Древняя кровь

Мычание сменилось стоном. Больно человеку, очень больно. Пытается себя сдержать, а не получается. Краем глаза Александр увидел, как втянул голову в плечи лысый Витек. У Кости, наоборот, глаза заблестели, даже плечи расправил. Насколько веревка позволила. Наслаждается он чужой болью, что ли?!

Нет, не похоже. Удовольствия не чувствуется. Скорее гордость какая-то. Значит, сообразил, что кому-то из наших досталось.

— Шурик, давай сюда! — послышалось из-за двери. Что-то там действительно серьезное. Но и этих без присмотра бросать не хочется. Александр пошарил взглядом по комнате, нашел брошенные кляпы, поднял, отряхнул от пыли.

— Ну что, ребята, поскучайте пока что. А вот говорить вам незачем, — Кляпы вошли на прежнее место. Между зубов. — Подумайте, вернусь — разговор продолжим. Старик всё, что надо, узнал, а у меня еще несколько вопросов есть. Так сказать, в частном порядке, без протокола.

Веревки проверить надо. На совесть вязали, да и умело, ничего не скажешь, но всё-таки, мало ли что… Нет, пока ничего. Пока — потому что через полчаса, не позже, надо будет ослабить. Перестарались ребята под горячую руку.

— Шурик, ты где застрял, твою в конюшню!.. — Выскочил из комнаты, рванул дверь соседней.

Знакомая, до боли знакомая картина. До своей боли и до чужой.

Камуфлированный костюм когда-то был светло-серым с голубоватыми и синими пятнами. Бурый цвет в зимней маскировке применяется редко. Сейчас каштаново-коричневые и темно-багровые пятна расползлись по штанинам так, словно кто-то решил перекрасить одежду, да не успел. Зато на лохмотья когда-то прикрывавших живот, светлых участков не осталось совсем. Приглядевшись, понял, что сначала рвали чем-то не слишком острым, а затем полосовали ножом.

Память горячо толкнулась в голову и отступила. Действительно, не время сейчас для воспоминаний. Работать надо.

— Смени Мишу, он выдохся. — Николай Иванович коротко мотнул головой, указывая место около раненого. Руки были заняты — держали голову стонущего парня, легко массировали лоб и виски. Двое ребят в пятнистом приложили свои ладони к рукам товарища, еще один растирал босые ноги. Долговязый Михаил водил кончиками пальцев по бинтам на животе. На свежей повязке краснели два небольших пятна — слева под ребрами и справа, почти у бедра.

— Что делаем? — Александр обошел вытащенную на середину комнаты кровать. Встал так, чтобы не мешать остальным. Потер ладони, покатал между ними невидимый горячий шарик. — Я готов.

— Снимай боль и поддерживай. Кровь мы остановили, но он потерял много. Ежовый корень, Ильи нету! Придется как получится. — Иваныч закрыл глаза, словно к чему-то прислушивался. — Так, левую руку меньше. Левую, сказал, сено-солома! Ноги нормально. Саша, взялся?

Пальцы легли на белые полосы, под которыми пульсировало чужое страдание. Дрожат пальчики-то! Учился Александр боль снимать, у того же Иваныча и учился. И еще раньше, у капитана своего, светлая ему память. Даже применял. Только не в таких тяжелых случаях. Когда голова у кого-то болит или даже зуб — это одно. Когда две раны…

— Миша, уходи! Уходи, с тебя хватит!

Тут же на руки словно кандалы надели. С гирями — по пуду на каждую руку. Александр пошатнулся, пальцы дрогнули, но на живот не надавили. Даже странно как-то. Через несколько секунд тяжесть прошла, осталась ноющая боль и покалывание. И еще — чувство чужого тела. Ого! Это на животе дырки маленькие. Из спины клочья мяса выдраны, а что в кишках творится, лучше бы не заглядывать. Хотя надо. Иначе будет хуже. Хорошо еще, что ни печень, ни почки не задеты.

Серьезно парню досталось. Винтовка или карабин. А может, и «Калашников» — старенький, калибра семь шестьдесят два. Видели такие дырки, и не раз. Только почувствовать пока не доводилось. К счастью.

Ого! Никогда бы не подумал, что это столько силы потребует. Не то чтобы сразу выдохся, но уходит много, как в ванну без пробки. Как только Мишка выдерживал?! А ведь он еще этого паренька откуда-то тащил. Ну, пусть даже не один и не на себе, но снимал-держал сам. Под такие дела он никого не подставляет.

Боль и слабость под руками словно стремились переползти на свободное от посторонних место. Вот почему Михаил пальцы передвигал. Заткнешь одну дырку — тут же в другом месте прорыв. Нет, это не ванная. Это решето, в котором надо воду нести. Не воду — кровь! А ведь еще и ребята поддерживают. Что-то здесь неладно. Не просто пули навылет прошли. Или не они одни.

Под бинтами словно что-то толкнулось. Раз. Второй. Мелко задрожало и перекатилось. Пронеслась горячая волна.

— На ногах — хватит! Просто держи… — Голос Иваныча был хриплым, словно в горле у старика пересохло давно и основательно. — Миша, если можешь, пот мне вытри. Мешает. Ну… Господи, благослови!

Пальцы обожгло, на мгновение потемнело в глазах. Потом всё стало нормально. Действительно всё. И сила не вытекала неизвестно куда, и боль перестала кочевать. Остались ровные горящие трубки вокруг пробитых в теле каналов, под красными пятнами — и всё. Что-то стукнуло о пол.

Иваныч не упал, только опустился на колени, ухватился за изголовье. Глаза так и остались закрытыми. Под ними четко выделялись темные пятна. Четко — потому что лицо бледнело и вытягивалось. Старика подхватили сразу несколько рук.

— Это ничо, это щас пройдет. — Голос был еле слышен. — Вот только… Посплю… Маленько…

— Я тебе посплю! — Михаила самого шатало, когда он начал приподнимать учителя. — Я тебе не дам спать, старый ползучий крендель!

— Мишка! — Узловатый палец приподнялся и вяло качнулся. — Знаешь, что… и куда… вставлю?

— Вот это другой разговор! Вот теперь верю, что пройдет! Но спать все равно не дам. До рассвета — точно. Забыл, что вокруг делается?!

— Не забыл. А вы на что? Всем войском… одного старика… не укарау-у-у… — Фраза завершилась отчаянным зевком. — Сил же нет. Шибко много всего нынче было. Не те годы… Ну дай же хоть вздремнуть!

— Гриша, Мосол! Деда на диван! Держите вокруг, не укараулите — всем ерша вставлю и не выну! Ясно?!

Никто не ответил. Да и грозил Михаил больше для порядка и дисциплины. Все в этой комнате были учениками старого ведуна. Всем всё было ясно.