Страница 21 из 88
— Конечно, но я ничего не обнаружила. Скорее всего, в программе, которую я написала есть какая-то ошибка.
— Сомневаюсь в этом. — Мама смотрит на код и с изумлением качает головой. — Может, это спонтанная мутация. — Она опять собирает волосы в пучок.
— А это до сих пор происходит? В смысле ДНК постоянно мутирует?
Она обдумывает мои слова, затем отвечает: — Это бы многое объяснило.
Я не слишком прислушиваюсь к её размышлениям над увиденной загадкой, так как не придаю значения возможной спонтанной мутации. — Всё что я знаю, это то, что я рада закончить с этим. — Я нажимаю «отправить» и отсылаю свое задание. Когда я поворачиваюсь, мама все ещё находится в глубокой задумчивости. — Что не так? — спрашиваю я. — Ты странно на меня смотришь.
— Твой желудок все ещё урчит?
Я пожимаю плечами, не желая признавать очевидное.
— Потому что если твой ген FTO с дефектом, это может вызывать все твои симптомы голода. А если это так... — Она шагами меряет мою комнату. — Это может быть и у большего количества населения. Но что является причиной этого? — Она смотрит на экран, покусывая губу. — Должен быть специалист, к которому я могу тебя отвести.
— Ни за что, — говорю я. — Избавь меня от этого.
Она трясёт головой. — Я не могу оставить тебя с этим. — Она показывает пальцем на экран. — Ведь это же ты, и я хочу помочь тебе.
— Потащив меня к какому-нибудь специалисту, который захочет запатентовать очередную процедуру? — спрашиваю я. — Я не хочу быть чьей-нибудь подопытной кошкой.
— Подопытной кошкой? — переспрашивает мама.
— Разве не на них ты проводишь свои эксперименты?
— Крысы, — отвечает мама. — Лабораторные крысы.
— Ну, в любом случае я не хочу быть одной из них.
— Наука постоянно развивается, Талия. Нам нужно быть готовыми к новым вызовам. Что было бы, если бы никто не позволил мне делать мою работу, когда я начинала? Где бы мы были сейчас?
— Твоя работа была ради общего блага, — спорю я, — а не ради личной выгоды.
Она скрещивает руки на груди и вздергивает подбородок. — Мне хорошо заплатили за моё открытие.
— Но ты же делала это не ради денег? Деньги пришли потом. Ведь так?
Она кивает головой, затем уточняет: — Когда я начинала, все ещё существовали общественные средства, дотации от правительства, так что я могла, по крайней мере, начать собственные исследования, прежде чем получила корпоративную поддержку. Учёным нужно находить средства для исследований. Я рада, что моей работой заинтересовался Единый Мир, там до сих пор остались авторитетные люди, которые ставят науку выше дохода. Я всего лишь хочу показать тебя кому-нибудь, кто примет твои интересы, как свои. — Она поворачивает голову и внимательно изучает меня, как будто я изменилась до неузнаваемости.
— Ты, конечно же, понимаешь, что я хочу для тебя только лучшего.
— Со мной не происходит ничего ненормального, — говорю я, но даже я больше не верю в это.
Мама смотрит через плечо на мой подозрительный геном. — Нет, — говорит она, и с сожалением смотрит на меня. — Что-то здесь определённо не так, и нам нужно найти кого-нибудь, кто разберётся с этим.
* * *
Маме не понадобилось много времени на поиск специалиста, у которого могут быть ответы на все наши вопросы. Менее, чем через сутки мы уже сидим напротив доктора Дариуса Деметера, откинувшегося в своём элегантном кресле и смотрящего на нас через стол из искусственного дерева. Он слушает маму, вот уже пятнадцать минут перечисляющую мои "симптомы". Уровень моего кетона, допамина и инсулина. Мой рост, вес и метаболизм. Оптимальную синтамиловую формулу. Чувство пустоты, которое я ей описала. Мой урчащий желудок. Мою раздражительность. Я сижу едва дыша, опасаясь того, что вся эта болтовня о голоде вызовет какой-нибудь очередной громкий звук из моего нутра.
Разумеется, она также не забывает упомянуть путаницу с моим геномом, как ещё одно доказательство того, что со мной определённо что-то не в порядке. Доктор Деметер кивает, иногда хрюкает, делает заметки в своём Гизмо, пока моя мама продолжает болтать. Теперь он остановился, собрался с мыслями и, наконец, выдал свою интерпретацию её данных.
