Страница 12 из 16
НОЖ КОЛДУНА применялся для срезания трав, а также для изгнания нечистой силы, снятия заговора и других магических действий.
Нож – проводник силы, которую колдун черпает из четырех стихий: Земли, Ветра, Огня и Воды. Считалось, что колдун, потеряв нож, утрачивает значительную часть своих магических способностей до тех пор, пока не сделает себе другой. Впрочем, он легко находил потерю, так как ощущал магическую связь с ножом. Если же этот символ колдовского ремесла присваивал непосвященный человек, его ждали беды и болезни.
Жека послушал, сделал выводы и объявил:
– Я ножик не трогал! Даже смотрел не очень внимательно.
– Да ты предатель, Евгений! – изумилась тетя Света. – Нож вы нашли вдвоем, а беды и болезни одному Алешке?
– Ладно, вот сейчас я заболею с братом за компанию. А про маму ты подумала?! Что ли, ей легче будет, если у ней два сына загнутся?! – возмутился Жека. Он легко покупается на розыгрыши, хотя сам большой обманщик.
Тетя Света нехорошо улыбалась:
– А, так ты ради мамы?
– Ради, – согласился Жека.
– Значит, подтверждаешь, что нож ты не находил?
Чуя подвох, Жека помялся и неохотно кивнул:
– Подтверждаю.
– В таком случае подарок достанется одному Алешке.
– Какой еще подарок?! – басом взревел Жека.
– Ценный, – безжалостно сказала десантная тетя. – Я еще не решила, какой.
Для Жеки это был потрясающий удар. Если, например, мне отрежут кусок торта с розочкой, а ему с листиком, розочка будет со слезами вытребована и в конце концов останется на блюдце, потому что Жека не любит крема. Он борец не за розочки, а за справедливость.
На клеенку часто закапало. Больной дул губы, готовясь зареветь в голос.
– Я надеюсь, это слезы радости за брата? – грозно поинтересовалась тетя.
Жека с шумом втянул сопли и подтвердил:
– Ага. Они самые.
Чтобы подсластить пилюлю, тетя предложила измерить Жекин рост. Он обожает эту процедуру. Стоит у дверного косяка, тянется на цыпочки, а его осаживают, и прикладывают к макушке линейку, и чертят на косяке карандашом. «Готово?» – спрашивает Жека. Отходит, придирчиво смотрит на карандашную черточку и замечает: «Чтой-то низковато. Маленький я еще».
Ладно. Тетя отметила его на косяке, написала: «Жека», число, год, и мы пошли в музей выставлять колдовской нож. Мне уже было не жалко с ним расставаться. Пускай люди смотрят.
Музей назывался: «Купеческая усадьба начала XX века» (а во дворе была еще «крестьянская усадьба» – перенесенная из брошенной деревни старая изба со всей обстановкой). Скучно, доложу я тебе, жили купцы. На первом этаже лавка с товарами, на втором комнаты. Мебель так себе, в основном сундуки да комоды. Из развлечений – самовар и балалайка. Безголовые манекены донашивали купеческие костюмы и платья с желтыми от старости кружевами.
Куда интереснее было в зале под названием «Народные обычаи, верования и суеверия». Я там не знал простейших вещей, как будто попал на другую планету. Скажем, вчера было седьмое июля, обычный день. А для наших предков – двадцать четвертое кресеня, праздник Ивана Купалы, которым закончилась русальная неделя.
В настенной витрине красовались вещи бурятской шаманки: бубен и рогатая шапка, обшитая монетками. При ходьбе они звенели, распугивая злых духов. Сама шаманка глядела со старинной фотокарточки. На шее у нее вместе с бусами в два десятка ниток висела крышка от консервной банки.
Разогрев над огнем бубен, шаманка плясками и заклинаниями вызывала духов, чтобы вылечить больного, наладить погоду или навредить врагам. Магия магией, но шаманы прекрасно знали целебные травы, умели соединять сломанные кости и останавливать кровь. Они появились в доисторические времена, а исчезли за несколько лет. Если бы шаманка просто лечила, без духов и плясок с бубном, ее, наверное, оставили бы в покое. Но без духов и плясок она не умела и за это погибла в лагерях. А бубен, шапка и фотокарточка достались тете Свете от ее правнучки.
