Чужестранец

– А, вот и попался, разбойничье семя! – завопил Етон. – Алвада убил, лиходей, прямо в селе! Теперь не уйдешь, висеть тебе меж двух берез кверху ногами!

Мирко не отвечал, понимая, что любое слово теперь может привести только к удару без предупреждения. Оставалось одно: дождаться, пока явится этот Свенельд-воевода, которого так страшилась вся округа. И Свенельд не замедлил появиться, и Мирко сразу понял, кто здесь будет верховодить. От пристани шел в окружении трех воинов высокий и плечистый мужчина лет пятидесяти, без всякого доспеха, в белой вышитой рубахе и синих портах, но сапоги у него были не как у простого: ладно скроенные, с жестким голенищем и задником. На крепких руках блестели серебряные обручи, а поверх рубахи накинут мятель с серебряной массивной фибулой в виде крылатого солнца. Лицом он был похож на полянина, но все ж не полянин. Чем-то Свенельд напоминал дядю Неупокоя, особенно прической – бритая голова и клок волос на темени. Однако он и летами был младше дяди, и обликом живее. Серые глаза смотрели востро и живо, а губы играли в предвкушении новизны дела: ведь его главный здешний противник – разбойничий воевода Асмунд, и поимка кого-нибудь из его стаи была как нельзя кстати. Светлая борода и длинные усы добавляли облику Свенельда должной степенности, но все ж он мало чем отличался от разбойника.

– Меч брось, – были первые слова воеводы. Говорил он звучно, так что все слышали, но без напряжения.

Мирко нехотя бросил Мабидунов дар на полпути меж собой и Свенельдом, молвив при этом негромко:

– Прости, друг мой верный!

Свенельд услышал эти слова, слышали их и воины и, надо думать, оценили.

– Кто таков? Куда идешь и откуда? – продолжал Свенельд допрос, нимало не заботясь, чтобы поднять и осмотреть лежащий клинок.

– Мирко зовут, сын Вилко, из Мякищей, – отвечал мякша. – Коней на торг веду, продавать.

– Из Мякищей-то троих коней? – ухмыльнулся воевода и зорко глянул на Мирко. – Будет брехать-то! Тут и без коней-то едва дойдешь. И дорога оттуда вовсе не здесь лежит.

– Дело твое, воевода, – отозвался Мирко. – А только я правду сказал и путь свой рассказать могу, коли пожелаешь.

– Пожелаю, – ответил Свенельд. – Зачем Алвада порешил? Или не ведаешь, что бывает, коли в чужом селе без дозволения с открытым мечом хаживать будешь?

– Ведаю, – отвечал Мирко. – Только как прикажешь, воевода, себя оборонить, когда оружный человек к тебе с мечом подступит? Ты бы и сам не потерпел.

– Видали каков, – осклабился Свенельд. – Только я иначе мыслю: разбойник ты и вор. Асмунд твой совсем в лесу распоясался, давно укоротить пора. Вот с тебя и начну. Етон, видал ты, что тут было?

– Видал, как не видать, – выступил вперед Етон. – Я, Свенельд, в ночное ныне ездил, скопы от лешего оберегал, как обычай велит. Поначалу тихо было, а потом вот он, – он указал на Мирко, – будто оборотень, из темноты возник, к костру проситься стал. Только конь у него один был – белый. Где он остальных добыл, то один Чернобог ведает. Небось для своих дружков привел. Назвался правду молвить, как и тебе, воевода, да стал выспрашивать, что у нас да как. Я ему на это показал, как с такими любопытными добрые люди поступают, да жаль, не прибил сразу. Он обратно в ночь и уполз, вместе с псом своим шелудивым. А я пошел старосте нашему все поведать, что разбойные люди опять в лесах объявились. А нынче, глянь-ка, объявился. Дай, Свенельд, я его сам сейчас и порешу, а то ночью не успел…

– Пускай попробует, воевода, – дерзко молвил Мирко, хотя мечи Свенельдовых воинов упирались ему в бока – даже Пори испугался и лежал у ног, то ворча, то поскуливая, видя, что дело и вправду очень скверно. – Мне и меча не надобно, ножом одним обойдусь. Пусть Етон тебе покажет, как это он меня ночью уму-разуму учил, а уж там ты и увидишь, кто из нас лжет.

Все замолчали, услыхав такие речи, даже Етон опешил и уставился на воеводу: такой прыти от мякши он не ждал. Пальцы Етона нервно теребили черен меча. Свенельд сперва нахмурил тяжелые брови, а потом некое подобие улыбки появилось на его лице. Он глянул недобро на Етона, потом так же, не обещая ничего хорошего, на мякшу и сказал:

– А пускай. Божий суд так божий суд, он справедлив. Что, Етон, покажешь, каков ты молодец? Вот тебе и случай: не как корову его прирежешь, а в честном почти бою. Ну а то, что этот дурень себе вместо меча или топора нож выпросил, так это уж, видно, мозгами его боги обнесли.

