Голодная (ЛП)

— Объясни-ка ещё раз то, что ты только что сказал, — просит со смехом дедушка, затем машет рукой и добавляет, — Хотя, забудь, я всё равно никогда не пойму, но я уверен, это восхитительно.

Он отбирает Гизмо у мамы, и играет с ним, прежде чем отдать его бабушке Грейс, которая также находится под впечатлением.

— И самая лучшая часть, — говорит папа, доставая свою сумку, — это то, что у каждого будет достаточно времени разобраться с ним, потому что его получит каждый из вас.

Он достает ещё пять серых коробочек: — Но сначала, нам нужно отключить свои старые Гизмо. Все присутствующие с радостью достают свои старые Гизмо и кладут их на стол.

— Нам, разумеется, нужно исправить все возможные ошибки, прежде чем представить его общественности, — объясняет Ахимса, пока папа раздаёт аппараты. — Так что, пока вы будете пользоваться вашими, мы будем собирать данные.

— Ничего сверх ординарного — говорит папа. — Просто обычный поиск возможных ошибок.

Ахимса поворачивается ко мне. — Разумеется, мы хотим, чтобы ты показала свой всем своим друзьям.

Очевидно, думаю я, она не слишком хорошо меня знает, если считает, будто у меня много друзей или что мне нравится демонстрировать новинки.

— Мы хотим создать шумиху в твоей демографической группе, — говорит Ахимса, — так как это создаст спрос, а ты знаешь, что спрос повышает... — она ждёт от меня, чтобы я закончила фразу.

— Прибыль, — бормочу я.

— И...? — спрашивает она. Когда я не отвечаю, она смотрит на моих родителей, которые заканчивают хором: — Прибыль правит миром.

— Я их все утилизирую, чтобы загрузить ваших новых помощников, — говорит папа, собирая старые аппараты, затем он осознаёт, что держит в руках только четыре. Он смотрит на меня. — А где твой, Тал?

— Мой? — нервно переспрашиваю я. — Хм, уверена, он где-то в моей комнате. Я позже поищу его.

Он качает головой: — Мы должны уничтожить его.

— Могу я оставить его себе? — спрашиваю я.

Ахимса хмурится: — Хранить устаревшую технологию? Зачем?

Я не могу сказать правду, чтобы не разоблачить себя как хакера перед гендиректором Единого Мира.

— Не переживай, — жизнерадостно говорит папа. — И на твоём новом аппарате Астрид будет работать.

Повезло мне, думаю я, но в ответ говорю: — Пойду, поищу его, — и тащусь к себе в комнату. Всё то время, которое я потратила за прошедший год на то, чтобы переделать свой Гизмо полетело в трубу. По крайней мере, теперь я знала, чем буду развлекаться следующие несколько недель. Переделывать новый.

Я нахожу Гизмо в кровати под грудой одеял. «Прости, старушка, — говорю я, пока несу аппарат на смерть. — Ты уже — прошлый век»

* * *

Сидеть перед моим домашним экраном следующим вечером оказалось тщетной попыткой, потому что я не могла сфокусироваться на своих заданиях. Я перепробовала всевозможные позы — валялась на постели в одеялах, сидела за столом, сворачивалась вокруг подушки на полу. Ничего не помогало, моя голова раскалывалась, желудок грохотал, а мысли были заняты Бэзилом. Я множество раз пыталась найти информацию о нём или об Аналогах, но все попытки были тщетными. Аналогов как будто не существовало, также как и никто с именем Бэзил (первым или вторым)[9] никогда не регистрировался ни на одном сайте ЕМ. Никаких записей в Аренах Развлечений, PlugIns, TopiClubs или в межличностном общении. Никаких историй покупок. Никаких записей о рождении с таким именем от пятнадцати до двадцати лет назад, и никаких Бэзилов в чатах Динозавров. Либо он ещё больший призрак-одиночка чем я, отчего у меня по позвоночнику пробегает дрожь удовольствия, либо же он соврал мне обо всём, и при мысли об этом я ощущала тошноту.