Тысячу лет назад на Руси были похожие люди – мудрые волхвы и волхитки, служители языческих богов. Так же как шаманы, они занимались врачеванием и хранили древние тайны. В былинах волхвы предсказывают будущее и оборачиваются то волком, то соколом или мотыльком.
Потом Русь крестилась. Языческих идолов побросали в реки, а волхвы и волхитки со временем стали деревенскими колдунами и ведьмами, знахарями и бабками-зелейницами. Как и прежде, их ремесло обставлялось всяческой магией и просто выдумками. Пропало у коровы молоко – значит, ведьма его сдоила. Хорошенько разварив черную кошку, можно добыть из нее косточку-невидимку. Если горсть земли с того места, где дрались петухи, бросить между твоими врагами, они перессорятся.
Надзирал за этой компанией ведьмак – мрачная личность с хвостиком и двумя душами, человеческой и бесовской. Он делал много хорошего: лечил, находил потерянные вещи, оберегал народ от козней колдунов и ведьм. Некоторые видели, как на безымянных могилах он дерется с мертвецами и всегда побеждает. Но тех, кто его рассердит, ведьмак мог лишить зубов или зрения. Люди боялись одного его взгляда.
– А ты сама в это веришь? – спросил я тетю Свету.
– Нет, конечно. Это часть нашей культуры, образованный человек должен ее знать.
С ножом в руке тетя остановилась у витрины с оберегами, ладанками, расшитыми поясками, которые должны были охранять от нечистой силы. В углу стояла дворницкая метла. Половину витрины занимала сложная конструкция из горшков и трубок. В ней перегоняли ведьмовское зелье.
Жека сунулся к витрине:
– А метелка зачем?
– Помело. Летательный аппарат ведьмы. Действующая модель, – пошутила тетя, отвинчивая с витрины стекло.
А Жека углядел, что по бокам стекол нет, и засунул в щель руку, чтобы потрогать ведьмин летательный аппарат. Само собой, уронил. Иначе это был бы не мой отправленный на лечение брат, а кто-то другой. Падая, помело своротило с подставки горшок, и он вывалился тете Свете на ногу.
– Красивые витрины, а неудобные, – пожаловалась она, устанавливая Жеку в угол. – И пыль в них летит, и некоторые шаловливые экскурсанты трогают экспонаты.
– Это непедагогично. Если меня наказывать, я вырасту безынициативным, – заметил из угла шаловливый экскурсант. Он этих слов нахватался у детского психолога.
Тетя Света даже не взглянула в его сторону. Нож как самый ценный экспонат она повесила в середину витрины, подвинув для этого ведьмовские горшки. Попробовала, можно ли дотянуться до него рукой сбоку, убедилась, что нельзя, и стала приворачивать стекло на место.
– А дядя Тимоша… – начал я.
– Уже слышал про него? – не удивилась тетя Света. – Тимофей Захарович – очень сильный народный целитель, а все остальное – досужая болтовня. Он сам не говорит: «Я ведьмак». Правда, и не спорит, когда его так называют.
– А почему?
– Потому что больного легче вылечить, если он верит в чудо. В этом, кстати, один из смыслов магических заклинаний: колдун говорит непонятно, а больной думает: «Ну, этот все тайны знает!»
– А другие смыслы?
– Например, засекать время. Варишь лекарство и читаешь заклинание. Прочитал – готово, снимай с огня.
– И никаких чудес?
Тетя Света ответила не сразу. Отойдя от витрины, она полюбовалась ножом, перешла к фотокарточке шаманки и долго смотрела в ее черные глаза.
– А что такое чудеса? – спросила она и сама ответила: – То, что мы не можем объяснить. Для нее чудом был паровоз. Для нас – то, что деревенский дядя Тимоша ставит на ноги больных, от которых отказались врачи.
Я не заметил, как исчез Жека. Минуту назад он чинно-благородно стоял в углу. И вдруг из-за приоткрытой двери в соседний зал послышался вопль, и в то же мгновение зазвенело разбитое стекло. Мы с тетей бросились на помощь.
Жека сидел на полу среди осколков и ревел, посасывая сбитый кулак:
– Он первый начал!