– Да разве здесь, на дворе, можно? – растерялся опять Етон, не понимая, к чему клонит воевода. – Да прямо среди деревни, да еще и старосты нет. Да вот и Алвада еще не схоронили…

Про мертвеца, лежавшего тут же, и впрямь все позабыли. Он так и лежал, неуклюжий и неприкаянный, прямо в пыли, и смотрел в рассветное небо широко открытыми, злыми и удивленными глазами. Бесполезный меч его покоился рядом. Чуть дальше, меж убитым и Свенельдом, лежал на земле, блестя бесстыдно, словно с сознанием хорошо исполненной работы, меч Мирко. Кровь, смешиваясь с пылью, расплывалась на нем грязными разводами. Кровь вытекала также из раны в груди Алвада. Она испачкала его простую льняную рубаху и уже медленно капала на землю, оставаясь там ржавым пятном. Рот убитого был некрасиво открыт, обнажив кривые желтые зубы. Что и говорить, вид был не слишком приглядный. Но Свенельд не смутился нисколько, видно, знал цену Алваду.

– Мои люди приберут, – бросил он отворачиваясь. – К пристани пойдем. Пусть заодно и гости заморские потешатся.

Кто-то из дружинников остался. Мирко толкнули в спину, сказали: «Ступай!» Он было хотел сказать про коней и его меч, но меч уж поднял плечистый русоволосый парень, оглядел быстро, полюбовался, сорвал пук травы у изгороди, отер клинок и пошел вслед за воеводой. Мирко отстранили от Белого, взяли коня, тоже повели следом. Белый не упрямился и не злился, но поглядывал на Мирко, спрашивая: «Когда ж это кончится?» Так же вели вороного и гнедого. Пори жался к ногам мякши и скалился, но рычать и лаять не смел.

Весь отряд прошествовал к реке. Шли в молчании, ибо молчал и воевода. Воины с интересом посматривали на Мирко: откуда это, дескать, такой объявился? Все, должно быть, знали, что Етон – боец никудышный, но даже против такого, не ведая толком, на что он способен, лезть с одним коротким ножом против настоящего ратного меча было неосмотрительно. Наконец вышли к пристани. Земля там была утоптанная, плотная, без травы. Свенельд остановился посредине ровной площадки между наклонной улицей и пристанями.

– Здесь и станете биться, – указал он. – Мои люди кругом станут. Если удумаешь нож метать, тут же и сам с жизнью расстанешься, – обратился воевода к Мирко. – И собаку привяжите, сорвется, не ровен час. А ты, – сказал он Етону, – сейчас нам и покажешь, каков боец. А то я и не видал тебя в деле-то ни разу. Поборы выколачивать ты горазд, а теперь мечом удаль свою докажи.

– Свенельд-воевода, дозволь я сам пса привяжу, – решился попросить Мирко. – Не дастся ведь он никому в руки, только переполоха наделает. А твои воины умелые убьют, да пропала собака. А что я без такого помощника в пути делать буду? Лесному человеку без собаки нельзя.

– Привяжи, – кивнул воевода. – Вон у пристани столб врыт. Глядите только, – наказал он своим, – чтобы он в реку не кинулся. Знаю я этих мякшей – им и вешняя вода, что молоко парное.

Под зорким присмотром воинов Мирко отвел Пори к пристани и привязал накрепко к глубоко вбитому в землю столбу, приласкал собаку. Пори заскулил сразу, как только хозяин отошел от него, залаял, заскреб когтями, стал рваться с привязи. Воины зорко следили за ним, не приближаясь сильно, но и не отставая. «Ишь, почет какой воздают, – злорадствовал про себя Мирко. – Неужто думают, будто я ножом любого из них, в броне, положить могу?» Смеяться, впрочем, можно было сколько угодно, да дело оставалось прескверно, до смерти был один шаг. И Пори скулил очень уж жалобно.

Народу меж тем прибыло: подошли деревенские – все больше полешуки, взрослые мужчины и старики. С причала – люди, каких Мирко прежде не видал: кожа светлая, волосы желтые, глаза голубые да серые, но такие светлые, будто их водой разбавляли. Одеты незнакомцы были как купцы: сапоги высокие, пояса богатые, рубахи с незнакомой вышивкой. Один вышел в одной овчинной куртке-безрукавке, видно, так и выскочил с корабля – на потеху. На груди у молодца висел оберег – серебряный кузнечный молот на цепочке. На вид – купцы, а статью – воины. Мирко не удивился бы, если б вдруг на их поясах появились ножны с мечами и эти люди схватились бы каждый с тремя Свенельдовыми ратниками, да и побороли их.