое. До сих пор, наверное, лежат они где-нибудь в том лесу. А эти — жена и дочь его? Пошли в работницы, в активистки и — получили. Резо страховал дядьку на улице, пока тот делал свое дело. Вот это был человек! Правда, дал промашку, когда доверился агентам, но все равно они прикончили бы его. Да, Котэ уже и не нужен был никому. Главное он сделал — заронил в душу его, Резо, зерна ненависти к врагам их. Все, что об отце говорили люди — треп. Правду знал только Котэ: его старшего брата затравили, как беззащитную собаку, и он, Резо, должен был отомстить за отца, и он это сделал и сделает еще. В конце концов он может уйти за границу, у него есть такой шанс, а потом вернуться оттуда еще более сильным. Все, что сделано здесь — мелочь. Не то надо делать, не то. Пауль говорил, что тот адресок надолго. Вот где его научат и помогут отомстить. Все-таки он не уголовник, а агент абвера по кличке Ягуар. Такие, как он, еще нужнее теперь, чем раньше. Газеты надо читать и понимать! У него есть золотишко, камешки, не с пустыми руками придет по адреску. Пусть менты раскалывают теперь Рыбу, Жоржа, Гошу, если они не ушли. Плевать он на них хотел. Наконец-то у ментов получится его полный портрет Кикнадзе-Долидзе — Павел-Резо-Купец-Ягуар. Только никогда не узнают они, что означает его последнее имя. И хватит мутить себе мозги. Надо хорошо выспаться, а потом уходить.

Уже утопая в омуте пьяного сна, Ягуар увидел в своем воображении во много раз увеличенного паука — того, из товарного вагона, который легко и свободно убегал прочь от своей паутины. «Я тоже сам ушел от своей паутины», — подумал Ягуар и почувствовал, как губы его растягиваются в гордую пьяную улыбку.

Глава двенадцатая. Выбор

Пащенко сидел в приемном покое хирургического отделения городской больницы в белом халате, наброшенном на плечи. Здесь было тихо и спокойно. Сестра, девушка лет двадцати с худым черноглазым лицом и длинными черными косами, что-то писала в журнале.

Глядя на нее, Саша вспоминал свою сестренку, чем-то похожую на эту девушку, мать, отца… В юности Саша часто работал вместе с отцом — они плотничали иногда на строительстве частных домов. Но Саша и не думал подаваться в плотники. Мечтал стать пограничником. Погони за шпионами, диверсантами, лазутчиками! Книжная этажерка Саши была забита книгами «про пограничников». Он завязал даже переписку с погранзаставой на Дальнем Востоке. Просто написал на конверте: «Дальний Восток. Погранзастава». И письмо дошло. Пограничники ответили Саше. А написал он на Дальний Восток потому, что бредил Уссурийской тайгой — так хотелось ему посмотреть на тайгу, реку Уссури.