— К сожалению, в последнее время мы всё чаще и чаще сталкиваемся с подобными случаями. — Он подпирает подбородок рукой с идеальным маникюром. Всё в нем кажется идеальным, от его аккуратно подстриженных стального цвета волос и аккуратной бородки до блеска отполированных коричневых туфель. На нём нет ни складочки. Ни одна волосинка не выбивается из причёски. На одежде нет ни малейшего пятнышка. Как будто этот человек не переносит ни малейшего отклонения от совершенства. Меня от него бросает в дрожь.
— Разумеется, мне не нужно объяснять вам, доктор Нгуен, — продолжает он, — что она получает достаточное количество питательных веществ. Вы более, чем кто-либо понимаете, как нужно регулировать синтамиловую формулу, так что я не буду тратить ваше время, убеждая вас в том что её чувство голода не физическое.
Я откидываюсь на спинку своего кресла и скрещиваю руки на груди. — Ну вот, началось... — бормочу я.
— Талия! — мамина бровь ползёт вверх. — Слушай, что говорит доктор. Он эксперт в своей области,
Доктор Деметер никак не реагирует на мой скептицизм. Он наклоняется чуть вперёд, складывает руки на столе и слегка улыбается мне. — Это абсолютно искренняя и натуральная реакция, думать, что тебе нужна большее количество питательных веществ, чем ты получаешь. Во время эпидемии ожирения в начале двадцать первого века...
— Но я не говорила о том, что мне нужно больше питательных веществ, — протестую я.
Он откидывается на спинку кресла и забрасывает меня вопросами: — Ты когда-нибудь думала о еде или представляла себе, на что похож процесс поедания пищи? Ты ловила себя на том, что ищешь неуловимый запах или хочешь что-то попробовать, но, неважно, как сильно ты стараешься, ты не можешь точно описать чего ты хочешь? — Я чувствую, как краска заливает мои щёки. — Ты использовала жратвуху, чтобы подавить невероятную потребность поглощать? — Я вспыхиваю и ёрзаю в кресле, умоляя свой организм молчать.
Не дожидаясь моего ответа, он продолжает: — Это типичные симптомы для такого случая. Это начинается со смутного чувства недомогания, неопределённого желания, пустоты, которую ничем не заполнить. Тело может отзываться. У некоторых людей это проявляется в сексуальном желании, даже если не осуществлялась стимуляция гормонов. У других это похоже на то, что они голодны. Желудок урчит, настроение падает, а согласно данным, вы получаете достаточно питательных веществ. Всё это приводит нас к единственно возможному выводу.
— Позвольте, я угадаю, — говорю я, едва сдерживая сарказм. — Всё это в моей голове?
Он разводит руками, как будто говоря, Кто знает?
У моей мамы кончается терпение: — Что показывают ваши исследования?
Он кладёт ногу на ногу и опять подпирает свой подбородок: — Настолько обоснованно, насколько можно, мы предполагаем, что некоторые люди, особенно те, которые предрасположены к ожирению, могут не перенести такой стресс, как невозможность потреблять пищу. В конце концов, такова наша суть. В связи с тем, что сейчас наши прививки и синтамиловые коктейли регулируют почти все процессы, включая производство серотонина в нашем мозге, мы редко видим симптомы обсессивно-компульсивного расстройства, которые были распространены в прошлом. Ритуальное поведение, как например, постоянное мытье рук или стук в двери, или повышенная сексуальная активность в основном были ликвидированы. Но вопрос потребности в питании, по-видимому, оказался более сложным, чем мы думали. Без обид, конечно, — быстро добавляет он, когда моя мама вспыхивает.
— Ничего страшного, — говорит она, но я чувствую, что она обижена.
Он поднимается с кресла и подходит к окну, которое находится за его столом. — Проблема в том, что мысли зацикливаются на том, чтобы процесс поедания стал реальным. — Поворачивается, скрестив руки за спиной, взгляд устремлён куда-то поверх наших голов, пока он продолжает лекцию. — Желание заполнить пустоту становится физической необходимостью. — Его шаги становятся быстрыми. — Пациенты начинают экспериментировать, в надежде облегчить непреодолимую тягу. У них могут появиться извращенные пристрастия.