Чужестранец

– Что тут скажешь, – не отнимая руки от лица, мягко ответила она. – Оно, конечно, не по правде будет. А кто сейчас по правде живет? Хозяин небесный, он все видит. Коли правы – помилует, неправы – накажет, чтобы впредь неповадно было… Хилке сказывали, добры молодцы?

– Да, – заговорил не проронивший до сих пор ни слова Ахти. – Она согласна. А еще мы так решили: если через год Антеро домой не вернется и у нее самой охота не пройдет его искать, уйдет она туда, куда и он подался. Мирко сказывал, в мякищенских краях народу не много, а уж каждого нового человека и подавно помнить будут. И я с ней пойду, сопроводить.

– Ишь, хитрецы, – грустно глядя на него, улыбнулась женщина. И тут Мирко понял: ей давно известно – да и не ей одной, – что для Ахти Хилка не просто подружка и не просто двуродная сестра. Она видела все, но при Ахти не выдавала этого. И, должно быть, один только Ахти не подозревал о том, что тайна его – и не тайна вовсе.

Наступила тишина. Стало слыхать, как где-то скрипит колодезный ворот, квохчут куры, переговариваются люди. Кууси поглядел на людей круглыми карими глазами, положил умную морду хозяину на колени: «Что пригорюнился?»

Йорма почесал пса за ушами.

– Прохладно стало. Пойду, рубаху надену. – Он встал, расправил плечи, обвел всех взглядом и молвил утвердительно: – Будет горевать-то. Антеро жив-здоров, болото уж миновал сейчас. Хилке непотребства над собой учинить не дали да успокоили. Бусина волшебная – пусть волшебная, коли Тойво-покойнику так угодно было, – хорошего хозяина нашла, не пропала без дела. Глядишь, старик и не прогневается. Завтра же поутру пойду, требу ему положу. А если на сходе все обойдется, то и вдвое спасибо, Мирко Вилкович, что уважил, что участие принял. Теперь тебе к Виипуненам ворочаться надо. А после схода еще увидимся.

– Не благодари пока, Йорма Тойвович, – поклонился старшему мякша. – После все. Тебе спасибо, что со двора за такие мои речи не погнал.

– Будет тебе виноватиться, молодец, – молвила Кюлликки. – Ступай, не тревожься. И тебе, Ахти, спасибо, что друга не кинул, дорогу не заступил.

– Спасибо, тетя Кюлликки, – сказали Мирко и Ахти в один голос.

– Ступайте, не то припозднитесь! – наказал им Йорма. – Свидимся еще.

Мирко и Ахти пошли со двора. Путь их шел все по той же главной улице, сбегавшей к озеру. По середине дороги тянулись вдоль два желоба, шириною как раз чтобы входило колесо телеги. Между желобами вершков сорок или немного меньше. Говорить было больше нечего, оставалось ждать, когда позовут на сход, и Мирко просто так спросил:

– Отчего желобки такие по дороге? Для телег?

– Для них, – подтвердил хиитола. – Это дела древние. Говорят, это вольки еще завели, а другие отказываться не стали. Вот и пользуемся.

– Ага. А этот самый Рейо Лахтинен, которого Йорма Тойвович все поминал, это не тот ли старик, что мы на поле с внучками повстречали?

– Тот самый. Он в селе человек уважаемый, даже старостой был.

– Странный он, однако. А еще со мной о чем-то говорить хотел. Он и вправду такой грозный да праведный, как Йорма расписал?

– Не простой, да, пожалуй, – полуутвердительно произнес Ахти. – А так ты его не бойся. Вот ему-то первому все сказать и надо было. Жаль, не успели за всем. По молодости он по разным краям ходил, может, и у вас был.

Продолжив путь в молчании, к дому Виипуненов они явились точь-в-точь вовремя: Крета и Тиина уже принялись собирать на стол для вечерней трапезы, а баня была готова принять уставших работников. И работники были уже здесь: по переулку вышагивал Юкка, ведя в поводу гнедую, тянувшую телегу с сеном и инструментом. А позади, ведя еще двух лошадей, шли усталые поденщики – сегодня они успели много. Девушки-работницы уже разошлись по домам, а парни сначала обиходили коней, задали им корму и, распрощавшись с хозяевами, тоже ушли.

Кони хозяйские и приведенные Мирко поначалу косились друг на друга, прядали беспокойно ушами, а потом принюхались и замирились, стали есть из одних яслей.