Чтобы отвлечься от мыслей о Бэзиле и о состоянии своего желудка, я достала свой новый Гизмо и в который раз попыталась ханкуть его операционную систему. Все мои предыдущие попытки завершились провалом. Вкупе с маскировкой это раздражало. Наверное, папина команда улучшила программное обеспечение и ни одна из старых программ Динозавров не срабатывала. Я пыталась улучшить старые программы и даже написала с полдюжины новых, с тех пор как папа дал мне аппарат прошлым вечером, но всё безрезультатно. После получаса тщетных попыток установить собственную операционную систему, которая позволила бы мне выключить мой локатор и отправлять Астрид спать по команде, я швырнула Гизмо через комнату в полном разочаровании. Он перелетел через комнату, упал на пол и переключился в режим невидимости. Никогда не думала, что скажу это, но я скучала по своему старому Гизмо.

Из своего укрытия Астрид прокричала: — Твоё семейное генеалогическое древо должно быть готово через час!

— Да замолчи ты, — прокричала я в ответ, но взглянув на часы на главном экране, осознала, что она права, и попыталась сконцентрироваться на своём задании.

Группы крови, её состав, коэффициенты интеллекта, остальные показатели пробегают по экрану, пока программа, которую я написала пробирается сквозь данные в поисках черт, которые я унаследовала от моих родителей и бабушек с дедушками. Я обнаружила все простейшие физические характеристики. Гены ОСА2 и SNiP дали бабушке Эппл и мне наши зелёные глаза. Строение ушей досталось мне от мамы и бабушки Грейс. Отсутствием красноречия я обязана дедушке Питеру. И ещё более сложные мультигенные характеристики персоналий, из которых я могла выяснить, почему, например, ни у кого из нашей семьи нет музыкального слуха или откуда у нас склонность к мышлению или застенчивость. Я прошлась по всем возможным мутациям болезней, которые были у моих дедушек и бабушек, лечились у родителей, и к которым я предрасположена. Но сколько бы раз я ни просматривала данные, я всё время натыкалась на мутацию хромосомы 16 FTO, которая никак не объяснялась.

Кто-то аккуратно постучал в дверь. «Входите», — ответила я, подумав, что это может быть бабушка Эппл, но когда дверь открылась, там стояла мама.

Она все ещё была в своем лабораторном халате с волосами, стянутыми в тугой пучок, но она успела снять свою обувь и прошла в мою комнату босиком.

— Ты сегодня рано, — сказала я, — сейчас только семь.

— Лёгкий день в лаборатории. — Мама опустилась на кровать рядом со мной. Она подняла руку, чтобы распустить волосы и позволила им рассыпаться по плечам. Так она выглядела намного моложе. И красивее. Я попыталась представить своих родителей влюблёнными. Бились ли их сердца быстрее, когда они думали друг о друге после первой встречи? Я чуть не рассмеялась вслух, представив мою маму, которая могла ощущать тот же беспорядок в чувствах, что и я.

— Помнишь, как мы играли в салон красоты, когда ты была маленькой? — спросила она, беря рукой локон густых волос и рассматривая его на предмет секущихся кончиков. — Я выглядела как сумасшедшая растрёпа, после того как ты поработала надо мной.

— Я не могла поверить, что ты так спокойно сидишь и позволяешь мне укладывать волосы, закалывать заколки и крутить хвосты на твоей голове.

— Я не слишком часто с тобой играла когда ты была маленькой, правда? — спросила мама со вздохом.

— У меня была бабушка Эппл.

— Над чем работаешь? — спросила она, указывая на мой экран.

Я напряглась; мне не хочется, чтобы она заметила мои трудности. Хромосома 16 и ген FTO были её первыми детищами. То, что она любила больше всего на свете, пока не появилась я. Её достижением была регулировка этого гена для создания ощущения постоянной сытости, чтобы человечество больше никогда не ощущало чувство голода. Так как человечество больше не тянуло к еде, синтамил окончательно вошёл в употребление. Это сделало её суперзвездой в научных кругах Единого Мира.

— Это карта сравнительной характеристики генов нашей семьи, — ответила я ей. — Она почти готова. — Я начала закрывать экран, но не успела.

— Постой. — Она встаёт, чтобы рассмотреть получше генетическую связь, над которой я трудилась последний час. — Это странно. — Она указывает на сомнительную последовательность. — Ты проверяла публичную базу данных генов для этой мутации?

9

 У них так водится; отчества нет, зато два имени