Баня, как ее делали хиитола, была сухой и горячей, сидеть в ней можно было долго, рассуждая о том о сем. Потом выходить в предбанник, окунаться в огромную бадью с прохладной водою, пить квас, переводить дух и снова возвращаться в сухой, щекочущий ноздри жар.

Разговор опять пошел про погоду, урожай да пути-дороги с юга на север и обратно. Меж тем все находились в ожидании, и все знали, чего ждать: не каждый день уходили из Сааримяки люди, не каждый день топились в колодце молодые пригожие девицы, да еще и в зажиточной семье. «Вся деревня небось судачит про Хилку да про Антеро. И Ахти, знамо, достается, да и всех Суолайненов в десятом колене поминают, и всех Виипуненов. Одно интересно: большаки только сойдутся или все село созовут? Быстрее все же на всю деревню суда не будет – если разве большаки на узком совете между собой не договорятся».

Большаком в роду Виипуненов был дядя Юкки, Матти Виипунен, как успел Мирко узнать у Ахти. Кем был старший у Саволяйненов, к роду которых принадлежала Хилка, мякша так и не услышал. Едва вышли они из бани, мокрые еще, красные, вытираясь длинным узорчатым рушником, как с околицы послышался чей-то хриплый голос:

– Юкка, ты дома, что ли?

– Дома, сейчас иду, – отвечал хозяин и пояснил негромко: – Это Хейкн Саволяйнен прибыл, большак он у них. Пойду разузнаю, зачем пришел.

Но все и так поняли зачем. Тиина сбегала, принесла отцу чистую рубаху, и он направился встречать пришедшего. Пока Ахти и Мирко одевались, они могли слышать происходивший разговор.

– Доброго вечера тебе, Юкка, – пробасил старший Саволяйнен. – Ведаешь, зачем мы пришли?

– И тебе доброго вечера, Хейки, и тебе, дядюшка. Как не смекнуть? Сход собираете?

– Ага, и наш дедушка Матти пришел, – шепнул Ахти. – Сейчас нас выкликать будут… Хоть бы поужинать сперва дали, – с досадой добавил хиитола.

– Собираем, – раздался скрипучий стариковский голос Матти Виипунена. – Токмо не все печище, а одних большаков.

– Что ж от меня надобно? – для порядка спросил Юкка.

– Немного, братан, – отвечал Матти. – Дело-то известное. – Про Антеро Суолайнена судить будем. Для того нам твой Ахти надобен, а еще молодец тот, что с ним пришел, Мирко Вилкович.

– Ахти – это мне пояснять не требуется, – вежливо, но твердо отвечал Юкка. – А гостя вам на что? Какое ему до всего этого касательство?

– Ты, Юкка, меня не первый день знаешь, – загудел сызнова Хейки. – Все село уже прознало, а ты словно родился сейчас. Брось ты присловья всякие, не прежние времена…

– Жаль, – прервал его Юкка, несколько раздраженно. – Что сказать? Гость он, человек вольный. Позвать – позову. Захочет – пойдет с вами, а нет – и суда нет.

– Не пойдет, так приведем, – усмехнулся бас.

– Ты, Хейки, руками махать погоди, – урезонил его Матти на правах старшего. – Те времена, не те, а гость гостем и останется. И ты, Юкка, то ж, ровно гвоздь, что в каждую дыру воткнуться норовит: чего вздоришь?

– Вздорить нечего, – ровным уже голосом согласился Юкка Виипунен, – а дом свой обесчестить не дам. Парень вежливый, не жулик какой. Ахти я сегодня по двору работы задал, так гость моему олуху помогал во всем. И еще, – добавил он. – Ты, Хейки, хоть и здоров не в меру, а парень-то с севера один пришел и девять коней в поводу привел. Один с конями в такой путь не забоялся,..

– Так что? – самоуверенно хохотнул Саволяйнен.

– Так и тебя не забоится, – поучительно сказал Юкка. – Я тебе, Хейки, не грожу, а так, подумать советую. Тебе еще на сход идти, там пригодится.

– Ладно, – засопел Хейки, видно, не найдя, что возразить. – Время не терпит. Зови обоих. Дело долгое будет, чую.

Парни были уж готовы, когда Юкка, высунувшись из-за угла избы, поманил их своим длинным гуслярским пальцем:

– Подите сюда, парни. Вижу, знаете, зачем зову, да и слышали все. Тебе, Ахти, не пойти никак нельзя, знаешь. А ты, Мирко Вилкович, сам решай, вольному воля. А ежели что, я поденщиков своих мигом кликну, они ребята дюжие.